Бархатная Принцесса

Глава тринадцатая: Даниэла

Я сворачиваю с дороги после третьего квартала, когда чуть не врезаюсь в заграждение из мусорных баков. Не потому, что неаккуратно вожу — я с двадцати лет за рулем — а потому что даже на залитом дождем лобовом стекле мне мерещится Кай. И дворники словно нарочно смазывают его лицо, показывая то широкую открытую улыбку, то хмурый взгляд, то прожигающее насквозь желание. Он словно клеймо у меня на сердце: горит сумасшедшей незнакомой болью.

Кладу руки на руль и беспомощно роняю на них голову. Дышу часто и глубоко, как загнанная лошадь, которая в забеге на благоразумие пришла к финишу первой, но вот-вот свалится и умрет в судорогах собственного сожаления.

Я неосознанно забираюсь рукой под блузку, прикладываю пальцы к месту укуса — и так ясно слышу его слова: «Только попробуй лечь сегодня с ним в постель…» Нелогичная просьба человека, который не имеет на меня никаких прав, кроме тех, которыми сам же себя и наделил. Но она торчит во мне, словно сломанная кость: мешает дышать и связно думать, мешает отыскать себя-прежнюю среди хитросплетений лабиринтов, в которые меня втянул Кай. Хотя, кого я обманываю? Я сама хотела заблудиться.

Домой приезжаю около трех ночи. Нет сил даже создать видимость попыток скрыть позднее возвращение. Наверняка охрана отрапортует Олегу, в котором часу я вернулась, но сейчас мне плевать на перспективу серьезного разговора.

Наша комната пуста. Где бы ни был мой муж — он, как и я, сегодня совсем не торопится домой. Я несколько раз порываюсь включить телефон, но в конце концов забрасываю его в ящик стола с формулировкой «разрядился аккумулятор». Я слишком хорошо выучила повадки Олега, чтобы не знать: если он захочет узнать, где я и почему не беру трубку, то узнает это за пятнадцать минут. Скорее всего, начальник охраны уже с ним связался.

Я долго стою в душе, чередуя горячую и холодную воду, пока кожа не становится красной, воспаленной от немилосердного марафона на выносливость. А потом смазываю ладонью пар с зеркала и словно зачарованная смотрю на алый след. Скребу по нему пальцами, почти веря, что его можно стереть, словно глупую оплошность, поставленную не в том месте «галку» красным маркером. Может быть, если я вскрою этот болезненный нарыв, через рану вытечет отрава по имени «Кай»? А потом останавливаюсь, закрываю след сразу двумя ладонями и мотаю головой своему беспомощному отражению. Что же я делаю? Почему вопреки желанию сохранить хотя бы каплю его безумия, продолжаю упорно сопротивляться собственным чувствам?

Я лежу в холодной постели, обнимая одиночество и любуясь крепким затылком Кая, который примял соседнюю подушку. Протягиваю руку, чтобы взъерошить волосы, провести пальцем по краю уха — и просыпаюсь в тишине пустой комнаты.

Если Олег и вернулся домой, то ночевать в нашей постели он не захотел.

Но утром именно он меня будит: присаживается на край кровати, свежевыбритый, в модных очках и сером костюме по индивидуальному пошиву. Я невольно, поверх одеяла, прикладываю руку к животу, прячу свое личное клеймо почти официально падшей женщины.

— Поздно вернулся, — говорит муж, оставляя на моих губах мимолетный поцелуй. — Спал в кабинете на диване, не хотел тебя будить.

— Я волновалась, — машинально отвечаю я.

И вдруг замолкаю, пораженная случившимся.

Вот он — этот момент. Микроскопическая трещина на хрустале нашего брака. Ложь, которую я произношу не задумываясь, как будто это совершенно естественно, привычно и вошло в традицию. А ведь я никогда не обманывала его, даже когда правда грозила разрушить наши отношения до самого основания. Я так легко лгу о том, чего не существует, потому что не хотела, чтобы он ложился рядом, клал голову на ту же подушку, где минуту назад лежал, пусть и воображаемый, Кай.

— Обещаю, что последний раз. — Олег бросает взгляд на часы и подстегивает разговор в нужное ему русло. — Про сюрприз не забыла?

— Разве такое можно забыть?

И еще одно вранье простреливает предыдущее притворство. Я почти слышу, как в эту сквозную дыру выветривается уважение к самой себе, а пустоту наполняет горькое чувство вины.

— Ну тогда тебе бонус за терпение: два сюрприза вместо одного.

Заготовленным жестом выуживает из внутреннего кармана пиджака какую-то брошюру и вручает ее мне, взглядом предлагая сначала открыть и посмотреть, а уже потом задавать вопросы.

— Центр суррогатного материнства… — читаю я, и буквы плывут перед глазами.

— Эй, Дани, ты что — плакать надумала?

Мотаю головой, и слезы мочат его пальцы, которыми Олег проводит по моим ресницам.

— Я записался на прием на двадцать седьмое. — Олег разворачивает рекламный проспект и показывает заполненную и подписанную анкету. И еще одну — пустую, где его рукой уже вписаны мои паспортные данные. — Нам нашли хорошую девочку, Дани.

Нам… Нам…

Местоимение колотит по мне зудящим молоточком, одно за другим разбивая хрупкие фантазии и дикие мечты. Что же я делаю? Почему, как Летучий голландец, иду на свет совсем не того маяка?

— А вторая новость? — спрашиваю, прижимая к груди заветную анкету.

— Мы летим в Ирландию, в Белфаст. У нас частный рейс сегодня в шестнадцать тридцать. Старые замки, океан, зеленые долины, Дорога Гигантов. — Олег поднимается, расправляет пиджак и, покручивая на пальце обручальное кольцо, добавляет: — Семь дней: только ты, я и все достопримечательности Изумрудного острова.

— И твоя работа, — добавляю я.

— Родная, всего пара встреч, пока ты будешь ловить вдохновение. А когда вернемся — нас уже будет ждать профессор Марчек. Все, я убежал, а у тебя всего пять часов на сборы.

Олег целует меня в лоб, гладит по голове — и уходит, даже не закрыв за собой дверь.

Неделя за тридевять земель от столицы.

И моя мечта, которую Олег запросто, словно играючи, положил под подушку именно в это утро.

Если бы я была чуть-чуть храбрее, я бы срезала кожу с клеймом Кая, но и тогда сожаление не стало бы меньше.

Мне не нужны пять часов, чтобы собрать чемоданы: для себя и для Олега. Я постоянно в разъездах и знаю, какое количество вещей мне может понадобиться и для какого климата. Справляюсь меньше, чем за час: на автомате, почти не понимая, что делаю, потому что мысли далеко, в другом измерении, в той реальности, где остался вчерашний странный вечер с Каем. Сейчас кажется, что это было не со мной. Не могла я, взрослая замужняя женщина, позволить этому зарвавшемуся мальчишке так запросто стащить с меня джинсы, не могла ходить полуголой по его квартире и готовить ужин, словно это — именно то, что я хотела бы делать каждый день в десятом часу вечера.

Но это все-таки было, и на моем теле есть тому подтверждение.

И мне кажется, что рядом с ним я была более, чем обнаженной, пусть лишь в своих мыслях.

Чтобы не сойти с ума, звоню Еве и предлагаю встретиться и погулять в парке. Мне нужна хотя бы одна живая душа, которая скажет, что я совершаю большую ошибку, предостережет от поступка, которого боюсь, но которого хочу до отчаянной боли где-то в области сердца.

Мы с Евой любим гулять в сквере неподалеку от набережной. Осенью здесь потрясающе красиво и пройдет каких-нибудь пару месяцев, дорожки снова укроются золотом кленовых листьев. А пока… Пока мы встречаемся около знакомой беседки, и я почти сразу забираю малышку Хаби на руки. Торжественно вручаю игрушку из кокосового ореха и едва сдерживаю слезы, когда Хабиби обхватывает мою шею ладошками и звонко, с искренностью, доступной лишь детям, целует в щеку.

— Она на глазах растет, — улыбаюсь я, радуясь, что Хаби такая любвеобильная: кажется, готова обнять весь мир своими маленькими ручонками.

— И с каждым днем все больше похожа на папу, — с теплой улыбкой по уши влюбленной женщины соглашается Ева.

Мы гуляем по парку, пьем кофе из стаканчиков, и я сама не замечаю, как рассказываю своей единственной подруге обо всем: о том, как в тот вечер случайно столкнулась с Каем, и как он стал невольным катализатором моего откровенного разговора с Олегом. Выворачиваю душу, словно в бреду пересказывая их перепалку в кабинете, драку, когда я чуть с ума не сошла, думая, что Кай может умереть. И потом весь вчерашний вечер, который помню до таких мельчайших подробностей, что начинаю бояться саму себя.