Барышня ищет разгадки

— Даже не защитился, мне показалось — не ожидал. Не знал, что она пожелает отомстить за своего… воспитателя?

— За близкого ей… нечеловека, — усмехается он.

— Именно. И она не соблазнилась на его щедрое предложение съесть прямо тут мага-некроманта, а решила, что маг-универсал, да ещё накопивший к старости прорву силы, ей придётся больше по вкусу. Хотя, признаюсь, у меня был момент страха — что она согласится исполнить его желание и сожрать меня.

— И что же это было за желание? — он смотрит с интересом.

— Ему, не поверите, был нужен наследник, потому что некому передать свои богатства, а внучатые племянники не привлекают в этом плане нисколько.

— Неужели даже внебрачных не завёл?

— Выходит, так. И я думаю, что вообще ей ничего не мешало сожрать сначала его, а потом и меня, или наоборот, сначала меня, а потом его. И всё равно сбежать.

— А вот не скажите, — качает он головой. — Болотников изучил остаточные следы на полу, там в том месте, где вы стояли, была расчерчена грамотная магическая ловушка. Если бы наша лисица начала с вас, она бы в той ловушке и осталась, и до Бельского уже бы не добралась. И ей бы оставалось только снова с ним торговаться.

— О как, — это для меня новое знание. — Ну да, он там тщательно что-то рисовал, а я ещё думала — успеет закончить или нет, потому что надеялась на ваш с Болотниковым скорый приход.

— Он, конечно, успел, но и мы не задержались. Он приманил лисицу каким-то неизвестными мне чарами, Болотников сказал, что понял, в чём дело, ну да он тоже универсал. А тут и мы спохватились.

— Я верно поняла, что она использовала сначала меня, а потом и вас для того, чтобы сбежать тенями? Она сама не может?

— Я думаю, может, — раздумчиво говорит он, — но с некромантом вернее. Точно попадёшь туда, куда надо, а не… куда-нибудь ещё.

— А куда можно попасть… ещё?

— Кто ж знает? Что мы вообще знаем о том, каким видят мир эти существа? Та же драконица, эта вот лисица, и кто там ещё есть?

— Спросить? — улыбаюсь я. — Поймать госпожу Фань-Фань и спросить. Правда, я не знаю, чем заинтересовать её, чтобы она ответила.

— И я не представляю, — он тоже улыбается. — Но можем попробовать, она же сказала, что не собирается никуда из Сибирска.

— Если эти существа настолько долгоживущи, ей нет никакого смысла торопиться куда-то. Успеет.

— Значит, ещё поговорим, — он не сводит с меня глаз.

Дверь открывается бесшумно, и к нам заглядывает Алексей.

— Ну, барин, вы и… тьфу ты. Прошу прощения, Ольга Дмитриевна. Я думал, уже все ушли.

— Все и ушли, — киваю я, — но я вернулась, нам нужно побеседовать с Михаилом Севостьяновичем.

— Да ему ж только беседовать сейчас, — ворчит Алексей.

— Ничего подобного, на беседу с Ольгой Дмитриевной у меня достанет сил хоть когда, — смеётся Соколовский. — Принеси там, не знаю, чаю, поесть что-нибудь ещё, да и ступай.

— Куда это мне ступать? Василь Васильич сказал, что вам надобно повязку на ночь сменить.

— Вот на ночь и сменишь, а пока ступай, дай поговорить.

Я смеюсь — явно же не в первый раз у них такая беседа.

Впрочем, Алексей и вправду приносит чай и ещё пирогов, и уходит, аккуратно прикрыв за собой дверь. А Соколовский тут же бросает на ту дверь магический запор и берёт меня за руку.

— А теперь о важном, Ольга Дмитриевна.

— И что же у нас сегодня важное? — усмехаюсь легко.

Конечно же, сама пришла, но… хорошо ли я знаю, зачем пришла? И уверена ли?

Вообще дома, доведись до меня, стала бы я поддерживать хоть какие-нибудь отношения с мужиком, который сказал бы мне что-нибудь похожее? Но я не смогла с ходу придумать ничего похожего в реалиях дома. Потому что дома или ты женат, и у тебя штамп в паспорте и обязательства, или нет, и всё. И не бывает никаких фантомных невест, которым нужно хранить верность, или что там ещё.

А как правильно поступить здесь, я так до конца и не поняла.

И я не знала, помнит ли он тот наш полубредовый разговор, где у него определённо была температура, а у меня кружилась голова от слабости после непростого боя.

— Мы, Лёля. Это, наверное, самое важное. И спасибо нашей Лисе Патрикеевне, что позволила нам сказать это друг другу.

Он не сводил с меня взгляда. Вот так, Оля, получи. Помнит, всё он помнит. И… что это значит?

— И что это значит? — спросила я быстро и тихо.

— А вот давай думать, что это значит. Но знай, нет никого другого в целом мире, кого бы я желал назвать своей. Только тебя. И раз ты вернулась и говоришь сейчас со мной, я смею надеяться, что тоже для тебя что-то значу.

Я прямо задумалась — как сказать-то? Тогда, в больнице у Зимина, я тоже была слегка не в себе и просто сказала, что думала. А сейчас?

— Да, Миша, значишь. Всё так. Но… кажется, я уже ничего не понимаю в этих ваших дурацких магических клятвах. Мы не сможем быть вместе, потому что ты обещался кому-то там, кого не видел ни разу в жизни и о ком ничего не знаешь. И так навсегда, да? Скажи, этот человек, который всё придумал, он не был тайным врагом твоего отца? И не хотел ли просто извести его род таким хитровыворотным образом?

— Ну ты скажешь, извести. Нет, он, как я понимаю сейчас, мог вести себя легкомысленно, но не подло. Но мы в последний раз встречались, когда я отучился первый год в академии, уже больше десяти лет тому. И нет, тогда он не сомневался, что после моего выпуска привезёт свою Ирину и познакомит нас наконец-то.

— А если вдруг вынырнет откуда-нибудь и познакомит?

— Вот там и объяснимся. Более того, завершим нашу лисицыну эпопею, и я снова навещу отца. И спрошу, продвинулся ли он в поисках своего задушевного друга. А пока… буду любоваться тобой и радоваться возможности встречать тебя каждый день по служебным надобностям.

Что-о-о? Только любоваться?

О нет, я бы могла, конечно, сказать сейчас — ну и проваливай к своей невесте, её отцу, её семье и что там у неё ещё есть. Но я не хотела этого говорить.

Я сама взяла его за руку, то есть — накрыла своей ладонью.

— Если я пойму, что могу сделать для разрешения этой ситуации — я сделаю, не сомневайся. А пока… просто не говори мне сегодня больше ничего об этой особе, и о её родне тоже не говори, хорошо?

— А о чём можно говорить с тобой, о бесстрашная укротительница многохвостых лис?