Барометр падает

И вот мы разбираем партию, а Рона Яковлевна записывает, записывает… В ту самую тетрадь тем самым карандашом, что купила в книжном магазине поселка Нида.

Через полтора часа она сказала «Стоп, Тигранчик» — и мы прекратили наше занятия. Хорошего понемножку. Тише едешь, дальше будешь. Не стоит весь порох изводить на салюты.

Мы расстались. А то ведь надоедим другу, за сбор. Это лишнее.

На территории санатория маленький окультуреный сосновый бор, туда я и пошёл с книгой Томаса Манна и радиоприемником «Sony». В музыкальном салоне настройщик рояля делал свою работу. Рояль я опробовал в первый же вечер. Инструмент хороший, даже замечательный,«Bluthner» двадцать шестого года, но расстроен.

Ну да, немножко расстроен, сказала ответственная по культурно-массовой работе. По плану настройка рояля состоится в октябре.

Но меня-то в октябре здесь не будет.

Жаль, но что же поделать.

А можно позвонить настройщику?

Пятрасу Винаускасу? Можно, но зачем?

Поговорить.

Настройщики роялей, особенно хорошие настройщики — люди избалованные. Но я его убедил, и вот сегодня он приехал из самой из Клайпеды — и трудится.

А я читал «Der Zauberberg» — не спеша и вдумчиво. Раздвигал границы сознания. В этом и суть учебы ли, спортивного сбора и вообще существования — раздвигать границы сознания.

У Манна — санаторий горный Швейцария, здесь — санаторий морской, Советский Союз, а во времена романа — Восточная Пруссия. Сходство и различие. Есть, есть о чем подумать…

Мимо прошла маленькая группа. Генерал, его жена и собака. Генерал тоже в олимпийке, зато у собаки медалей множество. Породистая овчарка, очень породистая. Кобель, производитель. А вот у генерала лицо самое простецкое. Из бедняцкой семьи. Достиг, добился. Стальная воля! Вообще-то с собаками в санатории нельзя, но генералу можно. Впрочем, собака, восточноевропейская овчарка, спокойная и уверенная в себе, хлопот, похоже, не доставит. Себе, что ли, завести такую? Нет, вряд ли. Слишком уж суровые. И фильмы о концлагерях сразу вспоминаются. Да и в разъездах я. Может быть, потом… или, может, хватит разъездов? Сыграю матч-реванш, сыграю с Фишером на звание абсолютного чемпиона, и всё, коньки на гвоздь, я себе уже всё доказал? Пири и Кук второй раз на Северный полюс не возвращались. Хиллари второй раз на Эверест не поднимался.

Престиж страны? Престиж страны — это состояние образования и здравоохранения, это уровень научных достижений, это армия, это прилавки магазинов, это туристы, разъезжающие по всему по белу свету, это много чего ещё. И только где-то в конце спорт. Наши хоккеисты раз за разом побеждают, но значит ли это, что наша страна великая? А наши футболисты раз за разом не могут отобраться на чемпионат мира, но значит ли это, что наша страна совсем не великая?

Шахматы — это игра. Времяпрепровождение ради забавы — таково первоначальное значение слова «игра». Пение с пляской. Ах, ты пела? Это дело!

Однако великий Ботвинник не раз заявлял, что труд шахматиста подобен труду музыканта, его игра доставляет наслаждение миллионам и миллионам любителей шахмат. Совсем не уверен. Гроссмейстерская ничья в двадцать ходов — кому она доставляет наслаждение? Чигоринский стиль игры, игры бескомпромиссной, пан или пропал, остался в прошлом. Нельзя так играть сегодня. Тигран Вартанович как-то сказал, что залог его побед — чигоринский стиль игры соперников. Пусть храбрецы кидаются на возведенную им Линию Петросяна, там им и конец придет. Но если соперник осторожен, игра часто заканчивается ничейным результатом, что для рядового зрителя, не понимающего тонкости гроссмейстерских расчётов, просто скучно.

Немногие пойдут слушать пианиста, играющего гаммы. Людям подавай страсти, борьбу, острые повороты и непредсказуемые результаты.

Будем стараться.

Погода менялась по пять раз на час: то скроется солнце, то откроется. Неопределенность.

Я включил радиоприёмник.

— Сегодня в Ташкенте состоялся пленум Центрального Комитета Коммунистической Партии Узбекистана, на котором было принято решение об освобождении от должности товарища Рашидова Шарафа Рашидовича по его собственной просьбе в связи с состоянием здоровья. Первым Секретарем Коммунистической Партии Узбекистана избран товарищ Волков Александр Александрович.

Однако!

Вначале июля я разговаривал с Шарафом Рашидовичем по телефону. Он интересовался моей новой оперой, приглашал погостить. Потом случился взрыв, стало не до гостеваний, но я и думать не думал, что у Рашидова плохо со здоровьем.

А оно вон как повернулось… И кто такой Волков, откуда взялся?

Ладно, разъяснится со временем. Видно, потому и Нодирбек не пошёл ко мне в тренеры, не до того ему было. И есть.

— Вам не скучно одному, Михаил? — Алла Георгиевна стояла, смотрела на меня и загадочно улыбалась.

— Я тут радио слушаю, — неопределенно ответил я, и выключил приёмник. Какой может быть приёмник, когда разговариваешь с дамой… с червонной дамой.

— Я присяду? — спросила Алла. Я подвинулся, хотя скамейка большая, можно было и не двигаться. Но я проявил вежливость, создал пространство. Личное пространство.

Села чуть ближе, чем садятся обыкновенно незнакомые люди, но чуть дальше, чем хорошо знакомые.

— И что же говорят по радио? — спросила она с легкой ноткой игривости. Это о духах пишут — легкая нотка жасмина. Читал в старой «Ниве», рекламу «Букета моей юности»

— Заканчивают уборку зерновых, приступают к сахарной свекле, — ответил я.

— И это вам интересно?

— Других новостей нет. Разве что в Узбекистане теперь вместо Рашидова будет Волков.

— Узбекистан… Это ведь где Ташкент?

— Ташкент, звезда востока.

— Мы там были, в Ташкенте. У них сильная команда, «Автомобилист», а я тогда за каунасское «Динамо» играла.

— Физкульт-привет одноклубнице! — неосторожно сказал я.

— Вы динамовец? — оживилась Анна.

— Натурально, динамовец. Вам понравился Ташкент?

— Зал неплохой, общежитие на троечку. Города мы толком не видели. Утром прилетели, тренировка, вечером игра, на следующий день улетели. Нас повозили в автобусе, кое-что показали, но голова-то другим была занята.А вы там были?

— Доводилось, — коротко ответил я.

— Давно?

— В прошлом году.

— Наверное, на соревнования ездили?

— Нет, там мою оперу ставили. Музыка моя, узбекский текст либретто — Шарафа Рашидовича. Теперь-то, наверное, оперу снимут с репертуара…

— Вашу оперу? Вы сочиняете оперы?

— Можно и так сказать. Я композитор, да.

— Но… вы ведь шахматист?

— Одно другому не мешает. Шахматы — это спорт, композитор — это профессия. Член союза композиторов, и всё такое.

— А какая опера? Как называется?

— «The Desert», то бишь «Пустыня».

— У меня есть пластинка, вернее, двойной альбом, ансамбля «АББА». С таким же названием.

— Она самая. Только проект с «АББА» — международный, а в Узбекистане — локализованный.