Барышня и хулиган
Шрифт:
Олег перезвонил через полчаса и неуверенным голосом сказал, что все оказалось правдой, Игорек действительно умер.
Весь вечер звонил телефон.
— А что, это правда… что говорят… Игорь умер,? — осторожно спрашивали ее.
— Я ничего не знаю, — отвечала Даша.
Поздно вечером, плеснув себе водки и вина Маргоше, она неуверенно спросила:
— Будем пить за его память?..
— Мамочка, давай подождем! Это неправда! — укоризненно посмотрела на нее Маргоша.
…Вечером в «Новостях» прошел иронический сюжет: «Роскошная машина, по всей видимости, принадлежащая не менее роскошному бизнесмену, осталась
…Дома Игорек почувствовал себя так странно, что, испугавшись, отменил встречу с банкиром и попросил единственного оказавшегося в этот час дома соседа с первого этажа отвезти его в больницу. В этой больнице дежурил сегодня его бывший одноклассник маленький Саша Чернов, которому они с Олегом обычно доверяли свои немудреные болезни.
Сидя за рулем, сосед с удовольствием рассматривал приборную панель джипа и вдруг услышал, как Игорек сквозь стон сказал с заднего сиденья:
— Эй, если впилишься куда-нибудь, за ущерб машины ответишь?
Сосед изумленно обернулся к Игорьку, только что лежавшему на заднем сиденье почти телом.
— Ну, ладно, черт с тобой, давай пополам! — прохрипело тело из последних сил.
«Ну, даешь, бизнесмен, с тобой лучше не связываться!» — подумал сосед и вылез из-за руля.
Игорек еще постонал, собрался с силами и сам доехал до больницы, бормоча:
— Еще помру, кому все достанется…
В приемном покое Игорьку стало спокойнее. Улыбаясь, он неуверенно сказал маленькому Саше Чернову:
— как-то плохо себя чувствую… — и упал. Реанимация продолжалась в течение трех часов, но Игорька уже не было.
…У гроба плакала мать Игорька. Громко, в голос, рыдала девушка в наброшенном на голову черном платке. «Сто двадцать восьмая черненькая… или беленькая. Она жила с ним последний месяц… Очевидно, играет на похоронах роль жены… хотя почему именно она? Таких героинь здесь много», — неприязненно подумала Даша.
В центре зала, не решаясь подойти к гробу, одиноко стояла Алка. Она попыталась сделать короткое движение к гробу и осталась на месте, подавшись вперед и замерев. Алка не плакала, но губы ее так горестно дрожали, что Даша мгновенно рванулась к ней. Обнявшись, они заплакали вместе. Перед Дашиными глазами стоял мальчик в велюровом пиджаке. Его привели для Даши, а оказалось, для Алки, чтобы она полюбила его на всю жизнь невозможной любовью, не родила от него ребенка и сейчас оплакивала у гроба.
Как будто набравшись сил от Даши, она наконец двинулась к гробу, и Даша посторонилась, давая дорогу. Теперь Алка стояла над гробом своего мужа, а она плакала в сторонке.
Увидев Олега, выносившего из зала гроб с Игорьком, Даша перестала плакать. Уколовшая ее боль оказалась слишком сильной, чтобы плакать. Олег часто касался Игорька в шутке или в игре, хлопал по плечу, пожимал руку, теперь держал ручку его гроба…
«Нет! — протестующе подумала Даша. — Нет! Мы еще не такие взрослые, чтобы друзей хоронить!»
Это были странные похороны. Даша с Алкой сначала боялись взглянуть на потерявшую сына Лялю, но скорбь ее была такой театрально-красивой, что смотреть на нее оказалось совсем не страшно. Отец Игорька держался так от.страненно-спокойно, как будто хоронил дальнего родственника.
Взглянув на скривившееся в гримасе боли лицо бывшей невестки,
он светски заметил:— Если бы он знал, что все будут так переживать, он бы, наверное, не умер!
Алка посмотрела на него дикими глазами и промолчала.
— Я ни за что бы с ним не развелась! Мне так хотелось быть его женой! Для меня это было очень важно! Неужели ты правда не понимала? — неожиданно страстно спросила ее Алка.
— Нет, — пристыженно ответила Даша. — Ты что, так и любила его все эти годы?!
Не многие из толпящихся у могилы мужчин были больно поражены его внезапной смертью, не многим из них даже просто нравился Игорек. При жизни он вызывал у них восхищенное изумление, любопытство, зависть…
«Странная смерть, молодой, здоровый, и умер так внезапно… может быть, ему помогли?..» — сказать вслух не решались, но про себя думали. Для многих эти похороны были просто любопытным драматическим финалом, заключающим неистовое представление, которое дал Игорек на жизненной сцене. Стоя у могилы, Даша обернулась на чей-то шепот:
— Хотел квартиры, много квартир! Вот ему и последняя квартира!
Высокая худенькая женщина с девочкой лет трех в смешной красной шапочке с помпоном подошла к матери Игорька и, подталкивая к ней девочку, что-то прошептала на ухо.
— У моего сына не было детей! — Ляля брезгливо отодвинула красный помпон в сторону.
Даша прислушалась. Священник говорил над могилой что-то странное:
— Этот человек много грешил, был жесток к людям…
Может быть, ей послышалось, разве так говорят у могилы? Что-то про грех сладострастия, «у него сладострастия было больше, чем у других людей». Откуда священник знает это о нем? Чудо?!
Не было никакого чуда. Священник оказался бывшим одноклассником Игорька. Поэтому и говорил о нем так жестко, подчеркивая, что близкие ему люди в надежде на Божье к нему милосердие должны облегчить его душе уход из этого мира, где он грешил так много и упоенно.
Через неделю после смерти Игорька прилетела Марина.
— Маргоша, надень синий свитер и распусти волосы! Тебе не идет хвостик! — попросила Даша.
— Зачем? Для Марины-американки?
— Ну, пожалуйста, не вредничай! Мне хочется, чтобы Марина увидела, какая ты хорошенькая!
— Обязательно прихорошусь, а то вся Америка узнает, что у тебя дочка урод! — насмешливо отозвалась Маргоша, распуская волосы. — А ты тогда дай мне надеть твою белую рубашку, а то вся Америка узнает, что мне нечего носить!
— Не кривляйся, пошли скорей!
Даша неслась по знакомой лестнице, на ходу поправляя на Маргоше свою рубашку. На пороге они с Мариной одновременно неловко качнулись друг к другу.
«Та же короткая стрижка, крестик на шее, а раньше не было, морщин не появилось, — пересчитывала Даша в уме. — Такая же, только очень худая».
В этих мешковатых штанах и шлепанцах Марина стала похожа на американцев и вообще на всех иностранных граждан, — почувствовав мгновенное разочарование, успела подумать она. — Чужие мы, что ли, стали?»
Маринка принялась вытаскивать подарки.
— Вот тебе, — протянула она Даше комок голубых кружев. — Это за те трусики, которые я у тебя из горла выдирала, помнишь?
Они одновременно засмеялись, испытующе глядя друг на друга.
— Принюхалась ко мне? Это я! — объяснила Даша. — А это Маргоша, если ты так сразу не понимаешь!