Балаустион

– И ахейцев в придачу, – быстро вставил шпион.

– Чудеса, да и только! Фебид, наверное, описался бы от счастья, а сопляки Агиады тихонько сидели бы и хихикали в кулачок. Потом, когда римляне вернутся, они, конечно, накажут виновных. Но кого – разве Агиадов? Нет, это ведь Эврипонтиды науськивали народ, Эврипонтидам и отвечать. Умно, просто до омерзения умно, клянусь ослиной задницей!

– Как ты полагаешь, господин Анталкид, быть может, подобным образом царь Эвдамид намерен бороться с Павсанием, который вот-вот вернется в город? – осторожно спросил Леарх. – У заговорщиков-то, похоже, ничего не выходит с убийством…

– Я знать не желаю, для чего он это делает! – затряс щеками эфор. – Нельзя допустить, чтобы римлян изгнали из города, в любом случае. Сенат принимает решения медленно, он занят мировыми проблемами, что ему за дело до далекой Спарты! Когда-то у него дойдут руки, чтобы прислать в Грецию нового представителя? Через год? Полтора? Не-ет, за это время может произойти много неприятного, в том числе и для нас с тобой, дружище Леарх. Клянусь Эриниями, необходимо расстроить план Агиаденка!

Леарх согласно закивал головой, преданно посмотрел на эфора и позволил себе мягко заметить:

– Но ведь еще не настало время, чтобы открыто выступить против Агиадов, господин Анталкид…

– Открыто – нет, – согласился эфор, на некоторое время замолчал, задумчиво поскреб ногтем пятнышко в расстеленном на столе свитке. Затем поднял голову, задорно улыбнулся. – А если нам просто предупредить несчастных юношей, тех, кого наш бессердечный правитель решил сделать жертвами своего политического упрямства?

– Как? – искренне удивился Леарх. – Ты даже не хочешь превратить эти сведения в ловушку для врагов, господин эфор? Клянусь небесами, ты – святой человек!

Анталкид беззвучно засмеялся, колыхая вторым подбородком.

– Я не святой, дружище Леарх, а просто толстый и ленивый. И предпочитаю не затевать сизифовых трудов там, где можно ограничиться легким толчком. Тем более что подготовка ответной интриги – занятие не только трудоемкое, но и опасное. Кому я должен сообщить о готовящемся заговоре, если злоумышляют сам царь и стратег-элименарх? Нет, конечно, можно поговорить с Фебидом, со Скифом, привлечь стражников Дорилая, подготовить тайную засаду на известном нам месте предстоящего преступления… Не исключаю даже, что с помощью Эврипонтидов из этой истории можно раздуть скандал, который стоил бы Эвдамиду трона. Вот только… зачем все это? К чему это приведет? Кто у нас следующий наследник по линии Агиадов? Демонакт, младший братец покойного царя Агиса и попутно полемарх Мезойского отряда. И этого-то волчару – в цари? Нет, благодарю покорно, я предпочитаю играть в игры с мальчишками. Тем более что они, призываю богов в свидетели, мне вовсе не враги. Мы с ними всего лишь немного расходимся во взглядах относительно будущего Спарты, и мой долг, как старшего и более опытного, – деликатно исправить ошибку молодых. А вовсе не бить их за эту ошибку дубиной по затылку.

– Преклоняюсь перед твоим гением, господин Анталкид! – Леарх восхищенно покачал головой.

– Авоэ, мой верный друг и помощник, – снисходительно улыбнулся эфор, – итак, не будем мудрить, а лучше поищем преданных и неброских людей, которые уведомили бы несчастных юношей о грозящей им опасности. Причем предупредить их они должны перед самым покушением, чтобы у господина элименарха не было времени придумать новый план. Уверен, у нашего любезного Мелеагра имеются на примете подходящие верные люди.

Леонтиск сидел в комнате Аркесила. Друзья и сам царевич часто навещали больного, но афинянин отдавал другу все свободное время, развлекал его беседами, заботился о нем так, как будто был виноват в произошедшей трагедии. Меж тем Аркесил чувствовал себя неплохо, если можно сказать подобное о человеке, лишившемся половины ноги. Но, по крайней мере, нагноения – частого спутника подобных увечий – не произошло. Душевное состояние покалеченного олимпийского героя тоже начало приходить в норму, в чем, без сомнения, была немалая заслуга Леонтиска. Единственное, о чем теперь беспокоился Аркесил (по крайней мере, единственное, о чем он говорил вслух), это каким образом и в каком качестве он теперь сможет служить в армии. Путь в гоплиты был ему, разумеется, заказан. Друзья утешали товарища возможностью подыскать службу на коне, тем более что он смолоду питал страсть к лошадям и скачкам. При этом не обсуждался тот факт, что конницы как таковой в Спарте не существовало. Лакедемонская армия состояла сплошь из тяжеловооруженных пехотинцев-гоплитов, а вспомогательные конные отряды набирались только в военное время для участия в походе. Впрочем, во все времена при войсковых командирах существовал штат конных курьеров – не последняя должность для начала военной службы, даже для сыновей аристократов. Левкрит, новый лекарь, нанятый теткой Аритой, посоветовал Леонтиску как можно скорее изготовить для Аркесила ножной протез, чтобы тот мог ходить и возобновить воинские упражнения. Это, по мнению врача, должно было вернуть пострадавшему молодому воину стремление к жизни и изгнать из его головы угнетающие мысли о собственной неполноценности.

Когда Эвполид вошел в комнату, Леонтиск с помощью куска шпагата и портняжного угольника как раз делал обмеры для будущего протеза. Доктор Левкрит, в свои сорок с чем-то казавшийся ужасающе молодым после древнего как мумия Агамемнона, длинными ножницами вырезал из тонкого полотна бинт для следующей перевязки. В воздухе стоял резкий дух болезни, состоявший из ароматов лекарственных снадобий, запаха пота и ауры боли. Точно такая же атмосфера наполняла и соседнее помещение, где лежал царевич Орест, тоже начавший выздоравливать.

– Помочь? – нарочито бодрым тоном осведомился Эвполид. Он выглядел слегка помятым, только что вернувшись в особняк Эврипонтидов после встречи с Софиллой.

– Подержи его за ноги, чтобы не брыкался, – пошутил Леонтиск. Аркесил лежал совершенно неподвижно.

– Лучше закрой ему рот ладонью, – попробовал улыбнуться Аркесил. – Он меня уже извел своим ехидством.

– Нет, ладонью боюсь, – поддержал тон Эвполид. – Он же Львенок, откусит руку – придется ложиться рядом с тобой. Царевич на лекарствах и бинтах разорится.

– Кстати, о царевиче, – Леонтиск закончил измерения и нанес на листок пергамента последнюю пометку. – Какой материал хочешь для протеза, дружище Аркесил? Пирр сказал – можешь не церемониться, заказывать, что хочешь.

– О! Тогда проси из чистого золота, – посоветовал Эвполид. – С инкрустацией из драгоценных камней. Клянусь трезубцем Посейдона – все, кто с двумя ногами, будут страшно тебе завидовать. Я – в первую очередь.

– Глупости! – поморщился Аркесил. – Пусть будет из простого дуба. Главное, чтобы попрочней и… побыстрей.

– Торопиться некуда, – подал голос лекарь Левкрит. – Протез можно будет приладить не раньше, чем рана окончательно зарубцуется и заживет.

– Все равно, пусть сделают скорее, – упрямо сказал Аркесил. – Буду глядеть на него… и привыкать.

Когда друзья-афиняне, пожелав Аркесилу спокойной ночи, наконец вышли из его комнаты, Эвполид подступился к Леонтиску, приготовившись долго и многотрудно ломать его сопротивление, и выглядел несказанно удивленным, когда тот сразу согласился придти на завтрашнюю встречу с сестрами.

– Неужто яйца наконец-таки заломило? – облегченно вздохнув, с любопытством поинтересовался сын Терамена.

– Наоборот, – вздохнул Леонтиск. – Хочу сказать Корониде, чтобы поискала себе другого. С моей стороны нечестно скрываться от нее, лучше сказать все сразу.

– Ты что, с ума спятил? – с сожалением поглядел на друга сын Терамена. – Такая красотка…

– Я понял, что люблю Эльпинику, – сказал Леонтиск, глядя в сторону, словно стыдясь. Затем покачал головой, поднял глаза на товарища. – По-настоящему люблю. И не хочу никого другого. Эх, тебе этого не понять, жеребчик…