Барин-Шабарин

Женщина встала, закрыла глаза, словно от страха, и резким, но всё равно удивительно плавным и манким движением скинула шёлковый халат. Под ним ничего не было. Я, начиная тяжело дышать, обошел ее по кругу, рассматривая молодое тело. Не пышное, стройное и без каких-либо признаков старения. Она молода, она не рожала, Бог не дал, и она красива.

— Ты смущаешь меня! — чуть ли не выкрикнула Эльза, прикрыв руками некоторые особо интересные места.

— Должен же я отплатить тебе за те смущения, что ты мне чинила в последние дни, — сказал я, взял руку женщины и притянул к себе.

Горячее, нетерпеливое дыхание обжигало мое ухо, когда я стал ее целовать.

— Кровати-то тут крепкие, хозяюшка? — спросил я.

— Не знаю, — с придыханием отвечала Эльза.

— Вот сейчас и проверим, — сказал я, заваливая женщину на кровать.

Вот это тренировка! Отличное кардио, нужно сказать. И очень приятное.

Мы лежали, полностью обнаженные и обессиленные, просто выбрали каждый себе точку на полотке и в свете всего-то двух свечей смотрели куда-то. Молчали.

— Умирает! Умирает! — закричали в коридоре. — Емельян Данилович умирает!

— Да что же это такое? — выкрикнул я в сердцах.

Я бросил беглый взгляд на так и не шелохнувшуюся, лежащую с глупой улыбкой обнаженную Эльзу и выбежал в коридор, благо, что вспомнил и быстро натянул штаны.

— Кто ещё умирает? — спросил я, едва выскочив из спальни.

— Емельян Данилович, — плача, сказала Саломея.

Глава 16

Услышав такое, я вернулся в квартиру, спешно накинул рубаху и ринулся в комнату к Емельяну.

— Что случилось? — спросила Эльза.

— Я разберусь! — сказал я и вышел.

Наверняка, вдовая красотка ждала каких-то других слов. Не верю, что есть столь эмансипированные женщины, которым не нужно сказать нечто обнадеживающее, правильное после того, как она и душой телом отдалась. Но… Емельян же умирает. Во что, кстати, верилось с трудом — я уже догадывался, что именно с ним случилось.

Я вошел, изо всех сил стараясь не смеяться вслух — впрочем, ухмылку согнать с лица не удавалось, тем более, что я в пару мгновений понял, что был прав. Голос Емельки, огражденного ширмой, звучал приглушенно, хотя причитал он довольно громко.

— Умираю! Как же такое? Не было никогда же! Лекаря кликните кто! — охал управляющий, перемежая всё это со стонами.

Понятное дело, что за ширмой сидел он без порток и занимался крайне важным и, что главное, очень срочным делом.

— А нечего было есть пирожные! — пряча смех, сказал я.

— Самолея, курва малая, я же выпорю тебя! — уже стонал Емельян.

— Никого ты не выпорешь. Что ты делал в комнате Саломеи и Прасковьи? Параску искал? Скучно тебе, охальнику, было? Так то Бог тебя за греховные мысли и наказал, — отчитывал я управляющего.

Ничего страшного, на самом деле, не произошло. Пирожные, которые были куплены на послезавтра, уже спрыснули из того флакончика, который вечером принесла, как я и планировал, Саломея из аптеки. Предполагалось, конечно, дать кому-то на пробу такое, чтобы понять эффект действия, хоть и жалко мне было людей. Думал я даже умерить вопли совести и скормить одно пирожное Вакуле или Петро, а тут вот как вышло.

Получается, и я греха не совершил, и тать наказан.

— Сколько ж пирожных съел? — спрашивал я уже подчеркнуто деловым тоном, будто доктор.

— Пять, — простонал Емельян.

— Это плохо, — сказал я, не став уточнять, чем именно это плохо.

Всего исправник Молчанов заказывал дюжину пирожных за раз. Все или почти все он съедал. Если такой эффект от пяти, то от двенадцати пирожных можно и… Убить-то вряд ли, но сильно, хоть и временно, подкосить здоровье Молчанова. А это не на пользу. Мне нужен такой эффект, чтобы его пучило, мешало, чтобы нельзя было определить добавленное вещество, а подумать лишь о несвежем.

— Бумаги ты подготовил? — спросил я, отвернувшись от ширмы, за которой скрючился Емельян.

— На столе! А-ах, — одновременно со стоном выпалил управляющий.

Все с ним будет в порядке, уже сейчас ясно. Посидит-посидит в кабинете раздумий — да и выйдет.

А вот бумаги, если уже не довелось мне поспать, было интересно почитать.

— Я у себя в квартире. И кто ночь не спал, днем выспаться. Послезавтра… Уже завтра у нас тяжелый день, многое решающий, — сказал я и отправился к себе.

Эльзы уже не было. Как-то всё с нею неправильно вышло. Хотя и в самом ее приходе ко мне правильного было не так чтобы много, особенно в существующих реалиях, когда разврат странным для меня образом сочетается с некоторым ханжеством и понятиями о женской чести.

Я засел за бумаги. Первое же, что бросилось в глаза — это некоторое несоответствие арендной платы и прописанных в признании Емельяна сумм. Получалось, что семьи, что заключили договор на аренду с моим отцом, платили деньгами и еще два дня отрабатывали на барщине. И деньги они платили управляющему, который сразу же завысил оплату на десять процентов, о чем прописано в договоре.

Десять процентов — это не много, так кажется. Вот только у меня сорок шесть таких семей. И это дополнительно в карман управляющего ложилось до ста рублей в год. Тоже, кажется, деньги невелики, если только не сравнивать. Вот та же корова — это до сорока рублей, неплохая лошадь — до ста рублей.

Весьма занятно мне было разбираться в делах мастерской. Мой отец, судя по всему, хотел создать чуть ли не завод. Он собирал мастеровых, им платились очень даже приличные деньги, по тридцать рублей в месяц и еще процент с продаж. И занимались мастера не только созданием плугов и иного сельхозинвентаря. Тут чинили и оружие, которое везли в том числе из земель Всевеликого Войска Донского. Пусть подобное делалось только, так сказать, «для своих», и никаких долгосрочных контрактов не имелось, но все же…

Я думал о том, чем могу помочь государству, людям, за которых несу ответственность, и как себя не забыть. И вижу, что уже многим могу.

Я загорелся идеей развить дело отца. Скоро начнутся неспокойные времена. Уже в этом году русские войска отправятся делать грязную работу за австрийцев и приводить к порядку взбунтовавшихся венгров. Признаться, так я бы, напротив, больше обрадовался, если б венгры добились не двуединой монархии, а полной независимости, становясь ярыми антагонистами австриякам. Но не на русской крови, точно.