Баррикады на Пресне. Повесть о Зиновии Литвине-Седом

— Сведу я тебя с одним человеком, — сказал после некоторого раздумья Никита Голодный. — С человеком, который поближе меня к тем людям. Хотя… по совести признаюсь, опасаюсь я за тебя.

_ За кого же меня принимаете!.. — с обидою воскликнул Зиновий.

— За того кто ты есть, — вздохнув, ответил Никита. — Молод и горяч. Шибко горяч. Сумеешь ли себя в руки взять… На одно надеюсь, парень ты разумный и поймешь, что горячка твоя не только тебя, но и других сгубить

Глава пятая ДРУЗЬЯ И ТОВАРИЩИ

1

В том же трактире на углу Садовой, возле Курского вокзала, Никита Голодный познакомил Зиновия со своим земляком, токарем с Газового завода Иваном Калужаниным, который постоянно здесь столовался. Иван Калужанин с первого взгляда понравился Зиновию. Рослый, плечистый, с веселым открытым лицом и такой же буйной, как у самого Зиновия, шапкой кудрявых волос, только не черно-смоляных, а светло-русых. И, самое главное, годами не так сильно обошел: старше Зиновия от силы лет на пять. И как-то получилось так, что Зиновий стал обедать постоянно за одним столиком с Иваном Калужаниным. И Никита, судя по всему, не только не обиделся на Зиновия, но, напротив, был доволен этим.

С Иваном Калужаниным вести беседу было столь же занимательно, как и с Никитой Голодным. Может быть, даже и интереснее. Иван успел прочесть много книг и любил рассказывать не только о прочитанных книгах, но и о писателях, написавших эти книги. Иван наизусть читал стихи Пушкина, Лермонтова, Некрасова и объяснял непонятное Зиновию. О политике вроде и разговору не было, но после каждой встречи Зиновий до краев переполнялся ненавистью к угнетателям…

Зиновий так увлеченно ловил каждое слово нового своего товарища, что не сразу заметил некоторую странность в его поведении. Время от времени тень какой-то внезапной озабоченности падала на его обычно оживленное лицо, он начинал говорить медленнее и тише, а то и вовсе смолкал, иногда даже на полуслове. Но вскоре морщинка между сдвинутыми к переносью соболиными бровями разглаживалась, тень исчезала с лица, и доверительный разговор продолжался, как будто ничего и не произошло и как будто ничто и не прерывало их беседы.

И еще приметил Зиновий, что Иван усаживается за столик (всегда один и тот же) так, чтобы стойка буфетная оставалась у него за спиной, а входная дверь была прямо перед глазами.

Приметил также Зиновий, что именно в те дни, когда речь Ивана так неожиданно прерывается, он частенько кидает взгляд в дальний угол, где поодаль от других, близ двери, ведущей на кухню, стоит у самого окна стол, несколько большего по сравнению с прочими размера, И заметил также, что все это происходит именно в те дни, когда за дальним столиком у окна появляется компания: несколько молодых людей и среди них одна девушка, далеко приметная своею толстой русой косой.

Столик этот дальний заинтересовал и Зиновия. И хотя ему не очень удобно было наблюдать (он сидел боком), при каждом удобном случае, то есть так, чтобы не бросалось в глаза, косил взглядом в ту сторону.

Иван Калужанин, конечно, очень быстро заметил его настороженные взгляды.

— Интересуешься? — спросил он Зиновия, поглаживая шелковистые усы.

Зиновий признался, что интересуется.

— Хорошо, — сказал Иван Калужанин. — Сегодня уже поздно, пора всем расходиться, а завтра я тебя с ними сведу.

Зиновий до того обрадовался, что и не заметил, как вырвалось у него:

— А кто это?

— Хорошие люди, — ответил Иван Калужанин. — Ты посиди, обожди меня здесь, а я схожу к ним, предупрежу.

Зиновий остался один и теперь уже не таясь смотрел вслед Ивану Калужанину. Тот подошел к обедающим, подсел к ним. Много бы дал Зиновий, чтобы услышать завязавшийся разговор.

А говорили как раз о нем.

— Завтра приведу к вам хорошего парня. К делу тянется, и, видать, не робкого десятка, — сказал Иван Калужанин.

— Этого красавчика кудряша, который с тобой сидит? — спросила девушка.

— Его самого.

— Очень любопытен, шею отвертел, на нас глядючи, — сказал сидевший в торце стола Константин Войе, высокий, хорошего сложения молодой мужчина, которого нимало но старили окладистая бородка и по-казацки свисающие шелковистые усы — так молодо и задорно сверкали его темные пытливые глаза.

— Это ему не в укор, — улыбнулся его сосед Андрей, широкоскулый крепыш в холщовой рабочей куртке. — Это он на твою сестренку загляделся.

— Если бы так, — серьезно ответил Константин.

— Товарищ его мне не нравится, — сказала Мария.

— Ты меня имеешь в виду? — самым невинным тоном спросил Иван Калужанин.

Мария не приняла шутки.

— Я имею в виду того весельчака, который его с тобой свел, — сердито ответила она.

— А вот это ты зря, — сказал Иван Калужанин. — Никита Голодный — отличный мужик. И к делу нашему привержен.

— К выпивке он привержен, — упорствовала Мария.

— Ты не права, Мария, — очень спокойно сказал Константин. — Тебе не приходило в голову, что он не столько пьет, сколько заботливо охраняет репутацию выпивохи.

— Для чего ему такая репутация?

— Самая надежная крыша, — пояснил Константин. — У властей предержащих, за политикой надзирающих, только две категории соотечественников вне подозрений: пьяные мужчины и, пардон, гулящие женщины. Но мы отвлеклись. — Он повернулся к Ивану Калужанину: — Ты говоришь, что ручаешься за паренька?

– Как за самого себя, — ответил Иван Калужанин.

– Хорошо. Приводи его завтра.

— А не поторопились мы? — усомнилась Мария после ухода Калужанина. — Все-таки надо бы приглядеться к нему, а мы как-то сразу: «Приводи завтра»…

Константин возразил ей:

— Мы должны быть осторожны, в этом ты права, Мария, но не пугливы. И прежде всего не должны сторониться рабочих, особенно молодых рабочих, которые тянутся к нам. К нему пригляделись и Иван Калужанин, и Никита Голодный, разве это не в счет?..

На это возразить было нечего.

2

Встретили Зиновия приветливо, только девушка с золотистой косой оглядела его как-то уж очень испытующе.

Он знал уже от Ивана Калужанина, что зовут этого человека Константином, а тех, кто рядом с ним, — Андреем и Семеном. Девушку звали Марией.

— А сколько тебе годков? — спросил Андрей.

— Восемнадцать, — ответил Зиновий, покривив душой.

— Счастливый возраст! — воскликнул Семен. Зиновий посмотрел на него и подумал, что имей он (не дай бог!) волосы такого ржавого цвета, стригся бы покороче.

— Можно подумать, Семен, что твоя жизнь уже клонится к закату, — сказала Мария.