Бальзам Авиценны

– А ты француз?
– Старик сделал добрый глоток из кружки и вытер губы тыльной стороной ладони.

– Нет, я не француз и не австриец. Моя родина далеко на севере.

– Ненавижу французов, - пробормотал пьяница. Он допил кружку и тут же подвинул к себе вторую.
– Насчет его отца можешь не сомневаться, память еще никогда не подводила старого Ренато. Я хорошо помню, как тут дрались русские с французами. Правда, я тогда был совсем мальчишкой.

«Наверное, ему не меньше семидесяти, - быстро прикинул Кутергин, - но откуда он знает отца южанина?»

– Одно время мы жили по соседству, - продолжал Ренато, как бы беседуя сам с собой.
– Титто еще мальцом отличался дурным нравом, но сколько отец ни колотил его, так и не выбил дьявольские семена из сыночка.

– Вы тоже из Неаполя?

– Да, - с достоинством ответил Ренато.
– Меня так и прозвали: Наполи, что значит неаполитанец. Я то покидал свой прекрасный город, то вновь возвращался, пока не уехал совсем. Почти как Титто.

– Титто?
– Капитан сделал вид, что не понимает, о ком идет речь.

– Ну да, этот!
– Старик ткнул в портрет пальцем.
– Он там прилично насолил некоторым синьорам и почел за благо исчезнуть, но куда денешься в нашей маленькой стране? Дурак, они уже идут по его следу!

Он хрипло рассмеялся и одним махом осушил вторую кружку. Русский заказал еще и уважительно заметил:

– Вы многое повидали, синьор Ренато. Как же вы очутились здесь?

– А-а.
– Пьяница небрежно отмахнулся.
– Теперь мои исповеди интересны лишь досужим чудакам вроде вас, синьор иностранец. Даже Господь не призывает к себе, а ведь мне перевалило за восемьдесят. Попы слушают из вежливости и думают, как бы поскорее отделаться от старого пьянчуги, сыновьям и внукам не до меня, а у правнуков другие дела. В их возрасте значительно интереснее заглянуть под юбку к смазливом девчонке, чем слушать прадеда. Ты спрашивал, как я очутился здесь? Я бежал из Неаполя.

– Почему? Вынудили обстоятельства или искали лучшей доли?

– Обстоятельства?
– Старик фыркнул и раскурил трубку. Он явно наслаждался вниманием собеседника и даровой выпивкой.
– Вы что-нибудь слышали о тайных обществах, синьор иностранец?

– Естественно, - кивнул русский. Рассказ старика начал его занимать. Но как бы заставить хмельного болтуна повернуть ближе к таинственному Титто?

– Прекрасно!
– Ренато важно кивнул.
– Откройте глаза и смотрите, синьор! Перед вами один из прославленных моссадиери Ренато Наполи! В моем возрасте можно говорить правду, как перед лицом Создателя, поэтому я не боюсь признаться, что застрелил одного важного негодяя и покинул Неаполь навсегда. Тогда тут шла большая война, и мне сразу же нашлось местечко в рядах сражающихся.

– Вы имеете в виду войну с австрийцами?
– осторожно уточнил капитан.

– Какие, к дьяволу, австрийцы!
– Ренато сердито стукнул кружкой по столу, расплескивая вино.
– Старый маркиз да Эсти сцепился с делла Скала. Чтобы меня не достали с юга, я должен был примкнуть к кому-то на севере. Моссадиери Скалы любили называть себя «Перламутровыми рыбами».

Федор Андреевич затаил дыхание: перед ним сидел живой свидетель давней вражды отца синьора Лоренцо с его могущественным противником. На чьей же стороне сражался старик? Конечно, многое в его рассказах просто выдумка и шелуха, вылетающая из щербатого рта вместе с винными парами, но где-то таилось и зерно истины.

– Мне вовремя шепнули, что Скала масон, а все масоны глядят в рот французам! Поэтому я примкнул к моссадиери маркиза, - продолжал старик.
– Знаменитый Пепе тогда был сопляком, и я учил его стрелять из ружья.

– А почему вы сказали, что Титто уехал почти как вы?
– постарался вернуть собеседника к интересовавшей его теме Кутергин. Зачем ему сейчас были и небылицы о засадах в горах и ночных поножовщинах? Меньше чем в квартале отсюда на краю обрыва стоит дом, в котором заветная шкатулка с костяной картой караванных троп и колодцев, рукописная книга и сумка с бумагами полевых съемок. И в этом доме слепой шейх Мансур-Халим. И в этот дом сейчас принесет судки неаполитанец Титто.

– Титто?
– переспросил Ренато. Зажав в зубах прокуренную трубку, он вытянул руку и начал загибать крючковатые пальцы.
– Он застрелил Маттео и его брата по проззищу Фазан, а потом всадил пулю в лоб лейтенанту <В данном случе речь идёт не о воинском звании, а о должности помощника руководителя какого-либо подразделения в итальянских тайных обществах того времени> моссадиери и бежал. Говорят, все из-за женщины. Плюньте на этого болвана, синьор, ему осталось недолго! Неаполитанская каморра - моссади прекрасного города у подножия Везувия - накажет отступника. На его месте нужно было заручаться поддержкой сильных, как я, а не прятаться в норку, подобно мышке.

– Откуда вам все это известно?
– недоверчиво прищурился русский.
– Ведь вы давным-давно покинули Неаполь.

– У каждого приличного человека, родившегося на юге Италии, всегда имеется куча родственников, - усмехнулся старик.
– Давайте я вам лучше расскажу, как мы после Пасхи устроили засаду в виноградниках.

– Не слушайте его, синьор, - неожиданно вмешался в разговор неслышно подошедший к столику хозяин трактира.
– Наполи наплетет вам небылиц. Его тут давно никто не слушает. Все его дружки давно на кладбище, вот он и пристает к любому свежему человеку.

– Замолчи, винная бочка!
– рявкнул Ренато.
– Если не хочешь, не слушай, а синьору интересно.

– Да-да, - подтвердил Федор Андреевич.
– Принесите-ка нам лучше еще вина и чего-нибудь закусить.

Хозяин недоуменно пожал плечами и ушел. Старик допил вино и долго бурчал, но потом вдруг уронил голову на грудь и засвистел носом. Трактирщик принес заказанное и хотел разбудить его, но Кутергин не велел.

– Пусть все выпьет и съест.
– Он поднялся и оросил на стол несколько монет.
– Наверное, бедняге не сладко живется.

– Что?
– Хозяин негодующе выпучил глаза.
– Его семья одна из самых состоятельных в городе! Видите большой дом на горе? Он живет там. Просто бедняга немного тронулся умом от старости, вот и мелет языком. Недавно приезжал какой-то важный господин, чтобы записать его болтовню, но, узнав, что он француз, Ренато его

выгнал. Надеюсь, он не обидел вас, синьор? Старик бывает очень груб.

– Все в порядке, - улыбнулся капитан.
– Когда проснется, скажите, что я непременно приду послушать его и написать портрет.

Хозяин скорчил кислую мину, как бы желая сказать: зачем писать картины с таких образин? Но промолчал и почтительно поклонился, провожая посетителя.

Федор Андреевич зажал папку с рисунками под мышкой и почти побежал по улице, надеясь свернуть за угол прежде, чем из-за него появится Титто. Почему-то он поверил в рассказ Ренато и решил немедленно проверить: действительно ли у старика отменная память и куча родственников в Неаполе? Или прав хозяин таверны и все россказни лишь пьяный бред и плоды возрастного слабоумия! Только бы успеть перехватить южанина, пока его не видно из окон дома, где обосновались похитители.