Барин из провинции

Товаров с собой не везём — значит, пошлину платить не надо. Хоть это радует. Осталось только понять, где остановиться на ночь. Ярославского вокзала, понятно, ещё и в проекте нет. Но чего не отнять у нынешней (да и у будущей) Москвы, так это умения высасывать деньги из приезжих. Мест, пригодных для ночёвки, оказалось с избытком! Это при том, что у нас обременение в виде кареты, которую на ночь без присмотра не оставишь.

— Десять рублей за сутки? Да что у вас там в номере, джакузи стоит? — удивляюсь я ценам в, как мне поначалу показалось, бюджетном заведении с поэтичным названием «Нега Персии».

— Извольте сами посмотреть, — услужливый лакей не спорит, но и полномочий снизить цену явно не имеет.

Поднимаюсь на второй этаж… Да уж, Тимохе и Владимиру, да и Ольге, такой номер снимать — жирно. Им чего подешевле возьму. А себе, любимому, я, пожалуй, этот люкс оставлю.

Номер оказался и правда достойный. Мебель резная, не знаю в каком стиле, но выглядит дорого. Это в зале, а в спальне стоит кровать с балдахином — широкая и, очевидно, мягкая. На окне, которое, выходит на тихий дворик, а не на шумную улицу, тяжелые парчовые шторы. В спальне висит зеркало в бронзовой оправе. Всюду подсвечники со свечами, что очень кстати — ведь за окнами уже темнеет.

Заглянул в ванную. Ну не ванная, конечно — комната для омовений. Но тоже отлично! Да один мыльно-рыльный набор чего стоит! Три вида мыла: обычное, хозяйственное и что-то подозрительно розовое и пахучее, словно из личных запасов мадам Салье. Полотенца — чистые, белоснежные, и не дырки на них, а красивая вышивка. У нас в Костроме на постоялых дворах если и дадут полотенце, так одно на всех. Провинция. Что взять?

Решил — номер своих денег стоит. Спускаюсь вниз, чтобы рассчитаться и заодно узнать, как быть с Тимохой, Владимиром и Ольгой.

— Дешевле? Ну на двоих есть один номер за три рубля… Но для дамы прилично ли будет ночевать с кем-то? Да и вообще, общих номеров для дам у нас, увы, не предусмотрено. У соседей, может, и найдёте дешевле… а у нас — только по десять рублей. Серебром, — чешет репу регистратор за стойкой.

Вот это грабёж! Это мне сейчас отдать семьдесят рублей за фактически одну ночь? Ну уж нет. Сегодня — ладно, уже темнеет, все уставшие. А завтра — съезжаем куда угодно: хоть в клоповник, хоть на сеновал. Не позволю себя доить!

— У вас до которого времени сутки идут? — спрашиваю я скаредным тоном, прикидывая, как бы урвать хотя бы лишний час за эти бешеные деньги.

— Что, парень, из провинции прибыл? — вдруг раздался за спиной бодрый мужской голос. — Тут, брат, такие цены, что если денег нет — сиди в своём медвежьем углу и не высовывайся!

Оборачиваюсь. Передо мной — молодой усатый военный, с лицом настолько самодовольным, что рука сама просится в челюсть прописать. В погонах я не разбираюсь, но чин, похоже, офицерский. Рядом барышня, явно из городских: смотрит дерзко, и даже как-то брезгливо.

Усач хлопнул меня по плечу — вроде бы дружески, но с намёком: «Понаехал, деревня!». А его спутница захихикала, словно офицер сейчас выдал хохму уровня «Камеди клаб».

И как мне реагировать на хамство? Вызвать на дуэль? Ну уж нет. Вон у него шпага на поясе болтается — и явно не только для красоты. В морду дать? Будет то же самое, но более длинным путем.

Ладно, попробуем словом взять.

— А ты чужие деньги не считай, — говорю спокойно. — За своими следи. А то гляди, как раз и не хватит на девицу.

— Что?! — раненым подсвинком вскинулся офицер.

Глава 7

— Ты не ори. Не дома. И дома не ори, — посоветовал я наглецу, внутренне уже приготовившись драться, ибо панибратство такого рода меня всегда бесило.

— Изволь представиться! Кто таков?! — чеканит юнец, надувая щеки. Да и, судя по всему, не офицер он вовсе, а какой-нибудь курсант — уж больно молод.

— Воспитанные люди, — отвечаю я с ледяной вежливостью, — сначала представляются сами, а уж потом требуют этого от других. Неужели мама с папенькой не научили вас этому простому правилу?

— А ты знаешь, кто мой папа? Да за такие слова тебе бы от моего папеньки… — голос военного срывается на фальцет.

— А ты знаешь, кто МОЙ папа? — невинно подражаю я. — И что он с твоим сделать может?

Уже откровенно стебусь, так как вижу, что не кинется офицерик на меня — кишка тонка. И ярится он только из-за присутствия девицы.

— Господа, господа… надеюсь, дуэлировать вы не станете? Барон, будьте так любезны: извинитесь перед этим провинциальным юношей, — внезапно потребовала спутница задиры.

— Перед кем? — буркнул тот, с плохо скрываемым презрением. — Он даже не представился! И вообще… благородный ли он человек?

— Дворянин Костромской губернии, Алексей… — назвал я своё полное имя.

— Эльвира Кучина, — представилась моя спасительница. А может, и не моя, а барона.

Красивая, уверенная в себе и, похоже, совсем не простушка. Но точно — умная. А это, как показывает практика, хуже, чем просто красивая.

— Барон Антон Дельвиг, корнет Московского драгунского полка, — мальчишка по-прежнему недоволен, но более не дерзит. По всему видно, эта девушка что-то для него значит.

— Э-э-э, — немного запнулся я. Корнет, видя моё замешательство, поспешно добавил:

— Не тот я Антон! Тот — мой кузен!

Зашибись! А я знаю, кто такой «тот кузен»?! Но понятно, что есть какой-то известный всей Москве Антон Дельвиг. Понимающе киваю головой и говорю обтекаемо:

— Я так и понял, возраст у вас разный…

А ловко я проявил осведомленность насчет московской знати. Ведь, скорее всего, не одногодки они — на то и расчет был.

— Так и старше, и толще твой кузен, — смеётся девушка. — Да и женат ноне наш Антоша… А каков поэт! Жаль, ленив. Пишет мало. Может быть, любовь к Софе его вдохновит?

— Софью вдохновляет разве что Пушкин… и Паша Каховский, — уже вполне миролюбиво поддерживает беседу Антон. — Но тот ждёт решения своей судьбы в Петропавловской крепости. Угораздило горемыке примкнуть к восставшим.

— Это ещё повезло, что Михаил Александрович отказал ему в руке своей дочери… — продолжает молодой барон с каким-то превосходном, даже напыщенно, — Все же действительный статский советник, а Пашка — нищ да и в солдаты был разжалован… И за что, думаете? За неуплату долга… кондитерской лавке! Стыдоба. А то мезальянс был бы на всю Москву.