Баллада о Розеттском камне
Шрифт:
(«Не шалю, никого не трогаю, починяю примус… и еще считаю долгом предупредить, что кот — древнее и неприкосновенное животное».
И хочу вам ненавязчиво указать, что женщина — это древнее и неприкосновенное…)
— Вы создали аварийную ситуацию на Колхозной площади, — появился вновь милиционер.
— Как?
— Так! Вы бы послушали, в каких выражениях о вас дежурный с того перекрестка отзывается! Почему поехали на красный?
— Опять на красный! Да я даже не заметила!
— Что значит «опять»? — удивился милиционер.
— Значит то, что я сегодня уже выкатывалась на красный. Под трамвай.
— Ну, водитель пошел! Придется прокол сделать, чтоб впредь неповадно было!
— Не надо! Уже есть один! (Женщина — древнее и…)
— Был один, станет два.
— Не надо мне два, у меня уже есть один. (Женщина — неприкос…)
— Что
— У меня только двадцать копеек. (Женщины, женщины!)
— Тогда — прокол, — рассердился милиционер.
— У меня уже есть один! (Тра-ля-ля!)
— Тогда — штраф, — уже не совсем уверенно.
Достала кошелек.
— Смотрите, у меня всего тридцать семь копеек!
(…Женщина — древнее и неприкосновенное…)
— Но вы говорили, что двадцать?!
— Я говорила, что двадцать, потому что думала, что у меня двадцать, а когда заглянула в кошелек, то увидела, что у меня тридцать семь. Поэтому штраф я заплатить не могу, а прокол у меня уже есть.
Милиционер с минуту смотрел обалдевшими глазами, потом сунул Леночке документы и права и отправился к очередному нарушителю. Леночка побежала следом: «Вы понимаете…» «Я все понял, счастливого пути!.. И зачем вас только за руль пускают!..»
Завтра на работу придется идти без журналов, без кофе, без общественных денег. Но зато — может быть! — Петр позвонит. Не может быть. Наверное, он женат. Надо было спросить! Что я, сумасшедшая?! Какое право я имею спрашивать? Кто я ему? Кто он мне? «Что он Гекубе? Что ему Гекуба?»
Вдруг он вообще презирает женщин? Почему бы нет? Ведь рассуждал же подросток у Достоевского о женщинах так: «…Я не люблю женщин за то, что они грубы, за то, что они неловки, за то, что они не самостоятельны, и за то, что носят неприличный костюм!» Вот и Петр, наверное, женщин не считает за людей, думает: так, куколки, дурочки, сладкие конфетки, потенциальные домработницы! А что? Почему бы нет? И разговаривает он иначе, и лицо у него другое, и главного в нем никак нельзя ухватить…
Вариант 1.
Мы встретились случайно. Мира два Так неожиданно соприкоснулись. Но наши судьбы странно разминулись. Бессвязные не помогли слова. Стояли рядом мы, разделены стеной. И губы двигались, но их не понимали лица. И чей-то кот устал на нас коситься, И ночь легла меж мною и тобой. Прощаясь, ты щеки моей коснулся Губами, и остался след звезды, А, значит, и надежда. Все цветы Завяли. Выпал снег. Я обернуться Боюсь порой, шаги услышав: «Ты?!» Как часто снится мне, что ты вернулся…Что получилось? Мы остались погребены заживо в стенах своих городов, квартир, жизней. Ничего не смогли и не стали делать, доверились судьбе, которая управляет нами, швыряя клюшкой с одного конца поля на другой. Вот я и решила, что пора выйти из игры…
— Нет, это никуда не годится. Надо успокоиться.
— Но как?!
— Написать еще стихотворение!
Вариант 2.
Мы встретились случайно. Мира два Так неожиданно соприкоснулись, Но — пешки мы, и горько обманулись, Нам от рожденья велено — с Е-2! Представь марионетку, голова И руки управляются шарниром. Да, Петр! Уж таково устройство мира, Не мы виной. Бессвязные слова Шептать пытались, но застыли лица В бессильной немоте. Сгущалась ночь. Кто мог помочь? Никто не мог помочь. Мы — куклы. Куклам — не дано влюбиться.— Стало легче?
— Не знаю…
— Значит, стало. Давай дальше.
— А начать-то как?
— Да так же и начни!..
Вариант 3.
Мы встретились… у чайной. «Пива два!» Но в сутолоке мы не разминулись: Столкнулись! Спутались! Соприкоснулись! О, кружек непрактичное стекло! — — Разбилось вдребезги! Не повезло!.. Ругнулись, но — слегка, едва-едва. И — снова в очередь: «Нам — пива два!!!»— Разве можно мешать любовь с пивом?!
— Конечно. Пиво только с водкой мешать нельзя… Шутки дурацкие у меня, зато на душе стало легче…
БУМ!!! Что случилось?!
Что-то случилось. То ли звезды рванули вверх, то ли я на подоконнике свалилась вниз. Да, подоконник снова прилип к дому, на свое место. А что бумкнуло-то? «Справочник по лазерам», часть 2. Свалился на пол. Спрыгиваю. Под ногами хрустнул пузырек. Безобразие! Завтра надо будет…
— Какое-такое «завтра»?! Завтра не будет, понятно?!
— Как?! Я же не успею рассказать!
— А кому рассказывать? Звезда исчезла! Как только окно свалилось вниз, звезда исчезла!
— Что ж, я все равно расскажу! Имеющий уши, да услышит!
— А почему дальше написано, что это часть третья? Ни первой, ни второй не было ведь?
— Вот это все и было — две части вместе, а теперь будет совсем новая часть — третья. Там будет, во-первых, о Розеттск… Нет! Там будет: в-третьих, о любви, во-вторых, экскурс «О многообразии конфигураций человеческого уха», и, во-первых, «Баллада о Камне»…
Часть III
«Мне больше нравится рассказывать о поражениях, рисовать одинокие души, судьбы, сотрясаемые действительностью… Но поражения никогда не бывают полными, окончательными. В каждом поражении возникают новые силы, новые энергии…»
Все вы смотрите больше на человеческие обертки. На шелуху: машины, одежду, обувь. В душу-то редко вы заглядываете к человеку.
ИМЕЮЩИЙ УШИ… Каждый имеет уши, и каждая пара ушей резко отличается от другой пары, так же как лицо человеческое всегда отличается от другого человеческого лица. У девушки с портрета Доменико Венециано уши шестигранные и напоминают по форме бензойные кольца, как их принято обозначать в учебниках по химии и физики. У мадонны фра Филиппо Липпи (у его возлюбленной, которую он всюду изображал в качестве мадонны) ушки кругленькие, как калачики. У Лионелло д'Эсте кисти Пизанелло рельеф уха запечатлел римский символ «помиловать», так редко используемый публикой при решении судьбы побежденного гладиатора, — кулак с большим пальцем, указующим вверх. У Федериго да Монтефельтро уши повелевают: «Казнить! Нельзя помиловать!» — большой палец, отделенный от кулака, смотрит вниз. У куртизанок Карпаччо безысходные, трехслойные, обреченные, скучные, мрачные, тупые уши. У мужчины в шитом золотом одеянии на картине Ван Эйка ушки узенькие, чтоб ничего лишнего не услышать. У мадонночки рядом — ушки на грани исчезновения. Картина как бы кричит: «Ничего нам не надо! Ничего не хотим слышать и слушать! Вот и безухий ангел с короной прилетел. У нас и так все хорошо, а ваши дела нас не волнуют».
У Амура Лукаса Кранаха уши смотрят вниз — наверное, чтобы при полете не задевать о крылья. У мадонны Жана Фуке (с фигурой Софи Лорен) уши устремлены вверх (быть может, какой-нибудь великанище приходил к ней каждое утро и по пять минут приподнимал за уши над полом, чтобы верх фигуры — под действием силы тяжести! (везде физика! без нее — никуда!) — стремился отделиться от второй ее половины)…
— Менделеев (о творчестве Блока): «Сразу виден талант, но непонятно, что хочет сказать». Здесь: рассуждений много, но в чем суть?!