Барышня ищет разгадки

Господи, что я такое говорю? Зачем? Маги не нарушают клятв, даже если толком не знают, кому их дали.

Он пытается пошевелиться, у него не выходит, вместо дыхания — какие-то невнятные хрипы. Мне становится страшно, я подскакиваю и бужу Алексея.

— Алексей, зови кого-нибудь, барину твоему совсем плохо, слышишь, как хрипит?

— Мигом найду, Ольга Дмитриевна, храни вас господь! — он тут же подрывается и бежит в коридор, и зовёт кого-то, и сначала возвращается сам, а потом приходит откуда-то Зимин, и они начинают что-то делать.

Очевидно, спасать.

А я ложусь на свою кровать и отворачиваюсь к стене — чтобы никто не видел снова побежавших слёз.

Наутро после осмотра Василия Васильевича меня отправили домой. Он сказал — всё со мной хорошо, нужно только хорошенько пропариться в бане и пить чай с мёдом и лимоном, и обязательно сытно поесть. Порталом Болотникова, который оказался у Зимина, меня мигом отправили на Третью Солдатскую, где охали и ахали Лукерья с Надеждой, и с ними за компанию Варфоломей.

— Лукерья Семёновна, приглядите, будьте ласковы, — говорил Зимин, и уточнял что-то про процедуры и отвары.

— А что с Соколовским? — я дождалась, пока Лукерья ушла готовить отвар, а Зимин собрался уже отбывать, можно сказать, тормознула его на пороге.

— Думаю, всё будет хорошо, он у нас крепкий, — улыбнулся Зимин. — Жар спадёт не сегодня, так завтра, а дальше — сильный организм мага, должен быстро восстановиться. Когти у вашей лисицы больно непростые, но яд вытянули, дальше уже проще. Вы же сегодня непременно спите, а там видно будет.

— Вот и хорошо, — вздохнула я. — Буду спать.

Он отбыл приглядывать за Соколовским, а я осталась, и позволила напоить меня какой-то заваренной травой, и накормить похлёбкой, и сводить в баню, а потом — чай с мёдом и малиной, всё, что доктор прописал.

— Как так вышло-то, — вздыхала Надежда. — Где та тварь вас нашла-то!

— На балу и нашла, — что уж, все знают, наверное.

Но оказалось, что из бывших на балу далеко не все вообще что-то поняли. К моим поздним вечером приходила соседка Василиса, которая на том балу как раз была, и поведала о финальном переполохе — когда часть гостей-магов куда-то рванула, а в соседнем фойе нашли хладное тело Бельского, все догадались, что дело неладно. Правда, господа Пантелеев и Черемисин не допустили паники, и прежде чем отправиться за нами на Иерусалимское кладбище — назначили тех, кто смотрел за порядком и не допустил паники.

Значит, это было Иерусалимское кладбище, понятно. Ну да, тут поблизости. Но почему именно туда? Чтобы ни с кем не столкнуться? Или ещё что-то, о чём мы не знаем?

И Бельского, значит, загрызли. Почему мне его ни чуточки не жаль, спрашивается?

— А что с китаянками Черемисина? Кто-нибудь что-нибудь говорит?

— Чего не слышала, того не слышала. Но спрошу, — с готовностью откликнулась Надежда. — А вы, барыня, поспали бы. Мало ли, если барин Михаил Севостьяныч шибко ранены, то когда ещё на ноги-то поднимутся, вам же снова придётся за него упокойничков расспрашивать, а вы ещё пока сами не больно-то хорошо на ногах стоите! Алексей-то Мирофаныч забегали и говорили, что с барином дело плохо, но Василь Васильич его спасают, и верно, спасут.

— Да, должен спасти, всё так.

— Вот и спите, пока вас никуда не дёрнули!

Совет был более чем разумен, и как бы мне не было муторно на душе, надобности тела взяли своё, и я уснула. И спала долго и без сновидений. Наверное, всё дело в том отваре от Зимина, который готовила мне Лукерья. Или ещё в чём… в общем, проснулась я уже на следующее утро, и даже засветло.

Сил хватило для того, чтобы подняться, умыться, одеться и выйти наружу. В нашей кухне Лукерья что-то толкла в ступке, Надежда резала морковку и лук на новую похлёбку, пахло пирогами. У стола сидел Алексей и пил чай.

— Ольга Дмитриевна! Радость-то какая, я хоть барину скажу, что вы на ноги поднялись, он порадуется! — возгласил он первым делом.

Лукерья оглядела меня своим обычным хмурым взглядом, а Надежда просияла улыбкой. Всё, мол, хорошо, сейчас будет каша с маслом и пироги с чаем.

— Доброго дня всем, — я тоже присела к столу с краю, чтобы не мешаться. — И что барин? У Зимина?

— Сегодня обещали отпустить, чаю вот выпью — и меня туда заберут, а после обеда Василь Васильич просил, чтобы Матвей Мироныч поспособствовал домой барина доставить. Всё ж дома-то и стены помогают, это всем известно, а стены у нас тёплые, хорошие, издавна заклятые.

Да, помню, какой-то странной принцессой, которая умела это делать. Наверное, и впрямь поможет.

— Что ещё слышно? Есть ли распоряжения обо мне? — наверное же сообщили, если что-то нужно?

— Матвей Мироныч просил вас дать ему знать, как проспитесь, — тут же ответила Надежда. — Но вы всё ж равно сначала поешьте, служба — она ж никуда не денется, а поесть надо!

С этим я согласилась, и поела — хоть сначала и не хотелось, но это до первой ложки, а дальше — здоровый аппетит мага, всё в порядке. Алексей отбыл к Зимину — ему открыли портал, причём сам Зимин, а я пошла к себе — с Зиминым я тоже поговорю, но чуть позже, а пока — начальство, и что у нас вообще происходит.

Болотников откликнулся сразу же.

— Рад слышать, Ольга Дмитриевна. Вы уж с Зиминым тоже свяжитесь, пускай он посмотрит и скажет, готовы ли вы к дальнейшим действиям. У нас пока спокойно, новых жертв нет. Госпожа Фань-Фань дала обещание не покидать черемисинского дома, о её камеристке нет ни слуху, ни духу, а все остальные в порядке. Кроме смертушки нашего, но тот, говорят, тоже на поправку пошёл. Ждём, чтобы Зимин разрешил ему если не действовать, то хотя бы соображать и слушать, а там — соберёмся все и подсчитаем наши силы. Пока же — восстанавливайтесь и радуйтесь передышке.

Это всё звучало разумно и хорошо. И у меня, что говорить, отлегло немного, когда мне несколько человек сказали, что с Соколовским всё более-менее благополучно.

По хорошему, нужно было связаться с ним самим. Но вдруг он пока не в силах беседовать по магической связи? Или ему не до того, у него там процедуры от Зимина и осмотры и что ещё бывает?

Или, всё же, связаться?

Ладно, подождём.

Я снова дремала, потом меня тормошили и снова кормили, и за окном сумерки сменились ночью. Часы сказали — девять вечера, вроде бы ещё не совсем поздно. Попробовать позвать? Не ответит — так не ответит.

Решилась, позвала. Не ответил.

Не страшно, да? Например, спит. Или просто не имеет сил для того, чтобы услышать вызов, не говоря уже — ответить на него. После ранения и температуры — это нормально, ничего страшного.

Я ещё полночи придумывала себе какие-то соображения, они виделись мне какими-то неубедительными. А спрашивать Алексея я не решилась, потому что… не решилась, в общем, и всё. И уснула.

А на следующее утро, которое для меня снова настало уже засветло, меня вызвал Болотников и сообщил, что совещание в два пополудни, и где бы вы думали? Дома у Соколовского.