Баронесса Настя

Кивнул на пса.

— Оставьте его здесь.

— Э-э, не-е-т. Без него не поеду.

Ацер пожал плечами.

И в машине, и на катере Кейда пыталась выглядеть весёлой, легкой и беспечной, хотя умом и сердцем слышала опасность. Она вспомнила, что в замке генерала не было. Обыкновенно, он встречал её в Рыцарском зале или ждал у Вильгельма, который часами стоял у карты и отмечал флажками продвижение на востоке русских, а на западе — англичан и американцев. Кейда тоже заходила к Вильгельму и слышала, как он с генералом переживал каждое поражение немцев. Странно ей было, но оба они с гневом клеймили союзников, и больше всего англичан. Когда же радио разнесло весть о страшных бомбардировках Дрездена, они плакали. В бессильной злобе повторяли: «Дрезден, Дрезден — зачем?.. Там же не было ни войск, ни заводов — одни фарфоровые чашечки...» Два взрослых человека, два боевых офицера скрежетали зубами, грозили кулаком в сторону Англии. «Черчилль — скотина, свинья!.. Вот они великие демократы — Черчилль и Рузвельт, мировое правительство, кухня, где варится коктейль из войн и революций!»

...Склонный к юмору Черчилль просил авиаторов сделать «шторм» — не штурм, а «шторм», — то есть превратить красивейший в Европе город — старинный саксонский Дрезден — в море огня. Это была месть Америки и Англии за бомбардировки Лондона и Ковентри. И ещё — хотелось произвести впечатление на Сталина, чтобы на конференции в Ялте «дядюшка Джо», которого «слишком уж занесло», был посговорчивее.

«Шторм, шторм...» — повторял гнуснейший из политиков, покуривая гаванскую сигару.

И «шторм» был устроен. 13 февраля в 22.09 на город была сброшена первая бомба. Атака с воздуха с нарастающей силой продолжалась 24 минуты. Над городом поднялось исполинское пламя. Разность температур образовало огненный смерч, сотворённые человеком и доселе невиданные вихри поднимали людей, и они летали, как щепки, те же, кто прятался под землёй, задыхались от недостатка кислорода.

Весь «шторм» продолжался четырнадцать часов. Позже очевидец напишет: «Я видел молодых женщин с детьми на руках, — они бежали и падали, их волосы и одежда загорались, и они страшно кричали до тех пор, пока падающие стены не погребали их...» и лихорадочно размышляла: «Что же нам делать? Что делать?» И всё-таки главное — спокойствие... Спокойно, спокойно...» Пёс тоже недоумевал, но в глазах его хозяйка могла прочесть: «Ты только скажи, только дай знать...»

Кейда царственно, невозмутимо повернулась к сидевшим за столом. Пряхин и Венцель глаз на неё не поднимали.

На столе стоял кофейник, из носика чуть заметно струился пар. Сахарница, ваза с печеньем, четыре прибора. Она подошла к столу, села на свободный стул. Печеньем и сахаром угостила Анчара. Ни на кого не смотрела, хотя всех видела. И всеми клетками своего взбудораженного существа ощущала взгляд свирепых, но почти плачущих от досады и злобы глаз Ацера.

Да, она почему-то была спокойна, не испугалась. Спокойные люди таят силу. Они непредсказуемы и удар наносят неожиданно.

Кейда, обращаясь ко всем, проговорила.

— Ну что, господа, угощайте даму.

Майор Венцель точно ждал этой просьбы, — стал разливать кофе. Кейда тем же непринуждённым тоном продолжала:

— Вам, полковник, лучше знать, как наказывать ваших братьев. Но в этом случае вы забыли одну малость: господин фон Линц не только ваш брат, — он ещё и генерал армии фюрера, воздушный ас Германии. Вам бы не мешало вспомнить ещё и о том, что генерал — мой друг.

— Запела пташечка! — процедил Ацер. — И что же следует из того, что фон Линц — ваш друг?

— А то, что и должно следовать: вы даёте ему свободу, и — немедленно!

— Лихо, чёрт побери! Вот девчонка! Восхищён твоей смелостью и... безрассудством.

— Полковник Ацер! Не забывайтесь. Перед вами потомок древних германских рыцарей баронесса Функ.

— Ха-ха-ха! Чёрт побери. Ну, актриса, как распалилась!.. Да я...

Договорить он не успел. Кейда подошла к нему и с размаху влепила пощёчину. А вернувшись на своё место, выложила на стол маленький блестящий пистолет, подаренный ей генералом Функом.

— Офицеры! — закричал Ацер.— Скрутите ей руки!

— Я буду защищать баронессу, — глухо проговорил Пряхин.

— Венцель, — визжал полковник, — какого чёрта!

— Успокойтесь, — махнул рукой майор Венцель. — Дайте ваш пистолет.

— Что-о?..

Ацер выхватил парабеллум, но не успел поднять его: Анчар словно птица взвился над столом и, железно клацнув, перекусил кисть руки Ацера. И она повисла, обнажив кости. Палец конвульсивно сдавил спусковой крючок, — пистолет выстрелил. Кейда сорвала с шеи шарф, положила руку Ацера на стол, аккуратно, как заправский медик, соединила перекушенные ткани и перевязала кисть. Полковник стонал, но терпел, понимая, что именно сейчас, в первые минуты после катастрофы, надо сделать всё, что можно. Он даже успел подумать: «Откуда она... знает и может?..»

Кейда, перевязав руку, предложила Венцелю срочно отправить Ацера в госпиталь. Майор схватил его за здоровую руку, потащил к выходу. Ацер поводя шальными глазами вокруг, не мог понять, что произошло. Недоумённо смотрел на перекушенную руку. Проходя мимо Кейды пробормотал:

— Посмела, она посмела...

Была минута, когда все забыли о генерале, но едва Венцель и Ацер вышли, Кейда и Пряхин кинулись к стене, за которой над бездной сидел фон Линц.

— Мой генерал, — окликнула его Кейда, — как вы сюда попали?

— Ловушка! Чёртов погреб дядюшки Ацера.

— Дядюшки? Он вам дядя?

— Да, двоюродный брат моей матушки. Но биография потом, дайте мне руку, господа!

Пряхин протянул руку, но её длины не хватало. Генерал попытался подняться, — это ему не удалось. Кейда, присмотревшись к темноте колодца, увидела настоящую преисподнюю. На большой глубине откуда-то сбоку струился серый, едва заметный свет, и под ним угадывались какие-то острые, как зубы дракона, ряды, между которыми сновали тени. Кейде стало дурно.

— Подождите! Сидите смирно! Я сейчас...

Кейда сорвала с себя одежду, скрутила в жгут плотное шерстяное платье, и они с Пряхиным протянули его генералу. Тот ухватился обеими руками и стал медленно, осторожно подниматься. Карниз, на котором он сидел, был узок: неосторожное движение — и человек летит вниз. Казнь, придуманная хозяином замка давно, может быть двести-триста лет назад, и заключалась в том, что жертву не сразу предают смерти. Вначале обречённый следует за хозяином по тёмному тоннелю, затем его коварно и незаметно для него подталкивают на тропу; ведущую к смертельному карнизу: открывается дверца и, пропустив несчастного, захлопывается. Узник вначале стоит на узком покатом выступе, а когда откажут ноги, садится. И сидит до тех пор, пока усталость или сон не сморят приговорённого. Тогда он, соскользнув с карниза, валится в колодец, где его ожидают железные шипы и крысы.

Генерал просидел здесь почти сутки. Силы его были на исходе. Что он пережил и передумал за это время — один Бог знает... Но вот руки его подтянулись на уровень рук Пряхина и Владимир железной хваткой подцепил фон Линца. Вдвоём с Кейдой они потянули узника наверх. И даже Анчар, чуть не свалившись в колодец, вцепился в воротник кожаной куртки генерала.

— Почему вы там очутились? — Кейда вела его к столу, забыв о платье, свёрнутом в жгут и валявшемся на полу.

Генерал откинулся на спинку стула, повернул голову влево, вправо, расправил плечи и глубоко вздохнул. Взгляд его был устремлён в потолок, он словно и не видел своих собеседников, и не понимал, кто перед ним и что с ним произошло. Потом вдруг осклабился, хрипло и неестественно захохотал. Но тут же оборвав свой смех, сказал: