Барин-Шабарин 3

— И каков ваш будет согласительный ответ? — с искренней улыбкой отвечал я.

— Согласительный? Наглец! Воскликнула Лиза, — несколько нервозно рассмеявшись.

— Я прорвусь через любые преграды, получу чины и возможности. Я буду вам хорошим мужем, вы будете гордиться мной, любовь… Я сделаю всё, чтобы вы меня полюбили. Однако, порой, для прочного брака может хватить и любви одного человека. Я не скажу, что пылко влюблён. Но я не вижу иных достойных особ, которые вызывали бы у меня чувства. Я с вами искренен, хотя мог бы обольщать стихами, льстивыми речами и томно дышать, — сказал я, понимая, что, наверное, именно таким образом, как я и описал, нужно было действовать.

— Но вы решили не утруждать себя не чтением стихов, ничем иным, что могло бы мне понравиться, — сказала Елизавета.

— А не самое ли и важное в отношениях между мужчиной и женщиной — это искренность, доверие и правда? Но я и сам не хочу заблуждаться, и намерен показывать искренность, а не плести паутину словесных кружев, — сказал я.

Вот, если она сейчас скажет «нет», развернусь, попрощаюсь с Алексеевым и отправлюсь Екатеринослав уже сегодня. Я даже невольно стал сравнивать Елизавета Дмитриевну и Марией Александровной Садовой. Да, та девица отрабатывала проституткой. Если бы не этот факт, а также если бы не то, что брак с Лизой экономически выгоден, то я бы всерьёз рассматривал Машу в качестве своей супруги. Она мила, достаточно образована, может, характером слабее, чем Лиза, но я и Елизавету знаю плохо.

— Что сказал мой дядюшка? Вы сговорились с ним? — интересовалась Елизавета, при этом с укором посматривала на меня, но с интересом на кольцо в моих руках.

— Да, мы сговорились, — сухо отвечал я.

— Так вы любите меня? — чуть ли не прокричала Лиза.

— Да, — слукавил я, понимая, что, если скажу иное, то потерплю фиаско в своём сватовстве.

Наступила неловкая пауза. Слетела маска холодной леди, она начала соблазнительно покусывать нижние губы, порой, выставляя удивительно белые зубки. И в этом своём естественном виде Лиза казалась ещё более краше и желаннее.

— Что с вами обсуждал мой дядюшка? — нерешительно, пряча глаза, спросила Лиза.

— Вы о том конфузе, который устроил вам, доверчивой девушке, некий подонок? Алексей Михайлович был со мной честен, я это оценил. По службе меня вызывают в Екатеринослав, но при первой же возможности я найду время и пристрелю того нахала, — сказал я.

— Если вы с дядюшкой поговорили и об этом, после всего услышанного вы желаете взять меня в жёны… Я покорюсь воле своего защитника и благодетеля Алексея Михайловича, — вкрадчиво сказала Лиза.

Мне стоило немалого труда, чтобы не проявить излишних эмоций, не высказать Елизавете то, что главной причиной нашего вероятного брачного союза должен быть не Алексеев, а мы с ней. Но я сдержался, посчитав, что Елизавета Дмитриевна просто прячет свои сомнения за авторитет дяди. Она, как и положено девушке, не уверена, но на то мы мужчины и есть, чтобы неуверенность девушки компенсировать своей волей и решительностью.

Я сделал два шага вперёд, взял бархатные ручки Лизы в свои руки, не преминул большими пальцами своих рук погладить девичьи ладони, а после притянул девушку к себе и максимально, насколько был только способен, нежно поцеловал. Девушка вздрогнула, но не отшатнулась. Я не понимал, отчего именно её сейчас потряхивает: то ли это от возбуждения, то ли своими действиями я всколыхнул какие-то не самые приятные воспоминания. Но с теми фобиями, чтобы там не случилось у Лизы в Севастополе, ей предстоит бороться.

— Вы не пожалеете о своём решении, — сказал я и спешно покинул комнату Елизаветы Дмитриевны.

Не хотелось присутствовать в тот момент, когда девушка придёт себя и будет искать виноватого в своём состоянии оцепенения. А виновато только строгое воспитание, когда девушки впервые могут быть поцелованными лишь только в брачную ночь. Нет, я не за распущенность, я лишь за то, что и девушки, и парни должны подходить к выбору того, с кем собираются связать свою жизнь, уже с определёнными понятиями. Десятилетия жить с человеком, который тебе противен, как сексуальный партнёр, — это, наверное, если не ад, то чистилище.

Казалось, что после такого разговора, меня должны заботить только лишь отношения с Лизой и развитие событий, связанных с женитьбой. Но это было не так. Остался день, может, полтора дня, для того, чтобы решить ещё немало вопросов. И один из таких вопросов касался Эльзы. Просто, ей больше нечего делать в моём поместье. Как я понял, она уже не собирается ехать за границу на постоянное место жительства. Что-то мне подсказывает, что она решила оставаться в России не потому, что в Европе сейчас начались революционные события. С разной степенью интенсивности, но Франция бурлит как кипящий котёл. Вероятно, Эльза, посчитав, что со смертью Кулагина ей более ничего не угрожает, решила всё же не терять обжитые места.

Уличив немного времени, я работал в своем кабинете в доме с бизнес-проектом развития Екатеринославской губернии. Теперь я смотрел на проект еще и с точки зрения, что я мог бы предложить своим потенциальным недоброжелателям, чтобы сделать их союзниками.

Что именно задумало Третье отделение, я не знал. Предполагаю, что после нарушения баланса в губернии, в игру включился и Орлов, глава этого ведомства. Я искал возможность, чтобы стороны от меня отстали, дали и дальше действовать на благо Отечества и к вейщей для всех выгоде.

Если все стороны будут заинтересованы в экономическом росте Екатеринославской губернии, будут иметь свои доли в разных предприятиях, то, как я искренне считал, особых препятствий мне чинить не станут. Вот только, с современным заскорузлым взглядом на экономику, сложно доказать кому бы то ни было, что-то или иное предприятие способно давать существенную прибыль в будущем. Правило, по которому все желают иметь прибыль, но никто не хочет вкладываться и рисковать, работает во все времена.

— Ты посылал Саломею для того, чтобы она меня разыскала? — холодно спрашивала Эльза, входя в кабинет.

Я отложил ненавистное перо и чернильницу, всё никак не придумаю, как усовершенствовать орудия письма. Улыбаясь, я посмотрел на женщину. Да, хороша. более того, мне хотелось взять её и прямо здесь, в моей кабинете, в единственном помещения дома, которое удалось выделить под мои нужды, чтобы… Вот только делать этого нельзя, так как решается вопрос о моей женитьбе. Еще услышат страстные выкрики и стоны.

— Сперва я хотел бы повиниться, что был с тобой груб. Но к этому предлагаю не возвращаться. О наших отношениях мы всё друг другу сказали. У меня же есть другое к тебе предложение, — я достал три листа, протянул их Эльзе.

Она стала вчитываться, недоверчиво хмыкать, всё ещё проявляя ту самую женскую обиду, показывая всем этим, что рассчитывала, наверное, на большее, чем иметь статус бывший моей любовницы.

— Чемоданы? Ты предлагаешь мне начать производство кожаных коробок? — с долей скепсиса сказала Эльза.

Я знал, какие аргументы нужно привести для того, чтобы заинтересовать эту весьма деятельную во всех отношениях женщину. В моих объяснениях прозвучало имя Луи Виттона, о котором Эльза не имела никакого понятия, да и я знал о нём лишь имя, и что он первым создал чемодан. И только приблизительно догадался, что это произошло где-то в середине XIX века. По крайней мере, сейчас в Российской империи никаких чемоданов или изящных сумочек у женщин не имелось.