Барин-Шабарин 5
Шрифт:
* * *
Александр Сергеевич Меньшиков прибыл в Константинополь настолько быстро, насколько это было возможно. По принятым дипломатическим правилам он должен был сообщить о своём приезде султану незамедлительно. Однако Чрезвычайный и Полномочный посол Российской империи в Османской империи посчитал, что султан Абдул-Меджид и так будет знать о его приезде.
Уже на следующий день Александр Сергеевич устроил приём в русском посольстве. При этом никто из османов на мероприятие приглашён не был. Лишь только некоторые представители европейских государств. Между тем, русское посольство сделало всё, чтобы о приёме знал
И теперь, еще сравнительно молодой, чуть старше тридцати лет, правитель ранее великой империи, готовился к разговору с русским послом Меньшиковым. Абдул-Меджид уже понимал, что будет унижен, и что разговор с русским послом может иметь очень большие последствия. Потому и волновался, пусть и старался не показывать вида.
— Великий это будет большим унижением для русского посла. Он заслужил этого, — сказал визирь Мустафа Наили-Паша.
Уже пожилой албанец, ставший визирем, пытался льстить султану и задержаться в своей должности визиря хоть бы год, что уже вдвое больше, чем пять его предшественников.
Падишах презрительно посмотрел на своего главного чиновника, но ничего ему не сказал. Теперь отступать было некуда. Русский посол проявил крайнюю степень неуважения к султану, а Абдул Меджид повелел сделать так, чтобы посланник русского императора обязательно поклонился падишаху и султану.
— Достаточно ли высок русский посол, чтобы согнуть спину при входе? — спросил султан, прикидывая высоту дверной арки.
— Он достаточно высок, Великий… Скорее длинный, — отвечал визирь.
До падишаха доходили слухи о том, что русский посол в беседе со своим английским коллегой заявлял, что не будет такого, чтобы представитель русского императора поклонился османскому султану.
По наущению французов, Абдул-Меджид и решил повелеть заложить дверь, ведущую в зал приёмов нового дворца султана таким образом, чтобы всякий входящий должен был согнуться.
Скоро в приёмном зале дворца собрались послы ведущих европейских государств, первые чиновники Османской империи, даже английские и французские журналисты были. Всех пригласили, чтобы увидеть, как русский посланник Александр Сергеевич Меньшиков нарушит данное обещание и поклониться султану. Он же не сможет войти в зал, чтобы не согнуться. Публика была в предвкушении спектакля.
— Чрезвычайный Полномочный посол Российской империи князь Александр Сергеевич Меньшиков! — громогласно объявил, на европейский манер, один из придворных евнухов.
Вот уже должен войти высокий Меньшиков, он должен согнуть свою голову, у репортёров готовы заранее статьи, в которых они обличают Меньшикова во лжи и в покорности. Но что-то Меньшиков не шёл. Его тень находилась за дверьми. И тут…
— Ах! — послышались возгласы удивления и возмущения.
Да, Меньшиков поклонился, но вопрос то как именно он это сделал. По всем правилам первая часть тела русского посла, которая должна была оказаться в приёмном зале османского Султана, — это голова. Склонённая в покорности голова! А появилась… То место, на котором обычно русский посол сидит. Приглашённые репортёры уже предвкушали, как они будут мучиться с формулировками, описывая происходящее. «Седалищем вперед?», «Русский посол показал, свое отношение к проблеме?» «Русский посол показал истинное лицо?»
— Султан, у вас очень низкие двери. Неужели в Османской империи
так стало плохо с едой, что люди не растут? — вальяжно, унизительно как для султана, так и для всех османов, говорил Меньшиков.Абдул-Меджед явно растерялся. Сперва он посматривал в сторону янычара, который схватился за эфес своего ятагана и ждал только приказа от правителя, чтобы отрубить ненавистному наглому русскому голову. После падишах посмотрел на французского посланника, который делал вид, будто бы ничего не произошло.
Вряд ли в истории Османской империи был хоть один случай, чтобы так унизили султана, поэтому даже европейские послы не могли посоветовать правителю Османской империи как поступить. Рубить в таком случае голову князю Меньшикову было точно нельзя. Вот если бы его отравить…
— Правитель спасенной Россией державы, я прибыл в Константинополь, называемый моими предками Царьград, чтобы сообщить вам, что действия Османской империи по передаче ключей от святых Храмов в Палестине могут привести к войне, — надменно говорил Меньщиков.
— Османская империя никогда не боялась войны Ни когда янычары султана были в сожжённой Москве, ни когда ваш царь Пётр выбрался из окружения на реке Прут только благодаря предательству визиря, польстившегося на украшения царской содержанки, — после долгой паузы говорил визирь.
— Сто лет мы бьем вас, — усмехнулся Меньшиков.
Султану говорить в таких условиях, после того, как он был унижен, нельзя. Потому и оставалось послу озвучить требования и уйти. Может еще что-то сказал бы русский посол, но присутствующие иностранные послы явно не одобряли устроенную перепалку.
— Два дня она размышление, после русское посольство покидает в пределы Османской империи и сворачивает любые дипломатические отношения, — произнес Меньшиков, щёлкнул каблуками. — Честь имею!
Русский посол не сделал положенных шагов спиной вперёд, а сразу же повернулся. Меньшиков подошёл к дверному проёму, согнулся, вновь являя всем собравшимся неприглядную часть своего тела.
Султан, как только русский ушел, встал и направился в другую сторону, в свой кабинет, лишь только бросил одному из слуг:
— Француза ко мне!
Уже через пять минут посол Франции в Османской империи Шарль ла Валетт стоял перед султаном. Французу с трудом удавалось сдерживать улыбку. Русский посол сработал так, будто бы Франция ему специально заплатила денег за подобное поведение. Буквально немного учтивости, несколько уступок, и Османская империя могла выйти из-под контроля Франции, частично Англии, и пойти на переговоры с Россией. И среди турок были те, кто мог бы повлиять на ситуацию и договориться с русскими. Устали османы от поражений от России, уже слабо верили в свою победу.
Теперь же султану нужно сохранять лицо после того, как ему показали зад.
— Через два дня начнётся война. Османская империя не готова. Готовы ли к войне Франция? — к решительным голосом спрашивал султан.
Правитель Османов был настолько раздражён поведением русского посла, что ему с трудом удавалось сохранять остатки благоразумия. Он чуть было прямо приёмном зале не объявил войну России. И теперь вся эта решительность была направлена на французского посла.
— Немедленно отвечайте! По вашему наущению, я затеял всю эту игру. Где очередная партия обещанного оружия? — уже не говорил, а кричал султан.