Баронесса Настя

Но Федька и не думал бояться грозного офицера: взяв его за рукав гимнастерки, потянул в сторону. И когда они были уже на порядочном расстоянии, горячо зашептал:

— Знаю, где летает немецкий самолёт! Он заявляется вечером, когда начинает смеркаться. Идёт низко, над самыми путями — вон там, где копна стоит. Не верите?

— Хорошо! — сказал командир.— Пусть только появится. Мы ему покажем, где раки зимуют!

Пряхин не видел тут никакой тайны и потому говорил громко. К тому же он и сам предполагал, что именно оттуда могут налететь вражеские самолёты: ведь там запад, и над путями им легче ориентироваться. «Где же тут секрет?» — говорил его насмешливый взгляд.

Федю это обидело. Он украдкой взглянул на солдат — не слышат ли они разговора? — и вновь зашептал:

— Вы ничего не знаете, а я знаю, потому как видел. Самолёт летает низко, и пушка его не берет. У ваших пушек ствол к земле не опускается.

— Вот те на! — взмахнул рукой Пряхин.— Он мне будет рассказывать, как стреляют пушки! Да ты откуда знаешь, как они стреляют?

— Тут до вас зенитка стояла. Лупит по самолёту, а снаряды верхом идут мимо цели. Фашист и летит себе спокойно, а как со станцией поравняется, — бомбы бросает. Эшелоны-то и горят.

Федя замолчал. На глазах показались слёзы. Всхлипнув, он добавил: Мамка моя на путях работала. Осколком её в спину ударило...

Помрачнел командир, брови насупил. Фёдора за плечо тронул и глухим, дрогнувшим голосом проговорил:

— Ладно, брат Фёдор, держись. Мы же с тобой мужики.

Захотелось помочь парню. «Вот вечером прикажу старшине подобрать ему... что-нибудь из обмундирования. Да консервы пусть ему даст. Ведь поди голодает».

— А папка твой где? Воюет, небось?..

—Папка тоже погиб. Похоронка ещё в прошлом году пришла.

И опять всхлипнул парень, плечи его стали вздрагивать. Он сжал кулаки и погрозил ими в сторону копны:

— Я бы их, гадов — вот как угостил!..

— Ну, будет тебе, будет, Фёдор. Родителей не вернёшь, а жить надо. Теперь уж ты сам... как-нибудь. Ты, правда, ещё маловат, трудно тебе будет, да свет не без добрых людей, пропасть не дадут.

Командир обнял Фёдора за плечи, и так они вдвоём, как два закадычных друга, вернулись к батарейцам. И уже тут, в присутствии всех солдат, старший лейтенант сказал:

— Спасибо тебе, Фёдор! Ты действительно принес нам важные сведения. Мы вот здесь поближе к путям и поставим первое орудие. Наши ребята встретят фашистский самолёт, не дадут ему прорваться к станции. А ты, Фёдор, иди теперь на кухню, — повар покормит.

— Товарищ командир! Я ещё не сказал самого главного. Пушку-то — вон в ту копну поставить. Самолёт не заметит и — напорется.

Солдаты засмеялись, улыбнулся и старший лейтенант.

Пряхин взял паренька за руку:

— Ну, ладно, иди на кухню. А я на станцию схожу, осмотрю местность, поговорю с людьми... Мы потом решим, как нам поступить. Обдумаем и твоё предложение.

На станции Пряхину подтвердили всё, что говорил Фёдор: самолёт, действительно, летал на низкой высоте, подкрадывался со стороны копны, и зенитная пушка, стоявшая здесь несколько дней, его не доставала.

Возвращаясь на батарею, он думал: «В копну, конечно, орудие не поставишь, но где-нибудь поближе...»

Подошёл к Касьянову. Тот сидел на свежевырытом бруствере и в сильный артиллерийский бинокль оглядывал Федькину копну.

Заметив командира, поднялся.

— А Федька-то дельную мысль подал: орудие там вполне разместится. Может, попробуем, товарищ старший лейтенант?

Всего лишь несколько дней служили они вместе, а Пряхин уже успел полюбить Касьянова. Обстоятельный и умный парень. Ему бы офицером быть.

— А ну-ка, дай бинокль!

«Места, конечно, маловато. Вот если бы стог соломы тут был!.. Однако орудие замаскировать можно».

Показался паровоз, за ним вагоны с красными крестами на боку. Это был эшелон с ранеными солдатами, их везли с передовой. Там, на западе, в нескольких километрах от Кочубеевки, шли горячие бои. Враг рвался к Воронежу и Курску. На станции теперь скопилось четыре состава: два с боеприпасами, один — с ранеными и ещё какой- то сборный. Впереди был разбит железнодорожный мост, и движение поездов временно остановилось. Командир батареи, ставя задачу, сказал Пряхину: «Головой отвечаешь за станцию, чтоб ни одна бомба не упала!»

Пряхин повернулся к старшему сержанту:

— Быть посему! Зарывайся в копну, готовь орудие к бою!

Никогда не приходилось зенитчикам стрелять в таких условиях, невиданное это было для них занятие, однако за дело взялись резво. Подвезли на машине орудие, ящики со снарядами. Из посёлка принесли грабли и вилы. Проделали в копне проход, расчистили площадку. В орудийном расчёте половина бойцов — люди деревенские, из соломы они быстро наплели маты и закрыли орудие так, чтобы при стрельбе копна не загорелась. Наконец всё устроилось: и снаряды подносить удобно, и копна не изменила формы. Лётчик, если он на этот раз появится, никаких перемен не заметит. Одно плохо — не было с бойцами Фёдора: как ушёл он с батареи ещё утром, так и не появился.

Привезли обед. Раскладывая по котелкам пшённую кашу со свиной тушёнкой, ефрейтор Канарейкин сказал:

— Ах, жаль, нет парня!

Кто-то из солдат заметил:

— Башковитый паренёк! Ишь веда, чего придумал...

Пушкари помолчали, им было неловко за то, что они не сразу оценили умное предложение, да ещё позволили себе насмехаться над Фёдором.

День клонился к вечеру. Солнце некоторое время стояло над зенитчиками и словно бы изумлённым оком наблюдало за их работой, потом медленно стало скатываться к горизонту и, красное, разомлевшее от дневных трудов, на минуту остановилось у самого края земли — как раз в том месте, куда тянулись чёрные нити железнодорожных путей.

Солдаты замерли у своих мест. Откуда ни возьмись, появился Фёдор. Быстро обежал копну, оглядел её со всех сторон и остановился у ствола орудия.

— Во, здорово! — воскликнул он.— Я же говорил вам, говорил!..

Заметив Касьянова, стоявшего под тенью плетёного щита, Фёдор помялся и спросил:

— Можно, я снаряды буду подносить?

— Снаряды? — удивился командир орудия. — Ну нет, это дело сноровки требует, тут, брат, нельзя без учёбы. Да к тому же гражданский человек в боевом расчёте не положен. Ты нам другую службу сослужи. Вон сосна на пригорке стоит, видишь?

— Вижу.

—На самую верхушку можешь забраться?

— Эка важность! — хмыкнул Фёдор. — Я и не на такие деревья лазал!

— Вот тебе бинокль, а вот флажок красный. Забирайся на сосну и смотри в оба. Как только самолёт услышишь или увидишь, — сигнал подавай. Вот так!

И старший сержант стал размахивать над головой флажком.

— Понял, понял!

Фёдор помчался к сосне. Ефрейтор Канарейкин, провожая его взглядом, проговорил:

—Ах, жаль, каши у нас не осталось. Парня бы накормить надо.