Барин-Шабарин 5

— Вы против резкой отмены крепости, но из ваших примеров я понимаю, что резкая отмена крепостного права приводит к промышленному производству, — усмехнулся Милютин, посчитав, что поймал меня на противоречии.

— И к смертям… Да, свободные руки, как одна из важнейших потребностей при создании промышленности, имеются в избытке. Можно даже выбирать и принимать на работу чуть более грамотных бывших крестьян. Но готова ли Россия, если она пойдёт по японскому примеру, лишиться семи-восьми миллионов человек? — отвечал я.

— Скажете тоже, по японскому образцу! Ещё не хватало чтобы европейская Россия повторяла японские реформы, — Милютин искренне рассмеялся.

Я говорил о том, что единственным способом смягчить саму отмену крепостного права — это уже прямо сейчас начинать строить промышленные объекты, чтобы было куда податься крестьянам, которые не смогут ужиться в новой системе землепользования. Говорил, что этих крестьян нужно отбирать уже сейчас, чтобы обучать год, два, тратить на это деньги. Нужно играть в долгую, и без системы образования здесь никуда не деться.

Я в Екатеринославской губернии при решении кадровой проблемы пошёл не интенсивным способом, когда рабочие обучаются профессии, а экстенсивным, когда мы просто переманивали с других предприятий уже более-менее грамотных мастеровых. Да, я спешил, по известным причинам. Но школы работают при каждом предприятии. На Луганском заводе так и вовсе школы двух уровней: условно ПТУ, а вторым уровнем — условно техникум. Но первые результаты образование дало только год назад, когда мы выпускали в Луганске и в других городах порядка тысячи специалистов. Теперь можем думать о развитии на основе своих, выращенных кадров.

Да, в России начинают создаваться ремесленные училища, при крупных заводах уже давно работают школы. Образование, ни шатко, ни валко, но развивается. Но этого мало для серьёзного рывка. На Екатеринославскую губернию специалистов хватит, а вот для всех остальных — нет.

— Господа, время отвлечься от ваших занимательных бесед и вспомнить, что мы здесь все в кругу друзей. А какая же встреча друзей без развлечений и веселья? — с ухмылкой говорила Анна Павловна, глядя на меня.

Я понял, к чему всё идёт. Я, как условный новобранец этого достойнейшего собрания, должен презентовать себя. Несмотря на то, что мы очень увлеклись с Милютиным обсуждением вопроса отмены крепостного права, я был готов показать публике, как сказал один, не самый удачный лидер Советского Союза, Кузькину мать.

— Кто из вас, господа, готов нас развеселить? Может быть вы, Алексей Петрович? — обратилась ко мне Анна Павловна.

Подстава чистой воды. Понятно, что можно только прочесть стихотворение, но все равно, разные же люди есть. Кто-то не умеет выступать на публике. Вот я… Ну никто же знает, какой я на самом деле. Ну да ладно, есть что показать.

— Господа, дамы…– я изобразил поклон. — Если позволите, то я спою. Не браните меня за то, что голос грубоват. Главное, что я исполню песню от души.

После попросил гитару, которую мне подали тотчас, ударил по струнам и немного подкрутил колки.

— Господа офицеры, по натянутым нервам… — начал я петь ту песню, которая ни разу в этом времени ещё не встречалась с безразличием.

Когда я закончил, все молчали, с интересом глядя на меня. Все офицеры, которые присутствовали на этом собрании, которые отворачивали свои головы, если только я на них смотрел, стояли на ногах и у многих были слёзы на глазах. И в будущем эта песня вызывала шквал эмоций, сейчас же, когда люди ещё более чувственные и эмоциональны, они пережили песню.

— Господа, я уже слышала эту песню в Екатеринославе, — выкрикнула одна дама.

Я посмотрел в сторону этой эмоциональной женщины, которая не смогла сдержаться и нарушила всеобщее молчание. Она была молода, красива. Не думаю, что старше двадцати лет. Рядом с ней сидел седовласый мужчина и с ярым неодобрением смотрел, скорее всего, на свою супругу. Это нормальное положение дел для этого времени, когда разница между мужем и женой может составлять двадцать и более лет. Мужчина, как правило, женится в более сталом возрасте. Ну, а женщина, пока молода, является хорошим товаром, который родственники пытаются сбыть как можно раньше, пока ещё не стала увядать девичья красота.

И тут зал взорвался аплодисментами. Понятно, что аплодировали не мне, аплодировали гениальной песне, которую я лишь только чуть-чуть подкорректировал, чтобы она не вызывала особых вопросов у людей этого времени.

— Кто написал эту песню? — спросила Анна Павловна.

Я не смущался, но я сыграл смущение, как сделал бы на моём месте ещё непризнанный поэт или композитор, чьё произведение впервые одобрило общество.

— Неужели вы? — не скрывая своего удивления, спросила Анна Павловна.

— Да, ваше высочество, — признался я.

— Просим! — закричала всё та же молодая дама, которая, видимо, решила пойти против уклада своего мужа.

И я даже догадываюсь, кто этой ночью будет жёстко наказан. Причём, вряд ли это будет связано с выполнением супружеских обязанностей. Уж больно пожилой у неё был муж. А вот запереть молодую жену он может.

— Облетела листва, у природы своё вдохновение, и туманы… Потому что нельзя, потому что нельзя, потому что нельзя быть на свете красивой такой, — исполнял я песню, которая ещё точно нигде и никогда не звучала.

Эта композиция, которую в будущем уже вряд ли споёт группа «Белый орёл», стояла в очереди среди прочих, которые я собирался передать в репертуар Миловидова.

— Удивительно, господа, в нашем отечестве есть поэт и музыкант, о котором мы не знаем, но чьи и песни мне уже хочется напевать, — выразила всеобщее одобрение Анна Павловна Романова.

Я такие песни всегда называл мусорными. Конечно, определение грубое, но, когда, услышав композицию, напеваешь её день изо дня, и ничего не можешь с этим поделать, словно икота напала, начинаешь одновременно ненавидеть и любить песню.

Я был уверен, что сейчас меня попросят сыграть ещё одну песню, и даже уже знал, что именно исполню. Предполагал шокировать публику исполнением песни «Вставай страна огромная». Конечно, она частично переделана и вместо «нацистской силой» должно было прозвучать «с турецкой силой тёмную, с проклятою ордой». Уверен, что это песня вызвала бы шквал эмоций, возможно, меня даже кто-то и осудил бы за нагнетание обстановки, но как только начнётся война с Османской империей, обязательно вспомнят. Может быть, песня стала бы гимном всей этой войны.