Барон Дубов 5

У него был мягкий и тихий голос. У меня сразу сложилось впечатление, что не он в разговоре хочет до кого-то докричаться, а его хотят услышать и поэтому замолкают, прислушиваясь.

Он тоже протянул руку, и я её пожал. Как её было не пожать, у первого-то советника императора. Хотя что-то мне в нём не нравилось. Но пока я не мог понять, что именно. Может, просто аллергия на дворцовые интриги, которыми от мужчины несло за километр?

— Государь, вы позволите ненадолго украсть верноподданного барона? — с ухмылкой спросил он.

Александр Восьмой, уже занятый разговором со статным и пузатым дворянином в сиреневом сюртуке, махнул рукой.

С князем Тарасовым мы двинулись вдоль столов с закусками, дошли до уголка с карточными столами, над которым вился густой сигарный дым. При нашем приближении сразу несколько диванов учтиво освободилось. Я сел на один, а рядом в кресле разместился князь Тарасов. Он носил тёмно-зелёный мундир военного покроя, который, впрочем, не имел воинских знаков отличия, и тёмные брюки с начищенными ботинками. На бледной руке тускло блестел большой перстень с чёрным камнем. Больше украшений на Тарасове я не заметил. Вообще, его одежда казалась весьма аскетичной.

Он явно хотел о чём-то поговорить, но какие могут быть дела у барона-полукровки с первым советником? Тут наверняка жди беды. Поэтому облегчать чиновнику задачу я не собирался. Хочет говорить? Пусть говорит.

Сигарный дым щекотал ноздри. Мимо прошёл слуга, и я сменил бокал виски на новый. Тарасов тоже достал короткую сигару и закурил.

— Знаете, господин Дубов, я с особым тщанием слежу за вашей учёбой… — заговорил он.

Видимо, ждал, что начну задавать вопросы, но я промолчал, ожидая следующей реплики. Не собирался плясать ни под чью дудку. Князь коротко усмехнулся и продолжил:

— Когда-то ваш род могуществом не уступал императорскому и, при определённых обстоятельствах, мог в то время претендовать на трон. Но патриарх Дубовых отказался от регалий, предпочтя другой путь. Последствия его решений мы можем наблюдать по сей день.

Я продолжил молчать. Евгений Михайлович явно хотел вывести меня из состояния покоя. Должен признаться, ему это почти удалось. Об истории собственного рода я знал непозволительно мало: архивы в особняке неполные и будто специально подчищенные. После учёбы я собирался вплотную заняться этим вопросом. Но, похоже, на некоторые вещи может пролить свет совершенно неожиданный человек. Первый советник Императора.

Тарасов затянулся и подался вперёд, вперив в меня карие, почти чёрные глаза. И задал вопрос, которого я ждал меньше всего:

— Скажите, Дубов, вы когда-нибудь думали о том, чтобы стать графом?

Глава 17

Вопрос Тарасова застал меня врасплох.

В Российской Империи смешались две иерархические системы дворянства: европейская и русская. Если я правильно помню уроки истории, по крайней мере те, что не прогулял, смешение произошло из-за Саранчи. Она подмяла и уничтожила Европу до Карпатских гор, из-за чего многие европейский рода, бросая имущество, побежали в Россию. За десятилетия тяжёлой войны всё смешалось, а затем, когда люди получили Инсекты, систему дворянства пришлось возводить заново.

Так, самый низший дворянский титул — это барон. Самый высший — князь, если не брать в расчёт Светлейших князей. Между ними герцог, маркиз, граф и, перед бароном, виконт. Титул рода определялся по его патриарху. Если патриарх рода носил титул графа, то род графский, князя — княжеский и так далее. А старшие сыновья графа — виконты, как и младшие сыновья маркиза. Наследник после смерти патриарха получал его титул, а выше него прыгнуть было достаточно трудно.

Способы подняться по этой лесенке можно пересчитать по пальцам одной руки у матёрого фрезеровщика. Если не считать смерть патриарха рода, то способ всего один: получить титул в результате пожалования его Императором. За героизм на войне с Саранчой, за вклад в науку или ещё какие заслуги.

Моё же положение в этой системе находилось на гнилой подпиленной ступеньке. Отец женился на женщине-огре. Межрасовые браки не возбранялись, но среди аристократов, блюдущих чистоту крови, считались моветоном. К тому же моя мать была незнатного рода. У огров вообще такой системы нет, они делятся на немногочисленные кланы. Почти как орки.

Мать так и не получила титул баронессы, войдя в семью. В местном отделении Имперской Канцелярии не пожелали занести её в родословную Дубовых: якобы она не имеет на это право, если не предоставит своё генеалогическое древо. А огры такой чушью вообще никогда не увлекались. Я думаю, это был лишь предлог для отказа, чтобы на примере нашей семьи другие увидели, к чему приводят межрасовые браки.

Не очень законно это: скорее всего, кто-то из недоброжелателей кому-то дал на лапу. В те времена я был слишком юн, чтобы понимать такие вещи. Знай я, к чему всё приведёт, то разгромил бы Канцелярию. А мой отец решил, что связываться с крючкотворами и бюрократами ниже его достоинства, и просто отмахнулся от этого.

Так что даже баронетом я мог называть себя с натяжкой. Но теперь, когда мою землю угрожают забрать в пользу государства из-за отсутствия титула, я должен занять место патриарха рода Дубовых. И я уже его занял. Подтверждение титула после академии и службы — простая формальность. Пусть кто-нибудь попробует заявить, что это не так. Я быстро покажу ему, где его место на ближайшем кладбище.

Но господин Тарасов говорил совсем о другом. Не о досрочном подтверждении титула, а о скачке сразу на несколько ступеней выше. Что за игру он затеял?

— А чего не Императором сразу? — вскинул я бровь в ответ на его вопрос.

Евгений Михайлович хохотнул, откинувшись в кресле, затянулся и выпустил тугую струю дыма вверх. Затем снова наклонился ко мне, заговорщицки шепча:

— Боюсь, что такой указ Александр Восьмой подписывать не захочет. Поверьте мне, как его первому советнику, такие резкие перемены он не любит.

Я притворно вздохнул:

— Ах, какая досада…

И отпил из бокала. Виски обжёг горло.

— Для меня куда большее разочарование, господин Дубов, что далеко не все люди аристократического толка похожи на вас.

— Это чем же они должны заслужить такое? — спросил я, имея в виду свои внешность и положение в обществе. Которые, к слову, меня устраивали. А что не устраивает, я изменю.

— Вы напрасно придерживаетесь столь плохого мнения о себе, Ваше Благородие, — Евгений Михайлович посмотрел мимо меня и махнул рукой. Подошёл официант, которого он попросил: — Принесите мне тоже, что и ему.

— Сию минуту, Ваша Светлость, — учтиво поклонившись, ответил слуга.

Он тут же развернулся на каблуках и исчез в толпе.

Между спин дворян мелькнуло красное платье Лакроссы. Партнёр по танцу у неё уже сменился, а танцевать с ней выстроилась целая очередь из молодых парней и статных мужчин. Девушка выглядела счастливой. Заметив мой взгляд, подмигнула и тепло улыбнулась.

Забавно: пусть она танцевала с другими, но я знал, что она моя. И Лакросса это знала, я чувствовал это. Просто я сам не слишком охоч до танцев, к тому же мне страсть как любопытно, к чему приведёт разговор с господином Тарасовым.