Барин-Шабарин 4

— Так чего же мы стоим, пойдемте в дом! — сказал Алексеев и взял меня под руку, словно мы с ним уже близкие родственники.

Он повёл меня по ступенькам в большой особняк, который впору было бы назвать дворцом.

И улыбка на сдачу… Значит, Алексей Михайлович уже счел меня выгодным своим приобретением. На то, что мне указали моё место, я, не нарушая приличий и вежливости обхождения, ответил несогласием — и показал, что достоин более высокого положения, в том числе и в доме Алексеева. Посмотрим еще, у кого какое место.

— Алексей Петрович, рады вашему столь скорому визиту, — любезничала со мной и будущая тёща.

Сперва, когда мы вошли в дом, она посмотрела на своего мужа, тот, видно, подал ей какой-то знак, и сразу же улыбка озарила лицо Екатерины Ильиничны. Ох, не с тем человеком я договаривался. Глава семьи тут — жена!

Если Елизавета Дмитриевна будет стараться выстроить в нашей будущей семье подобные же отношения, то будет она тогда лишь хранительницей очага под замком и запретами. Станет растить детей, заниматься ручными поделками, а мне придётся искать иные отношения с женщинами.

М-да. Что-то я слишком скептически отношусь к своей женитьбе. Ну, нет в округе достойных невест, которые могли бы сравниться по красоте, приданому и положению с Елизаветой Дмитриевной. А на то, что Алексеев отдаст свою родную дочку за меня, не стоило и надеяться. Да и она сама мне не особо нравилась. Даже в столь юном возрасте, а ей было четырнадцать лет, очевидно, что красотой девица не вышла. А ещё имел место и другой момент.

Дело в том, что Лизу я хотел брать себе в жёны, кроме прочего, чтобы иметь некоторую возможность не подпасть под влияние Алексеевых. Я и без того собирался помогать своим будущим родственникам, но делать это умеренно и без коррупционной составляющей. И в этом отношении моя женитьба на племяннице — это совсем не то, что женитьба на родной дочери. Если случатся между нами с Алексеем Михайловичем какие-то противоречия, то мне будет куда проще решать вопросы с ним.

— Елизавета Дмитриевна, я очень рад вас видеть. Вы становитесь всё краше и краше, — сказал я, целуя ручку своей будущей жене.

— Можно ли у вас поинтересоваться, Алексей Петрович, чем вызван ваш визит? — спросила Лиза с заметным волнением.

При этом Алексей Михайлович сверкнул в сторону своей племянницы глазами. Да, её вопрос мог быть расценен и несколько оскорбительно. Уж не забыла же она, зачем именно я прибыл!

— Я намереваюсь предложить вашему дядюшке день для нашего с вами венчания. А также обсудить, где и как оно будет проходить, — сказал я.

Мне понравилось наблюдать за реакцией и Елизаветы Дмитриевны, и её родственников. Но пора показывать, что я ведомым за их спинами не буду.

Уже через полчаса мы сидели за столом и мирно общались, словно давно породнились.

— Алексей Петрович, не скажете, а откуда вы к нам спешили? Из своего поместья? Или из Екатеринослава? — прозвучал, казалось бы, обычный вопрос.

Но я знал, откуда ветер дует. Я сам просил своих людей распространять информацию, что мы прибыли из Севастополя. Не пристало мне хвастаться и с порога кричать, что я убил на дуэли обидчика Елизаветы. Но вот если этот факт всплывает без моего хвастовства, то он должен прибавить мне баллов в глазах Алексеева.

— Я к вам прямиком из Севастополя, — коротко сказал я, а моя невеста вздрогнула. — У меня было одно предложение по делам коммерции к его высокопревосходительству Адмиралу Лазареву. Попутно же я решил… некоторые вопросы чести.

Я сделал паузу, пристально посмотрел на Лизу, а после сказал:

— Больше никто не посмеет вас обижать, Елизавета Дмитриевна.

— Вы убили его? — с придыханием спросила будущая тёща.

— Я застрелил его в честном и достойном поединке, — спокойно отвечал я.

— И вы посчитали себя вправе заступаться за меня? — растерянно спросила Лиза.

— Безусловно! Вы же давали мне своё слово. Моя невеста должна быть под защитой! — сказал я, а Алексей Михайлович чуть потупил взгляд.

Да, он сам не защитил свою племянницу, а счел лучшим просто быстрее её увезти из Севастополя.

— Алексей Петрович, не соизволите ли составить мне компанию и уединиться в кабинете? Туда нам подадут кофе, — сказал Алексеев и, не дожидаясь моего ответа, встал из-за стола и раскланялся дамам.

Что ж, мужской разговор, предполагаемый мною, состоится уже сейчас. Я встал, извинился, что так быстро покидаю женское общество, улыбнулся, как мне показалось, искренне и доброжелательно, и твёрдым шагом и с гордо поднятой головой направился за хозяином дома.

Глава 9

Кабинет Алексеева выглядел, что называется, дорого-богато. Даже у губернатора было не так пафосно на рабочем месте. Было видно, что хозяин дома не пожалел денег на обустройство своего личного пространства. Уже то, что стол, шкаф, а также шифоньер для бумаг были выполнены из красного дерева, говорило о многом. Красное дерево — колониальный товар, стоящий в России просто баснословных денег. И ведь вполне можно было залакировать мебель из дубового массива, но нет, — красное дерево.

А потом мы войны проигрываем из-за того, что снарядов не хватает и «вдруг» обнаруживается, что солдат не во что одеть, ружья — наполеоновских времен, да нечищенные, хотя бы и кирпичом… Словом, денег нет. В стране, где кабинеты помещиков — из красного дерева, нет денег… Насколько я знал, на завершающем этапе Крымской войны уже готовилась армия в триста тысяч солдат и офицеров. Но не было возможности ее быстро перебросить под Севастополь, чтобы деблокировать город и перехватить инициативу в войне. То есть, проблема в том, чтобы довезти уже готовую армию!

А ещё в кабинете было огромное количество книг, несколько картин и…

— Алексей Михайлович, а что это у вас за чудесная картина висит? — спросил я, указывая на голую дородную женщину на стене.

— Последнее мое приобретение. В триста рублей обошлась, — поспешил похвастаться мой будущий тесть. — Что-то из Европы позапрошлого века. Какой-то из учеников Рубенса.

Рубенса? Это не Рубенс, и даже не ученик. Колоссальное усилие я приложил, дабы не рассмеяться! Ведь это была не картина, а та дешёвка, которой я наспех расплатился с бандитами в первый день своего пребывания в этом времени. Может быть, это я чего-то не увидел, недопонял, отдал произведение искусства, а не пошлую мазню? Я не спеша подошёл, присмотрелся… Да нет же — абсолютная безвкусица.

— Замечательная картина! — солгал я, всё ещё сдерживая смех.

— Благодарю, я знаю о том. А теперь я вас слушаю, Алексей Петрович, — сказал Алексеев после того, как насладился лестью.

Уж он заметил, как я тут всё рассматривал — и картину, и дорогой и богатый кабинет.

— Венчание наше с Лизаветой Дмитриевной должно состояться до Рождественского поста… — стал я выдвигать свои условия.

После долгого обсуждения, уже не такого приятного, как разговоры о картинах, а сопряженного с повышением голоса, спорами и даже завуалированными угрозами в мою сторону, мы пришли к общему знаменателю, и я уступил лишь в немногом. Одним из камней преткновения стал вопрос финансирования мероприятия.