Банк страха

— Это очень интересно, папа, но это уже древняя история. Про шаха и короля Хусейна все знают.

— Может, и знают; но мы на этом не остановились. Перейдем сразу к семидесятым годам, когда мы слегка запустили дела. Наши старые пердуны стали проигрывать, а молодые захотели быть арабскими радикалами и… шведских девочек. Поэтому нам пришлось поменять программу. Мы помогли посадить в седло Садата в Египте. Мы помогли удержаться у власти Хафезу Асаду в Сирии. Мы даже оказали кое-какую помощь этому психу полковнику Каддафи, когда он победил в Ливии.

— Что? — Сэм недоверчиво потряс головой.

— Да, да, ты меня правильно расслышал. Этому сумасшедшему Муаммару. Но лучший трюк получился у нас с самыми большими забияками региона — палестинцами. Мы завладели ООП. Мы завербовали шефа разведки у Арафата, и он работал на нас. Это сделал один из моих ребят там, в Бейруте, используя промежуточного агента, которого завербовал я. И вот — «шаззам»! Больше проблем нет, по крайней мере у нас. Израильтяне и палестинцы стреляют друг в друга до сих пор, ну и… с ними! Это их дело.

Фрэнк осушил свой стакан и громко, раскатисто рыгнул. Откинувшись в кресле и поставив пустой стакан на круглый глобус своего живота, с удовольствием вспоминая, как он и его коллеги манипулировали целым регионом планеты в течение нескольких десятилетий, Фрэнк Хофман улыбался удовлетворенной, злорадной улыбкой этакого анти-Будды.

— Еще виски, папа? — спросил Сэм.

— Валяй! — Фрэнк протянул сыну стакан, и тот наполнил его, а потом налил себе.

— Давай дальше, — сказал Сэм. — Не факт, что я верю всему, что ты говоришь, но история хорошая.

— Мы еще только начали, мой мальчик. Ты меня спроси про ОПЕК. Ты, конечно, скажешь, что Цирковое и развлекательное училище не могло иметь никакого отношения к этому нефтяному союзу, что это невозможно. Но ты ошибаешься, милый Сэмми. Мы знали, что они собираются национализировать нефть, поэтому постарались обеспечить, чтобы она попала в хорошие руки — я имею в виду достойных восточных джентльменов, которых мы привели к власти. Мы выслали туда армию юристов, банкиров, управленцев, которые объясняли им, как надо действовать, куда надо вкладывать деньги. И когда ОПЕК взвинтила цены, угадай, кто возглавил эту кампанию? Наш разлюбезный шах Ирана вместе с нашим разлюбезным королем Фейсалом. Они разбогатели — и мы разбогатели. Я тогда переехал в Дахран и создал свою фирму: «А-А-Арабско-американские консультанты по безопасности» — самая первая в телефонной книге, если бы, конечно, у них была такая книга. Понимаешь ли ты все это, Сэмми?

— Да, понимаю, но до сих пор не могу сказать, что верю.

— Поверь, потому что так оно и есть. ОПЕК работала как огромная плотина, которая собирала мировые деньги в один резервуар. Я тебе все время об этом твердил, но ты не слушал. Это было море денег, в котором хозяйничали наши друзья, и мы следили за тем, чтобы у всех хороших ребят были соломинки.

Арабы покупали у нас оружие, — продолжал он. — Они покупали у нас гостиницы. Они делали вид, что покупают у нас фабрики и нефтеочистительные заводы, что у них якобы создается реальная экономика. Все это была одна большая игра! Все подлецы и пройдохи от Рабата до Адена хотели в нее играть, и все они по существу были в нашей команде. Это была команда «Всех звезд Свободного мира», а твой старик был в ней выводящим тренером. ЦРУ уже не обязано было платить своим агентам. Мы просто помогали им стать торговцами оружием, банкирами, министрами и следили за тем, чтобы они получали жирные куски. Ты слышал когда-нибудь о «Друзьях Арабии»?

— Нет.

— Правильно, нет. Потому что такой организации на самом деле не существует. Давай скажем проще: та система, которую я тебе описал, — это не игра случая. Понятно? Если ты меня правильно понял, Аллах не имеет к этой цепочке событий никакого отношения.

— А как насчет Ирана в 1979 году? Хомейни ведь не был в вашей команде.

— Верно, но не потому, что мы сплоховали. На самом деле мы очень давно работаем с иранскими муллами. Многим из них мы платили еще в 1953 году, и большинство из них до сих пор получают свои чеки. Может, не сам Хомейни, но половина его людей работала с нами уже тогда, когда он оказался в изгнании в Париже. На Садека Готб-заде, его правую руку, было заведено досье № 201 толщиной в семь томов. Я не преувеличиваю, семь томов. Мы даже пытались завербовать его будущего президента, Бани-Садра. К сожалению, здесь мы опростоволосились, но к нам попало множество его друзей в Иране, и до сих пор они у нас. Нет, Сэмми. По правде говоря, на всем Ближнем Востоке оставался всего один орешек, который мы никак не могли раскусить. Как ты думаешь какой?

— Ирак, — сказал Сэм. Он забыл о своей настороженности, подался вперед в кресле со стаканом в руке и ловил каждое слово отца. Это действительно была история, которую он ждал всю жизнь.

— Правильно, сынок. Оставался один Ирак. Всех, кроме багдадского Правителя, мы держали на коротком поводке. Но этот был такой разбойник, такой законченный садист и псих, что никак не хотел играть в эту игру. И все же в конце концов мы нашли способ. Да! На это ушло время, но способ мы нашли.

— Деньги.

— Точно! Правитель оказался жадной свиньей, но даже не столько он сам, сколько его братья и кузены. Они решили, что Ирак — это их семейный бизнес, и каждый хотел, чтобы его доля выражалась в долларах, а не в динарах. И чтобы заткнуть им всем пасть, Правитель должен был создать финансовую сеть на Западе, где он мог бы прятать деньги. Вот здесь-то и нашлась для нас лазейка.

— Как вы это сделали? Вы что, ездили прямо к нему?

— Сначала это было невозможно. Ты же помнишь, этот тип был первосортным мудаком. Всю жизнь ненавидел Америку. Нет, сначала мы связались с некоторыми людьми, которых он знал. В Багдаде были деятели, которые обделывали всякие скользкие делишки для министерства обороны, а в Ливане — несколько мерзавцев, продававших ему оружие. Мы заловили этих ребят в Бейруте, но они не смогли обеспечить нам нужного доступа.

— А кто смог?

— Палестинцы. Это были единственные люди, которым Правитель доверял, потому что тогда они были самыми отвратными сукиными детьми. Но он не знал, что палестинцами владели мы. А твой старик помогал вербовать большинство из них. Поэтому когда один палестинский банкир поехал консультироваться с его милостью, угадай, кто за ним увязался?

— Фрэнк Хофман?

— Правильно. И что ты думаешь, мы с Правителем сошлись. Оказалось, что у нас с ним общий интерес к некоторым необычным видам эротики. Когда я приехал в следующий раз, я привез пару девочек, которые, по моим расчетам, должны были ему понравиться. В следующий раз — еще парочку. И очень скоро мы стали друзьями. Он дает мне контракты на вывоз иракской нефти и импорт немецкого пива, я откладываю немножко для него и его семьи, ну, и еще для кое-кого. И мы весело проводим время. Наконец он знакомит меня со своим прилипалой Назиром Хаммудом и говорит, что хотел бы, чтоб мы вдвоем занялись делом. И вот — марш! — гонки начинаются.

— Он знал, что ты работаешь на Управление?

— Конечно. В этом-то и было самое привлекательное. Как и все арабы, он воображал, что миром правят евреи и что единственный способ от них спастись — залезть в постель к ЦРУ. Все арабы с ума сходят по ЦРУ — конечно, в придачу к тому, что они сдвинуты по части евреев. Скажу по секрету, они все хотят спать с нами, потому что думают, что у нас самый толстый хер на деревне. И Правитель не был исключением. Мы его поцеловали, мы ему вставили — и ему понравилось! И он взял цээрушника своим банкиром, причем с удовольствием.

Закончив описание этого последнего триумфа, Фрэнк откинулся в кресле и выжидательно посмотрел на сына, рассчитывая на его оценку. Но Сэм молчал, только глядел на отца широко раскрытыми, как у совы, глазами.

— Но для чего все это, папа?

— Какого хрена ты спрашиваешь «для чего»? — проревел Фрэнк. — Ты же не спрашиваешь художника, для чего он рисует картины. Ты не спрашиваешь музыканта, для чего он играет свои концерты. Они просто делают это. Точно так же и я. Можешь смеяться, но это мое искусство. Это дело моей жизни. Это я сам. И я горжусь этим.