Банк страха

— Я собираюсь еще раз увидеться с Мерсье, — сказала Лина. — Завтра утром, в девять. Я позвонила ему сегодня и назначила встречу.

— Зачем? — спросил Сэм. — С какой целью?

— Он сказал, что разговаривал с доверенным человеком Правителя, который вел его счет. Они хотят меня видеть.

Хофман уставился на нее и снова с удивлением покачал головой.

— Ты все еще не сдалась? Ты охотишься на Хаммуда?

— Да. Я дала себе клятву. В Багдаде. Я хочу, чтобы ты пошел со мной, Сэм. Меня там опять могут караулить. Ты мне нужен.

Сэм кивнул — не потому, что понял, а потому, что выбора у него не было.

— Конечно, — сказал он. — Я буду твой «мухабарат».

— Нет, — быстро ответила она, — я не об этом; ты будешь моим адвокатом.

— Прошу прощения. — Сэм спохватился, что должен разговаривать осторожно. Произнесенное им слово воскресило в ее памяти следователей из Каср-аль-Нихайя. Эта рана еще не затянулась.

— Я хочу принять ванну, — сказала Лина. — Подожди меня.

Хофман положил ноги на кофейный столик и стал смотреть на мерцающие огни Женевы. Он выкурил почти полпачки сигарет — гасил каждую после нескольких затяжек, но через пару минут закуривал новую. Хотел прикончить бутылку вина, но услышал, как Лина после ванны чем-то зашуршала в спальне, и передумал. Он до сих пор не был уверен в том, чего она от него ждет или чего он ждет от нее, но надо было это выяснить. Она тихонько мурлыкала себе под нос детскую песенку, которую учила еще в детстве.

Он постучался в дверь спальни и спросил:

— Можно войти?

— Да, — ответила она. — У меня для тебя сюрприз.

Хофман открыл дверь. Она сидела на постели в гостиничном махровом купальном халате, который был ей велик. Белое полотенце она обернула вокруг головы, как тюрбан. Когда Хофман сел рядом с ней, она его с торжественным видом размотала. Ее волосы снова были натурального цвета. Черные как смоль, короткие и гладкие, они гармонировали с открытыми, королевскими чертами ее лица — губами, носом, глазами, — и все вместе вызывало в памяти древние изображения Нефертити.

— Как красиво, — проговорил Хофман. — Как красиво. — Он обнял ее. Она не отстранилась, но и не обняла его сама.

— Подержи меня так, — попросила она.

Хофман стал тихонько гладить ее по спине. Она подалась к нему, и махровый халат немного спустился с ее плеч, так что рука Хофмана трогала уже не материю, а ее кожу. Он продолжал гладить ее, двигаясь рукой ниже, как вдруг остановился.

— Господи, что это? — Он наткнулся на незаживший багровый рубец вдоль ее спины — там, где по ней прошелся металлический кнут.

— Это Багдад.

Она затихла в его объятиях. Ее голова покоилась на его плече. Потом она взглянула на него.

— Это вызывает отвращение?

— Нет. Это требует любви.

— Ты можешь любить меня после того, что они со мной сделали?

— Да, — ответил он. — А ты меня?

— Я еще не знаю. Думаю, что да.

Он потянулся к ночному столику и выключил свет. В темноте он разделся и снова повернулся к ней. Она уже сбросила купальный халат и лежала под одеялом. «Иди сюда», — позвала она.

Обнимая ее, он старался не трогать рубцы на ее спине, боясь, что это будет ее смущать. Но совсем не касаться их у него не получалось. Потом тела их переплелись. Прижав ее к себе сильнее, он ощутил своей грудью незажившие раны на ее груди, потом нащупал рубцы сзади на ее бедрах. Где бы он ее ни касался, всюду она была чувствительная и уязвимая. Ему надо было держать ее осторожно, прикасаться к ней нежно, целовать — словно залечивать бальзамом. Он долго боялся трогать ее между ног, опасаясь наткнуться на ужасные последствия пыток. Но она сама взяла его руку и спустила ее к низу живота. И ему показалось, что вслед за этим движением здесь же сконцентрировался весь жар ее тела. «Я хочу тебя», — прошептала она.

Через два часа Хофман проснулся от нежного, ласкового прикосновения ее руки. С тем восторгом, с которым новые любовники смотрят друг на друга в первые ночи любви, она следила за его пробуждением.

— М-м-м-м-м, — пробурчал он, наполовину проснувшись. — Кто это?

— Му ани, аль-уави, — сказала она, хихикая, как маленькая девочка, шалость которой обнаружена.

— Что-что?

— Я сказала: «Это не я, это уави». Так говорят маленькие дети в Ираке, когда их поймают.

— Что такое уави? — сонно спросил он.

— Это такой вымышленный зверек, вроде лисы. Он живет в пустыне. Вытворяет всякие шалости.

— Спокойной ночи, — пробормотал Хофман.

Через тридцать секунд она поцеловала Хофмана в губы.

— Я не могу спать, — сказала она. Прижавшись к нему всем телом, она стала ласкаться и ворочаться, пока не оказалась на нем верхом. От этого он моментально проснулся.

— Я хочу еще, — сказала она. — О’кей?

Глава 37

Когда на следующее утро Лина и Сэм добрались до женевского района банков, он был запружен сверкающими немецкими автомобилями. В этой толчее невозможно было определить, следили за ними или нет. Смотрели на них все, и в то же время не смотрел никто. Лина быстро провела Сэма от площади Бель-Эр по рю де Банк до одиннадцатого дома, где они постучали в дверь тяжелым латунным молотком. Дверь открыла все та же блондинка. «Доброе утро, мисс Баззаз», — сказала она.

Увидев Хофмана позади Лины, она хотела сразу же захлопнуть дверь, но Лина жестом остановила ее. «Это мой адвокат», — сказала она. Блондинка отошла к своему столу, сняла телефонную трубку и шепотом сказала в нее несколько фраз. Потом, видимо, на Хофмана навели видеокамеру. Сэму показалось, что на том конце телефонного провода кто-то расхохотался. Затем блондинка вернулась к ним. «Мне разрешено провести вашего адвоката», — сказала она.

Все вместе они пошли по лабиринту, мимо кремовых стен и плотно закрытых дверей. Миновали они и последнюю дверь и еще раз повернули направо, в коридор, куда выходила всего одна комната. Это была приемная директора-распорядителя. Секретарша постучала один раз и толкнула дверь, приглашая Лину. Войдя, они первым делом увидели банкира Мерсье. А рядом с ним сидел коротенький, коренастый мужчина в костюме-тройке.