Барин-Шабарин

Дверь мне открыл рослый мужчина с явно армейской выправкой, но носивший мундир служащего. Сейчас время такое, когда все ходят в мундирах. Кроме таких, как я, которые для родины ничего не делают. Ничего, когда получится выбраться из ямы, свою лепту внесу и я. Как? Еще не знаю, но придумаю. Мысли-то есть, появились бы возможности их реализовать.

— Вы Шабарин? — спросил мужчина, не вставая со стула и даже не отложив ножа с вилкой.

Причины такого пренебрежительного отношения крылись не в том, что кусок телятины на тарелке Кулагина выглядел очень уж аппетитно и, наверняка, был изысканно прожарен. Откуда-то из уголков памяти всплыло то, что сам великий доктор Пирогов отмечал необыкновенный вкус телятины, приготовленной именно в ресторане «Морица». Но передо мной сидел не гурман, а человек, который считает себя хозяином положения, тот, кто уверен, что все вокруг — не более чем грязь под его ногтями. Хотелось бы посмотреть на то, как Кулагин гнет спину и пресмыкается перед губернатором Фабром. Такие, как вице-губернатор, сами умеют быть грязью, когда им это необходимо, но лишь с более влиятельными людьми.

— Так понимаю, что я преисполнен радости от того, что разговариваю с вице-губернатором Екатеринославской губернии? — сказал я, чувствуя себя если не оскорбленным, то близко к этому.

— Дерзите, молодой человек! — с усмешкой сказал один из главных чиновников не только города, но и всей губернии. — Прошу!

Кулагин указал мне на стул, который я занял незамедлительно, после чего почувствовал себя чуть менее напряженно и раздраженно.

— У вас, ваше превосходительство, ко мне есть вопросы? — спросил я, желая побыстрее закончить этот разговор.

Признаться, я так и не успел выработать четкую стратегию, как вести себя с подобным власть имущим человеком. Нужно помнить о собственной чести, но нельзя и наживать на пустом месте, от одной гордости, себе врагов. А такие люди, как этот Кулагин, крайне бережно относятся к своему положению, и тем, кто готов оспаривать право приказывать — они враги.

— С какой целью вы встречались с моей супругой? — с металлом в голосе спросил тем временем Кулагин.

«Да это же ревность!» — подумал я и даже порадовался подобному выводу.

— Госпожа Тяпкина… — начал я рассказывать правду про кольцо, но был перебит.

— Тяпкина? И вдруг госпожа? — чиновник рассмеялся. — Впрочем, продолжайте!

Я и продолжил. В принципе, рассказал почти все. Кроме того, что жена вице-губернатора живо интересовалась неким художником-ловеласом. Мол, кольцо нашел, такое бывает. Вот, с купчихой Тяпкиной мы и подумали, что это может быть драгоценность, несомненно, самой красивой, изящной и… бла-бла-бла жены Кулагина — единственной, у кого вообще могут быть подобные украшения. Ну, да, немного, или даже много, польстил, приукрасил.

Невысокого роста мужчина, худощавого телосложения, с пышными бакенбардами, а именно так выглядел Кулагин, встал со стула, оперся руками на стол и чуть ли не прорычал:

— Если увижу еще раз рядом с женой в городе без моего присутствия…

— Я вас услышал и притязаний никаких не имею, и не имел в прошлом, — поспешил ответить я, хотя внутренне даже повеселился.

Но где я, такой весь молодой и красивый, а где госпожа Кулагина? Видимо, муж-рогоносец о своей жене что-то знает. И теперь любой мужчина рядом с ней — в его глазах потенциальный любовник. Нет большей слабости у мужчины, чем его женщина!

Кулагин резко сменил настроение, присел обратно на стул, отпил вина и, словно нехотя, проговорил:

— Я тут недавно одно дело одно на рассмотрении видел. Догадываюсь, что речь идет о вашем имении.

— Так и есть, ваше превосходительство, — кивнув, отвечал я.

— У меня есть предложение к вам, господин помещик, — слова Кулагина буквально сочились иронией.

— Я весь во внимании, — сказал я.

— Вам заплатят шесть тысяч рублей и решат все ваши залоговые проблемы. Само собой, имение — мое, — озвучил свое предложение вице-губернатор.

Мне не нужно было даже и задумываться над тем, продавать или не продавать поместье. У меня были планы по развитию этой маленькой, но все же части моей страны. Нельзя пасовать перед проблемами, тем более, что чем же этот чинуша отличается от того Ухватова, оставленного мной в будущем? И речь здесь не о внешности, даже не столько о характере, так как Кулагин все же казался сильным человеком, речь о коррупции в среде чиновников.

Я прекрасно понимаю конъюнктуру, не настолько уж и идеалист. Возможно, если не буду видеть иных вариантов, обязательно во благо каким-нибудь свершениям я сам дам взятку или организую откат. Но не хочу прожигать вторую жизнь. Первую я сперва прожигал, после — воевал, потом, преисполненный желанием менять систему… Не вышло, не дали, решили уничтожить наверняка. И вот второй шанс.

— Не хотелось бы вас огорчать, но я все же откажусь. Бесчестно было бы мне пасовать перед сложностями, — отвечал я.

— Благородство не всегда во благо. Но… — Кулагин улыбнулся. — Хозяин-барин… господин Шабарин.

— Я могу откланяться? — спросил я.

— Пожалуй, что и да, — ответил чиновник.

Выходил я из кабинета с тяжелым сердцем. Я гнал сомнения, получится ли выкрутиться с имением и не потерять его, но прогнать их было нелегко.

«Эх, живем один раз, так что чему быть, того не миновать, но барахтаться и бороться нужно всегда», — подумал я, самим своим существованием здесь противореча постулату о единственной жизни.

— О! Вы вернулись, ик, — встречал меня несостоявшийся поэт Хвастовский.

— Вернулся, — констатировал я.

Посмотрев на Прасковью, я сделал ей знак, чтобы она уже приступала к своей работе. Клиент созрел — и как бы не перезрел. Никакой опасности для чести Параски тут нет, Саша Хвастовский не сможет, если только Параша сама не поможет. Фи, как это может звучать двусмысленно.

Я не слушал, что говорила Прасковья, как она отправила молодое дарование к нумер, только проводил ее взглядом, когда девка с плохо скрываемым озорством проследовала за пошатывавшимся Хвастовским. Уверен, что она справится с заданием, после еще и я со своей дуэлью подскочу. Но… к вящему удовольствию сторон, я возьму лишь слово, что журналист отыграет свою роль и придет посмотреть на происходящее в суде, дабы собрать материал на фельетон. Ведь несостоявшийся писатель почти уверен, что ему удастся повторить успех Николая Васильевича Гоголя и изобличить чиновничий беспредел.

Наивный. Конечно, я его подставляю. Да и Гоголь был бы предан забвению, если бы только один-единственный человек во всей империи не вступился за писателя, дерзнувшего высмеять уездных чиновников. Благо, что этим человеком был сам император Николай I.

* * *

Андрей Васильевич Кулагин взял колокольчик и дважды тряхнул его в руке. В кабинет тут же вошел помощник вице-губернатора, увидел, что его начальник все еще в гордом одиночестве, и отправился звать полового.

— Да выходи уже, Яков Андреевич! — с усмешкой говорил Кулагин. — Ушел Шабарин.

Из-за ширмы вначале показалось пузо, ну а после уже весь оставшийся организм земского исправника.

— Ты будто бы боишься его, — продолжал веселиться вице-губернатор.

— Никак нет, ваше превосходительство, — отчеканил Яков Андреевич.

— Экий стервец ты, Молчанов, как на плац-параде мне отвечаешь, а ведь службы военной и не знаешь, — лицо Кулагина стало серьезным, в глазах блеснула ярость. — Сукин ты сын. Ты почему мне раньше не сообщил, что дела касаются земель западнее Железной слободы [соврем. Горловка]?