Бамбуковый дракон

Римо мельком подумал, что бы сказал Чиун о цели их поисков, если забыть о его страстном желании заполучить волшебный драконий клык. Удивлен ли он, или его раздражает самонадеянность ученых, вознамерившихся вырвать у планеты все ее тайны?

Покуда голову Римо занимали праздные рассуждения, его чувства продолжали впитывать впечатления, сообщаемые кипением жизни вокруг. Они были не одни в лесу. Уши Римо улавливали скрип грызунов, копошащихся в подлеске, шорох птиц и обезьян, перелетающих с ветки на ветку над головой. Римо заметил змею, скользнувшую по тропинке за спиной Одри, но распознать ее он не успел.

И было что-то еще.

Чувство, которое Римо не смог бы описать. Это был не запах и не звук, но что-то говорило ему, что за ними следят. На расстоянии, осторожно и умело. Римо не мог сказать, кто это был — человек или зверь.

Возьми себя в руки, подумал Римо. Ты грезишь наяву.

Беда лишь в том, что он знал, что не спит.

Искусство, которое преподавал ему Чиун, пробуждало в человеке чувства и ощущения, о которых он даже не подозревал. Обучение требовало времени и усилий, но, раз овладев этой наукой, ты пользовался ее секретами без труда. Это было так же просто, как слышать произносимые вслух слова или открывать глаза, чтобы видеть.

За путешественниками кто-то следил, в этом не было никаких сомнений.

Римо чуял слежку нутром, но предпочел оставить свои мысли при себе. Во-первых, он не смог бы убедить остальных в своей правоте — разве что продемонстрировав им мощь Синанджу, отправившись на поиски и отыскав человека (или животное), идущего по их следам, но у Римо не было ни малейшего желания раскрывать свое истинное лицо. Во всяком случае, сейчас. А голословные утверждения лишь убедили бы спутников в том, что он — трусоватый неврастеник, испугавшийся непривычной обстановки. Римо, конечно, снес бы насмешки, но у него была иная, более серьезная причина скрывать то, что он знал.

Если Смит не ошибся и в группу затесался лазутчик, то в его распоряжении вполне могли оказаться посторонние помощники на тот случай, если придется копать, носить тяжести или избавляться от лишних свидетелей. Сколько их, этих помощников? Римо оставалось лишь гадать. Их могло быть и два, и двенадцать, а то и больше, если за поисками урана стоит крупная влиятельная организация.

Численность противников не пугала Римо, но раздражала. Чиун не раз говорил, что умелый ассасин всегда старается получше узнать врага и, борясь с ним, пускает в ход любые средства, позволяющие избегнуть нежелательных обстоятельств и свести к минимуму опасность. Устранить главу государства можно было только в том случае, если за его жизнь была назначена солидная награда, в то время как мелких пешек, преследующих ассасина, следовало уничтожать в любое время и в любых количествах.

Спокойно, сказал себе Римо.

Ему не составило бы ни малейшего труда вернуться назад, покинув на время группу, и выяснить, кто (или что) крадется по следам экспедиции, но Одри Морленд могла бы оглянуться и, не увидев Римо, поднять панику, которая в лучшем случае закончилась бы неудобными расспросами. Поэтому Римо решил, что в настоящее время достаточно и того, что он знает о преследователе и будет настороже на тот случай, если чужак приготовится нанести удар. Тогда Римо придется действовать, хотя бы для того, чтобы защитить себя.

А пока его главной задачей было наблюдать за доктором Стокуэллом и другими участниками экспедиции, пытаясь выяснить, кто из них более всего похож на человека, лелеющего собственные тайные замыслы. Наибольшие подозрения вызывал Чалмерс, но он был слишком прямолинеен в выражении своих чувств. Впрочем, это мог быть коварный отвлекающий маневр.

Доктор Стокуэлл был образцовым ученым, лошадкой в шорах, которая знает только свое пастбище... или это только казалось? Что двигало профессором — желание отвлечься от скучной преподавательской деятельности? А может, находка урана сулила доходы, в сравнении с которыми профессорский оклад в Джорджтауне выглядел жалкими крохами?

Римо подумал об Одри Морленд. Под маской естествоиспытателя скрывалась лукавая, сладострастная личность, которая была и навсегда останется тайной для многих ее приятелей. Не прячется ли за этими двумя лицами третья, алчная натура, с нетерпением дожидающаяся дня, когда будет выплачена награда, которая обеспечит Одри безбедное существование?

Помимо остальных, Римо не мог сбрасывать со счетов и Сибу Сандакана, официального соглядатая малайского правительства. Заместитель министра или его начальник нимало не затруднились бы отправить солдат следить за экспедицией на тот случай, если путешественники обнаружат что-нибудь — уран или динозавра, не важно, — а правительство впоследствии наложило бы на добычу руку, надеясь пополнить оскудевшую казну. А если Сандаканом овладеет жадность и он решит оставить находку себе, рассчитывая сбагрить ее на черном рынке? Кто помешает солдатам подчиниться приказу чиновника, коль скоро они уверены, что он действует по распоряжениям свыше?

Слишком много подозреваемых, сказал себе Римо. Однако мысль о том, что среди его спутников сразу двое или трое сообща замышляют темное дело, казалась ему маловероятной. Тем больше у настоящего лазутчика причин держать под рукой подкрепление.

Путешественники шагали несколько часов, останавливаясь через каждую милю-две пути для короткого отдыха, и наконец вышли на лужайку двадцати ярдов в ширину и около тридцати в длину. Римо услышал шелест воды, протекавшей невдалеке к северу от лужайки.

— Здесь мы устраивай лагерь на ночь, — сказал проводник и сбросил тяжелый рюкзак.

Глава 9

— Интересно, откуда в джунглях могла взяться такая прогалина? — промолвил Стокуэлл, снимая с плеч поклажу и обращая свой вопрос ко всем присутствующим.

Первым отозвался проводник.

— Говорят, когда-то давно здесь отдыхай большие великаны, — сказал он. — Во время сна они сбивай деревья.

— Великаны, — пробурчал Чалмерс. — Чушь собачья.

— Это явление легко объяснить составом почвы, — заявила Одри Морленд, ни дать ни взять ученый-ботаник в своей лаборатории. — Здесь имеет место недостаток питательных веществ либо отклонение в толщине плодородного слоя земли.

— Версия с великанами мне больше по душе, — сказал Стокуэлл. — Она более... романтичная, что ли.

— Здоровенный увалень храпит и сшибает деревья. Что же тут романтичного? — спросил Чалмерс.

— Вы меня не поняли, мистер Чалмерс. Романтика не имеет ничего общего с похотью или, скажем, потным телом. Особый душевный настрой, своеобразный ход мыслей...

— Нет уж, увольте. Я предпочитаю мыслить ясно и отчетливо.

Путешественники быстро поставили палатки. Одри запуталась в растяжках, и Римо пришел ей на помощь.

— Тут очень тесно, — сказала Одри, хмурясь.

— Так и должно быть, — заверил ее Римо. — У каждого из нас своя отдельная палатка.

— А вы думали, я соглашусь делить кров с кем-то еще? — спросила женщина, удивленно вытаращив глаза.

— Придется вам привыкать к тесноте.

— За мной дело не станет, — отозвалась Одри и пробралась к выходу, прижавшись к Римо грудью.