Барин-Шабарин 9

— Позвони в гараж, пусть подадут «Руссо-Балт» во двор. И чтобы Седов был на месте через час.

Дождь уже вовсю лупил в окна, когда я вошел в помещение Особой группы при ИИПНТ. В лаборатория царил творческий хаос из книг, журналов, чертежей и разнообразной аппаратуры.

Менделеев, сгорбившись над столом, что-то яростно исправлял в расчетах. Циолковский, со своим вечным слуховым аппаратом, возился с какими-то проводами. Они даже не заметили моего появления, пока я не постучал тростью по металлическому штативу.

— Ваше сиятельство! — Менделеев вскочил, смахивая со лба седые пряди. — Мы как раз…

— Я знаю, Дмитрий Иванович. — Я снял перчатки, подойдя к столу. — Показывайте, что у вас есть.

Циолковский разложил передо мной чертежи. Его руки дрожали — не от страха, а от возбуждения.

— Вот схема цепной реакции. Если мы сможем контролировать процесс деления ядер…

— Сколько? — прервал его я.

— Пять килограммов урана двести тридцать пять дадут энергию, равную… — Менделеев начал что-то вычислять.

— Я спрашиваю не о формулах, господа. Когда будет готова бомба?

В комнате повисла тишина. Даже дождь за окном будто притих.

— Год, — наконец сказал Циолковский. — Может, полтора, но, ваше сиятельство, вы понимаете…

Я покачал головой.

— Может статься, что у нас не будет полутора лет! Пруссаки уже на пороге открытия. Об этом свидетельствует то, что их пресса перестала писать об этом. — Я развернул перед учеными свежий номер «The Times». — «Перспективы применения атомной энергии»… Англичане вкладывают миллионы в свои исследования, но раз уж появляются такие статьи, до практического результата им еще далеко… Так что, работайте, господа! Россия на вас надеется. Царь на вас рассчитывает. Я в вас верю. Любые ресурсы. Любые люди. Одно условие, самое позднее — к марту должны быть все расчеты по критической массе. При этом я буду вынужден разделить вас, господа. Дмитрий Иванович останется здесь, в Петербурге, а вам, Константин Эдуардович, придется отправиться на Урал. Там сейчас создается закрытый институт по ядерным исследованиям. Строится завод по обогащению урана и испытательный полигон.

— Я готов! — откликнулся Циолковский.

— Простите, что приходится отрывать вас от семьи, от работ по конструированию цельнометаллического дирижабля, но нам необходимо опередить западноевропейские державы в области атомной энергии. Ведь если пруссаки или, хуже того, англичане первыми создадут атомную бомбу, можно не сомневаться — против кого они ее применят в первую очередь. Собирайтесь, Константин Эдуардович, отправиться нужно будет уже завтра. У вас, Дмитрий Иванович, помимо работы над нашим «Прометеем», будет еще одна роль, но о ней мы поговорим позже.

Наши геополитические соперники не могли не понимать, что в Российской империи ведутся аналогичные исследования, а глухое молчание в отечественной прессе лишь подтверждало эту догадку.

Поэтому мы с Менделеевым разыграли целый спектакль. Пресс-конференции о — новых источниках энергии. Публикации в научных журналах и популярных журналах. Всюду писалось, что мы работаем над некими «атомными машинами».

Дмитрий Иванович по моему заказу разработал даже вполне убедительные схемы таких машин, а иллюстратор «Электрической жизни», художник Фитингоф, сын давно умершего министра финансов, которые так и не узнал, что был разоблачен, как предатель, нарисовал их для прессы — танки, самолеты, корабли.

Во время визитов ко мне, Менделеев показывал настоящие расчеты и схемы.

— Вот схема бомбы, — говорил он, разворачивая чертежи. — Вот примерные последствия взрыва… Ударная волна, световое излучение… Радиус поражения — пять верст.

Это было то, что нужно. Можно было дать команду на изготовление «Факела», так мы решили назвать нашего атомного первенца. И наконец, 15 мая я получил депешу. Всего три слова: «Факел» готов к испытанию'.

Я выехал на Урал немедленно. Литерный мчался без остановок. Хотя состав ничем не выделялся среди обычных пассажирских. Если не считать того, что ему всюду давали зеленый свет, пропуская в первую очередь. Тверь, Москва, Владимир, Казань — поезд шел на Восток.

Полигон встретил меня грязью и холодным ветром. Вокруг на десятки верст ни одного поселения. Только — тайга и каменистые осыпи. Циолковский, похудевший, с лихорадочным блеском в глазах, указал на вышку в полутора верстах от места, где мы с ним остановились.

— Изделие уже смонтировано, — сказал он, — но кабели пока что не подключены. Завтра все еще раз перепроверим. И будем ждать вашего приказа, Алексей Петрович.

— Прежде всего — безопасность участников испытаний, — сказал я. — Я привез новейшие костюмы химической и радиационной защиты и счетчики Вернадского. Каждый из сотрудников на полигоне должен быть снабжен ими. Без исключения. Кроме того, еще раз проверьте пункты дезактивации. И пусть госпиталь в Полыни находится в состоянии полной готовности.

Полынью был назван город, который находился в трехстах верстах от полигона. Разумеется — в честь Звезды Полынь из «Откровения Иоанна Богослова», а не горькой травы, известной также под названием чернобыль.

Эпилог

Холодное утро встретило нас серым туманом. На полигоне спешно завершали строительство городка — два десятка домов, в том числе — и каменных. В сараях — скот, зараженный сибирской язвой. Вокруг — два ряда колючей проволоки, а по дальнему периметру — блокпосты. И никаких случайных свидетелей.

Циолковский вышел мне навстречу. За сутки он словно постарел на десять лет — глаза красные от бессонницы, пальцы в ожогах от работы с ураном.

— Все готово, — его голос звучал хрипло. — Кабели подключены.

Я посмотрел в сторону бетонного бункера, который находился в семи верстах от эпицентра.

— Вы уверены, что изделие сработает?

Константин Эдуардович усмехнулся:

— Нет. Никто не может быть в этом уверен, пока это… не произойдет.

— С полигона всех убрать. Я буду наблюдать из бункера. Вместе с вами.

С этими словами я направился к вездеходу на танковом шасси. Корпус его был обшит свинцовыми пластинами. Тяжело переваливаясь на неровностях уже изрядно разбитой дороги, вездеход доставил нас к глубокой бетонированной траншее, что вела к дверям.

По ней, мы спустились в бункер. Толстенные бетонные стены, крошечные смотровые амбразуры с затемненными стеклами. На столе — пульт управления. На стенах — шкалы приборов, которые должны будут зарегистрировать перепад давления, сейсмическую активность и уровень радиации.

Заквакал полевой телефон. Циолковский взял трубку. Выслушал. Повернулся ко мне.

— Персонал полигона эвакуирован, ваше сиятельство.

Я кивнул.

— Начинайте.

Он кивнул. Включил микрофон. Его голос, усиленный громкоговорителями, полетел над полигоном:

— Внимание, начинается проведение испытания. Напоминаю, находится в зоне смертельно опасно. Если вы остались в ней, немедленно воспользуйтесь защитными траншеями. Даю отсчет с девяти до ноля… Девять, восемь, семь…