Барон Дубов 5

— Лучше не надо… — предостерёг девушку охрипшим голосом. Но она меня будто не слышала.

— Благодаря вам я столько всего узнала. Я теперь могу с гордостью зваться боевой служанкой!

Девушка взмахнула мочалкой, с которой слетела пена прямо ей на грудь. Я к тому моменту развернулся к ней лицом и позволил тереть себя спереди. Что ни говори, а у неё получается лучше. Да и пена на её прекрасных полушариях смотрелась уместно.

— Ой! — вскрикнула она, пытаясь сдуть ещё один клочок пены с носа. А потом засмеялась.

— Так уж и боевой? — хмыкнул я.

— Да! Когда найду себе господина, моё резюме свалит его наповал! Я вообще не знаю ни одной служанки, которая бы пускалась в такие опасные путешествия со своим господином. Только слуги. А они мужского пола. Ну… Вы понимаете, о чём я, господин?

Я понимал, поэтому кивнул. С моих губ не сходила улыбка. Девушка ещё сама не поняла, что господина она себе уже нашла.

Закончив тереть, синеглазка смыла с меня остатки пены, затем взяла полотенце и с поклоном протянула мне. Действительно, как настоящая и верная служанка. Не думал, что некоторым людям так необходимы господа, но Вероника явно была одной из них и не видела в этом ничего плохого. Я тоже не видел. Ведь её господин — я.

— Помоешь Альфачика? — спросил, закончив вытираться.

— Конечно, господин! — снова поклонилась Вероника, сияя от счастья.

— Отлично, а я пока займусь едой. — И я вышел из ванной, куда тут же загнал волчонка, что разлёгся посреди комнаты.

В гостиной горел камин. Возле него сидели Агнес и Лакросса. Гоблинша снова что-то мастерила, а оркесса читала учебник по Боевой концентрации. Чёрт, мне бы тоже не помешало! Сколько же всего мы пропускаем по программе из-за ремонта академии…

Но сначала еда! На голодный желудок мозг работает хорошо, только когда думает о пище. Так что я взял справочник, нашёл тот греческий ресторан с большими порциями, в котором брали еду перед походом, и сделал заказ. Привезли его через полчаса, когда в гостиной уже сидел мокрый волк, капая водой возле камина. Зато он явно выглядел более чистым. Аж шерсть посветлела.

На еду мы набросились, едва вытащив её из пакетов и поставил на стол. Блюд было столько, что они заняли всю поверхность стола. А ещё несколько запотевших кувшинов холодного, свежего пива, от взгляда на которые у меня сердце радовалось.

Какое-то время мы молча набивали животы. Вынужденная диета и большое количество сожжённых калорий сказались на всех. Даже на Веронике, у которой схуднули вечно румяные щёки. У Агнес грудь как будто слегка уменьшилась, а у Лакроссы отчётливее проступили кубики пресса под коротким топом, в который она переоделась. А я будто и вовсе привык к вечному чувству голода, потому что ели мы раза два в день, редко чаще.

Когда в животах появилось чувство сытости, за столом потёк непринуждённый, весёлый разговор. Пиво пенилось в бокалах, Агнес подкалывала Лакроссу и Веронику, синеглазка щупала свою грудь, проверяя, насколько она уменьшилась, а волчонок грыз кости под столом. Правда, он уже едва там помещался. Рос, зараза, очень быстро!

Обсудили произошедшие события, вспомнили о бале и поговорили о планах на завтра. Я всех огорошил приятной новостью, что завтра мы никуда не идём, а готовимся к сему мероприятию. Сразу после первой медитации, хе-хе. Если времени хватит, конечно. При упоминании бала оркесса с синеглазкой заметно оживились и принялись шушукаться. Отчего Агнес надулась, видимо чувствуя себя обделённой.

Так незаметно пролетел вечер, поленья в камине прогорели, превратившись в угли, и я подкинул новых. Мне нравилось, как трещат дрова.

После ужина все разбрелись по своим комнатам, а я остался в гостиной. Альфачик лёг у моих ног, зевнул и с лязгом захлопнул челюсть, а я перенёс из кольца учебники по алхимии, боевой концентрации, оружейному мастерству и прочие, прочие. Надо как минимум прочесть по одному параграфу в каждом. Что я тут же и начал делать. Никогда не знаешь, какие знания могут пригодиться в бою, так что не стоит пренебрегать учёбой.

За чтением мои мысли то и дело возвращались к последним словам князя Медянина. Что это не они натравили на нас Ледяного медведя. Если это правда, а врать человеку на смертном одре не имеет смысла, то откуда же взялся этот монстр? И как? Тогда не было особо времени думать об этом, а сейчас уже и концов, наверное, не найдёшь.

Я будто сидел перед огромным столом, на котором был разбросан пазл из десяти тысяч кусочков, и я собрал разве что углы по пару сотен. Постепенно пазл складывался, но я пока ещё не осознавал, что передо мной. Вспоминал, как цесаревич Алексей убил герцога Самойлова. Что наследник сказал тогда поверженному врагу, что тот, уже умирая, испугался? А потом этот князь Деникин, Светлейший, один из Совета, прикончил Медянина. Конечно, наверняка на то был дан личный приказ Императора, но можно же было его допросить…

Ах чёрт, грёбаный Петербург с его интригами и тайнами! Надеюсь, на балу встречусь с князем Мечниковым — другом отца и моим… наверно, покровителем? Или лучше сказать «спасителем»? Не знаю, но этот человек отправил меня учиться в Пятигорскую академию, чтобы я стал бароном и отстоял честь рода. Одно можно сказать точно: Анатолий Петрович — союзник. Может, он прольёт свет на часть происходящих со мной событий.

Дверь в одну из комнат открылась, и на уровне полутора метров показалась зелёная голова. Затем Агнес вышла и встала неподалёку от камина. В свете огня — остальной я затушил, кроме ночника на столике рядом, — она казалась смущённой и очень задумчивой. Из одежды на ней была простенькая пижамка из свободного топика, под которым торчали соски, и коротких шорт. Для своего небольшого роста Агнес имела замечательный пропорции.

Она не сводила глаз с огня и тёрла себе запястья, нахмурившись. Я отложил учебник и только тут заметил, что, погрузившись в свои мысли, перенёс из кольца золотой жёлудь Матери Леса. Семя. Всё это время я задумчиво крутил его в руках.

— Хочешь что-то сказать? — подтолкнул я молчащую Агнес.

Она зашевелила губами, будто подбирая слова, затем сжала руки в кулачки и громким шёпотом произнесла:

— Можно я пойду с вами на бал?

Глава 15

Приёмная Императора

Ночь

Павел

Царевич за несколько месяцев так привык к фамилии Северов, что в мыслях сам себя так и называл. Всю жизнь он комплексовал и переживал, что не ровня своим братьям. А затем вдруг в одночасье стал Северовым Павлом — обычным байстрюком, безродным без прошлого и будущего. Начал с чистого листа. Поступил в Пятигорскую академию сам, без протекции со стороны отца, хоть тот впоследствии и узнал обо всём и отправил следом телохранителя и одновременно надзирателя Сергея Михайловича. Или же, наоборот, отец знал обо всём с самого начала и просто хотел посмотреть, что выйдет из самого непутёвого сына. В общем, очередной виток интриг и подковёрных игрищ, которые так надоели Павлу.