Барин-Шабарин 2

— Это некое недоразумение, — растерянно сказал Лавр.

— Не хочется вам такому человеку служить? Вы же сам честный дворянин, готовы драться со мной. Подумайте над тем, что я могу выделить вам не меньший участок земли. По числу людей мое поместье не уступает соседскому. И у меня вы не будете униженным, — сказал я.

Теперь нужно было ждать реакции от Лавра Петровича.

Я видел, что он терзается, мечется меж своих эмоций и мыслей. Уверен, что Зарипов уже не раз думал о том, чтобы сбежать от Жебокрицкого. Но я не давил более. Решение, если оно всё же будет, должно созреть. Вот сейчас я посадил зернышко. Чем больше Жебокрицкий будет унижать Зарипова, а этот процесс должен был только усиливаться в связи с событиями, тем быстрее станет прорастать зерно.

— Я передам господину Жебокрицкому о том, что вы запросили переговоры. Может, вы правы, и кто-то иной играет против нас. Ну не может человек чести жечь поместье, — громко, чтобы слышали и наши люди, говорил Лавр Петрович.

— Убивать людей — так же бесчестно. Меня вот пытались убить, — вставил я шпильку, будучи уверенным, что без участия Лавра не обошелся тот эпизод, когда убили реципиента.

— Бах-ба-бах! — раздались выстрелы.

Да так часто, будто стрелял не меньше чем взвод.

— Ну, вот и дождались тяжелой кавалерии, — сказал я.

Поголовно в казачьей форме, даже с пиками и ружьями, на перекресток дорог, где и стояли мы с Зариповым и наши люди, с криками и выстрелами в воздух вылетело не менее двух десятков кавалеристов. Сомнений никаких не было, что это Матвей Иванович Картамонов привел своих лихих ребят, которыми едва ли не в каждом разговоре хвастался.

Бытует такое мнение, что поместную конницу отменил еще Петр Первый. После этого бояре уже не могли иметь собственных боевых холопов. Так вот, это неправда. Вот он, боярин Картамонов, а с ним два десятка боевых холопов или детей боярских. А что ему мешает иметь вот такую вот гвардию? Ничего. Оружие носить не возбраняется, учиться сабелькой работать — так тоже вполне невозбранное занятие. Вот по поводу казачьих мундиров я сомневался, можно ли их надевать, не будучи призван под стяги для защиты Родины. А в остальном — охрана поместья от лихих людей. И нет же никаких проверок государственных, чтобы подобное запретить. Здесь вопрос экономический, ведь таких молодцов содержать, да еще тренировать — это стоит никак не меньше шестисот рублей в год на десяток.

— Что удумали? Кровушка в жилах кипит? Драки захотелось? — кричал Картамонов на подходе.

«Кто бы говорил про горячую кровь?» — подумал я.

— Вот, Лавр Петрович, не успели вы уйти, — усмехнулся я.

Между тем, люди Жебокрицкого труса тоже не праздновали. Они сами, без приказа рассредоточились и направили кто ружье, а кто и пистолет в сторону приближающихся казаков. По соотношению сил мой десяток выглядел не то чтобы уныло, нет, мои бойцы рослые и никто никуда не убежал, но вот оружия нам не хватало — сабля против ружья не лиха. Как и слаженности действия, понимания происходящего и, наверное, все же решительности.

Но ещё не вечер я буду все это исправлять.

— Ты ли, Лешка, спалил амбар с зерном? — не обращая внимания на выставленное против него оружие, спрашивал Картамонов. — Коли так, то покусился на святое, хоть в морду Жебокрицкому дай, а людей без зерна не моги оставить. Али сердце у тебя не человечье, смотреть, как дети голодают?

Я выслушал отповедь Картамонова — и добавить было более нечего, кроме как-то, что к поджогу зерна я никоим образом не причастен.

— Я амбара не жег, — чеканя каждое слово, сказал я.

— Верю. Ну не дурак же ты, Алексей Петрович. Вроде бы как, и за ум взялся. Тогда нужно бы нам всем, помещикам, встретиться и поговорить. Отчего ж сам господин Жебокрицкий не прибыл? То-то умно было бы поговорить за штофом водки. Все это приведет к тому, что губернатор вызовет к себе, или, не приведи Господь, вице-губернатор, — выступал он модератором нашего конфликта.

Зарипов, еще недавно показавшийся мне договороспособным, встал в позу и не хотел слышать контраргументов.

— Условия я озвучил, а будут иные, сообщу, — только и твердил Лавр Петрович.

Хотелось у него спросить, каково оно — быть под пятой у кого-то и даже не иметь возможности повлиять на ситуацию. Но я не стал унижать Зарипова при Картамонове. Да, он мудак. Но… не так он прост. Я чувствую порой людей. И Зарипов определённо тяготится своим положением. А мне очень не помешало бы иметь рядом с Жебокрицким своего человека.

Если Лавр умен, то всё услышал и всё понял. Его нынешний хозяин рискует вовсе стать неадекватным человеком. А еще и бедным. Зерно сгорело, деньги… Допустим, что сгорели также. Они просто воскресли у меня в вещмешке, а до этого сгорели. Такие потери в одночасье сложно восполнить, если только нет крупной суммы денег на банковском счету, так что теперь он Лавру вряд ли сможет пообещать награду за пресмыкание. А я могу дать достойные условия для жизни всей семье Зариповых. Амбициозно? Да, сейчас может показаться, что я у разбитого корыта, но вижу намного лучшее будущее своего поместья.

— Все, хватит! — чуть ли не выкрикнул я, когда разговор уже опустился до уровня, когда одна сторона говорит «да», а другая, не приводя новых аргументов, только и талдычит, что «нет».

— И то правда, — поддержал меня крестный. — Ступайте, господин Зарипов, с Богом. А встретиться нужно с господином Жебокрицким.

— Господин Зарипов, я лишь прошу вас, если есть какие сведения, проясните: ведь нужно найти и покарать тех, кто это устроил. Вероятно, нас ссорят намерено, — сказал я уже почти вслед Лавру Петровичу.

Стройно, будто по-армейски, два десятка мужиков, прибывших с Лавром, развернули коней и спокойно, будто и не отступают с поля боя, отправились к себе.

Нахрапом меня взять не вышло, более того, получилась демонстрация моего стратегического союза с Картамоновым. Я и сам ранее не предполагал, что казаки крестного — такие вот бравые на вид. Есть предположение, что не только на вид они лихие, но и с боевым опытом. Говорили мне, что Картамонов будто ест ассигнации или, может, сжигает их — так как его поместье приносит прибыль, но ничего дорогого крестный не покупает, и дом не перестраивает, хотя у него жилище и поменьше моего сгоревшего, можно было бы и расширить. Все дело, видимо, в том, что Матвей Иванович вкладывает деньги в содержание, как он говорит «полушкадрона». И еще поправляет меня, когда я говорю «полуэскадрон».

— Так это не ты, дядька Матвей? — спросил я, когда наши бойцы ушли чуть вперед.

— Нет. Но я ждал этого вопроса. Успел подумать трезвым умом… Ты, что ли, сильно перешел дорожку начальству в губернском городе? — спросил крестный.

— Они подпалили? Я думал об этом. Но дотянуться до нас из Екатеринослава сложно. Я вон больше недели добирался, правда, кружным путем. Да и кто будет это делать? А еще есть у меня лента, ну, я показывал тебе, — сказал я.

Ну не укладывается в голове, что здесь может орудовать команда Кулагина. Сложно появиться какому-нибудь человеку, которого никто не знает, из ниоткуда и подготовить такие акции. Пусть и мой дом, и амбар с зерном Жебокрицкого не охранялись, но все равно… Время на подготовку нужно.

— Проезжало, как мне сообщили, нынче через Луганск ворье, может, из тех, с кем ты связался. Может, они? — спросил Матвей Иванович.

— Меня жечь — ладно, поверю, но Жебокрицкого… Вот если бы они работали на… — я не стал договаривать.

Такие догадки нужно держать при себе, даже и в разговоре с близкими. А у Матвея Ивановича, вроде бы, и по лицу прочесть можно, прямой он человек, но мало ли… Или все же — мало? Пусть знает.

Между тем, я не стал говорить вслух о том, что Кулагин мог связаться хоть бы и с ворами, чтобы сделать заказ. Это бесчестно? Даже казнокрад посчитает ниже своего достоинства связываться с ворами? Ой ли! Тарас и компания, может, и не воры, но те ещё головорезы — и сильно ли далеко ушли они от того же Понтера и Ростовского Ивана?