Балканский венец

Опустил старейшина голову в знак того, что понял сказанное.

– Куда пойдете? – вдруг спросил пришелец.

– На север, а потом на запад. В Срем пойдем, к венграм.

Усмехнулся пришелец:

– Османов решили поменять на маджар? Думаете, лучше они?

– Наши туда уже ходили. Говорят, вроде венгры всех принимают, им нужны воины, много воинов.

– Если и воевать, то только под знаменами Джирджиса, таков мой вам совет. Османы забирают душу вместе с жизнью, а маджары – только душу.

Снова старейшина склонил голову в знак того, что слышал и это.

– Ты-то сам что будешь делать, Велибор?

– Здесь останусь, на горе этой. Турок подожду. Есть у меня до них дело.

– Как же ты? Против своих…

– Свои они мне или не свои – это пусть там решают, – указал пришелец пальцем вверх. – Или там, – указал он вниз. – Я только должен устроить им встречу.

И увидал тут старейшина, что ногти у оборотня длинные и острые, не как у человека, а как у зверя, которому тот был подобен, а глаза светятся зловещим красным огнем, изнутри идущим. И стало старейшине не по себе, а и видел он за долгую жизнь свою всякое. И понял, что не с человеком говорил он ныне.

– С нами не пойдешь? – спросил он, хотя и не был уверен, что нужно это спрашивать.

Покачал головой нелюдь:

– Мертвые с мертвыми, живые с живыми. Не по пути нам. Да и сильно вам я сдался. Тут посижу, подожду.

– Лазутчики доносят – дорога войском запружена, все идут на Београд. Жарко там будет.

– Скоро ли ожидать их тут?

– Да завтра и ожидать.

– А не знаешь ли, дед, кто там идет?

– Да чего ж не знать-то? Первыми едут конники ваши…

Стремительны акынджи, налетают они на врагов быстрее, чем сокол на цаплю… Кха! Только знал Урхан-ага, что толку никакого нет от них на поле брани. Все выигранные сражения выиграны были янычарами и пушками, все проигранные – проиграны конницей. Только и хороши башибузуки, что баб портить да крестьян грабить. У Якуба было сердце башибузука, как попал он в янычары? Всадников Урхан-ага не боялся.

– А следом за ними?

– Следом пушки везут, большие пушки…

Пушки… Они царили на полях сражений. Урхан-ага видел, как крошили они в песок стены Истанбула, как будто были то не мощные камни, а черствая урманица. Но в горах пушки были бессильны, а на дорогах таких становились они обузой. Их он тоже не боялся.

– Дальше кто?

– Следом идет ваш брат-янычар…

Кха! А вот с этими мы и поговорим…

– У вас будет время уйти подальше, но не более одного дня и одной ночи. Больше не обещаю. Управитесь?

– Есть ли у нас иной выход?

И опять наступило молчание.

– Останешься тут? Один? Может, помощь нужна?

– Да уж как-нибудь сам управлюсь. Идите.

– Как же ты на гору их заманишь? Мимо не пройдут?

– Не пройдут, кха! Раз уж помочь вызвались, принесите мне сюда девять тел янычарских из деревни, пять ручниц и пороха на десять выстрелов из каждой. Больше не надо. Остальное возьмите себе, пригодится.

– Сделаем. Может, броню какую тебе принести?

Усмехнулся Урхан-ага:

– Нынче железо мне без надобности. А вот хорошо бы дорогу завалить при съезде с горы – всадников это остановит на время. А когда следом за ними на дорогу вывезут пушки, хорошо бы подстрелить пару лошадей – пусть упадут пушки с обрыва, хуже не будет.

Кивнул старейшина. А сам нелюдь отвернулся, ибо сказал уже все слова. Но перед тем как уйти, все же обернулся старик Драган:

– И, это… Ты прости нас, Велибор, но Смиляну мы тебе отдать не можем.

Встрепенулся тот, но ничего не ответил, хотя и видно было, что слышит.

– Ее теперь замуж все равно никто не возьмет… После того как она с тобой была… Подпортил ты нам девку. Но мы не виним тебя, хотя это и против законов Божьих – она дочь сестры твоей. Это судьба. А уж как она радовалась, что первой узнала тебя…

Обернулся Урхан-ага, и увидали они наконец, что лицо его может отличаться от камня.

– Держите ее крепче! Свяжите, если нужно. И не пускайте никуда. Увезите с собой далеко, чтобы не смогла вернуться. Да скажите, чтоб забыла про меня.

– Мы выполним просьбу твою, Велибор из рода Тримановичей. Да поможет тебе Бог и… сам черт, если вы с ним побратимы.

Опустился пришелец на колени, и старик перекрестил его да поцеловал в лоб. Больше говорить было не о чем, да и ни к чему. Каждый шел своей дорогой.

На другой день с первыми петухами потянулись по тропам люди со скарбом своим и вереницами скотины. Уходили от верной смерти селяне из окрестных деревень, никто не хотел себе и семье своей участи тех, кто жил в Радачевичах. Собирались наспех, брали только самое ценное и нужное, что сами могли донести да на лошадей с ослами навьючить, ибо закрыты были для них дороги, идти пришлось горными тропами, где не проехать телеге. Столько было страшных вестей за последние дни, что люди ни о чем другом и думать не могли, как только о брошенном хозяйстве да об опасности, что подстерегала их со всех сторон. Потому про то, что творилось в тот день в Чертовом городе или Зубах шайтана, как называли эту гору проклятые нехристи, никто доподлинно не знал. Лазутчики засели на соседних склонах, но и они видели не все, а потому и рассказывали по-разному. Но даже то, что дошло до людей, быстро стало легендой, ибо было оно жутко и чудесно.

Говорят, что следующим утром въехали передовые турецкие всадники в разоренные Радачевичи, и открывшаяся картина тоже не очень порадовала их. На выезде же из деревни, на той дороге, что вела к Чертову городу, возвышалось три кола, и на них насажено было по янычару. Устремились турки по этой дороге и увидали далее еще три таких же кола. Очень быстро добрались они до того места, где дорога, петляя, взбирается на склон горы, и там открылась их взору та же картина. Тогда разозлились турки, спешились и полезли на гору. Более живыми их никто не видал.

Но то были только лазутчики. Вскоре подъехали и другие всадники, много всадников. Они спешились и тоже полезли на гору. Встретили их оттуда залпы из ручниц, тела остались лежать на склоне. Остальные же отползли подальше, ибо не знали, сколько врагов ждет их на вершине. Думали они, что это хайдуки, но точно про это знать не могли, ибо все янычары из деревни убиты были янычарским оружием и такими ударами, которые наносят сами янычары. Да и слух о бунте в семнадцатой орте уже, видать, достиг ушей их. Наконец решили они выслать отряд наверх, только шел он по лощине да хоронился в кустах. Но выше по склону они были встречены тем, кого сложно назвать человеком. Зазвенела сталь. Делал он один шаг к вершине – и за каждый такой шаг один из его врагов падал мертвым, зарубленный, до вершины же оставалось еще много шагов. Та же судьба постигла и второй отряд. Они никогда не были хорошими воинами. Солнце раскалило камни, густо политые кровью. Никто из тех, кто ушел наверх, не вернулся.

Тогда решили всадники действовать по-иному. Собрались они обогнуть гору по дороге и зайти к «шайтану» – так они его прозвали – в тыл. Однако и в сем не преуспели они, ибо по наказу старейшины завалили мужики дорогу за гору, и не было там проезда, кучу же из больших камней и стволов вековых буков разбирать было до вечера. Сунулись было всадники по окрестным деревням, только те были пусты. Тогда снова спешились они и решили обойти гору пешим ходом. Дошли до другого склона, но тут земля провалилась у них под ногами, клубы ядовитого дыма вырвались из недр и поглотили пришельцев. Не было им хода на вершину – кроме того, на котором ждал их он.