Башни человеческих душ

Но ключом всей композиции стали четыре круглые зубчатые башни у переднего и заднего фасадов, которые несли в себе не столько практическую, сколько декоративную принадлежность.

Каждое лето Уорвик приезжал сюда на отдых с семьей: у него была жена и три чудные дочки. Отсюда можно было быстро добраться до Изумрудного моря. Однако в то лето, которое стало роковым для Эрика Уорвика, почти каждый день шел дождь, словно предвещая грядущую беду. И вот, в один из теплых и солнечных дней, девочки выбежали погулять в сад. Если верить записям, им всем было не больше десяти лет. Вечером они не вернулись к ужину. Уорвик попросил слуг позвать заигравшихся дочерей, но пришедшая служанка заявила, что в саду их нет. Не зная, что и думать, барон бросился на поиски, решив, что они убежали в лес. Но поиски не дали никаких результатов. Уставший и обессиливший, утром он отправился в Фэллод, ругая прислугу за то, что они не следили должным образом за его детьми. Поездка заняла у него почти два дня, ибо железная дорога в Брюкеле только начинала строиться, а паром работал строго по графику, перевозя груз и рабочих.

Объяснив ситуацию в полицейском управлении, ему выделили шестьдесят человек и десять специально обученных овчарок на поиски пропавших наследниц. Ключевую роль сыграли собаки, которые почему-то все время крутились возле границ поместья, даже не желая углубляться в лес. Одна из овчарок увлекла молодого полицейского в березовую рощу, которая резко обрывалась в небольшое болото. Он тут же достал свисток и позвал к себе остальных. Всех как одного осенила ужасная догадка, но еще оставалась надежа, что в болоте ничего не найдут. Но прибежавшей на место Уорвик сразу все понял, а вернее почувствовал всеми фибрами своей души.

Тела его трех дочерей достали в тот же день. Обрыв был очень крутой и не мудрено, что дети просто свалились в болото, тут и взрослый выкарабкаться не смог, не то, что ребенок.

Некоторые записи указывали на то, что после похорон Уорвик вырубил березовую рощу и засыпал болото, но после того, как территорию начали активно заселять новые фермеры, эту информацию никто достоверно не смог проверить. Одно было известно точно: фонтан с херувимами, который появился возле поместья, был данью памяти его погибшим дочерям.

Последующие записи о судьбе Уорвика разнились: в одних источниках было указано, что после случившегося он покинул поместье и увез жену далеко на север, по другим, от барона ушла жена, после чего он начал пить и, в конце концов, свихнулся. Последнюю версию особенно живо пересказывали местные жители. Поговаривали, что Уорвик бегал по дому, видя в своих слугах, то умерших дочерей, то жену, которая винила его в случившемся. В итоге, он лишился почти всей прислуги, которая, несмотря на приличное жалованье, больше не хотела терпеть безумного хозяина. И лишь его дворецкий Анвар, которого он привез из далекой восточной страны, решил остаться с бароном до конца. Но Уорвик совсем потерял над собой контроль, отдавшись власти своего безумия. Теперь он не просто видел своих погибших дочерей, а и разговаривал с ними, когда смотрел на пустые стулья, гулял с ними по пустому саду, который зарос сорняками или укладывал их вечером спать. Анвар долго терпел сумасшествие хозяина, старясь самостоятельно управиться с хозяйством, пока ситуация совсем не вышла из-под контроля.

В один из вечеров барон выскочил из дома с кухонным ножом и со всех ног помчался в сторону деревни, крича что-то о жертвах, которые нужны ему для воскрешения дочерей. И хотя дворецкий не разобрал не единого слова, нож в руке Уорвика красноречиво говорил все за себя. Не теряя времени даром, Анвар бросился в погоню и, будучи бегуном, гораздо лучшим, чем его хозяин, скрутил Уорвика на лесной дороге, после чего буквально дотащил до поместья, где поместил его в узкую кладовую без окон, чтобы хозяину вдруг не вздумалось бежать через окно. Переведя дух, Анвар сделал то, что должен был сделать еще в самом начале этой истории – отправился за доктором. Однако прибывший из Брюкеля врач не был психиатром и смог лишь с трудом влить в горло барону двойную дозу успокоительного лекарства. После этого, дворецкий поместил спящего Уорвика в карету и отправился в город. По крайне мере, так говорят очевидцы, которые утверждали, что их экипаж укатил в сторону Фэллода.

Что стало с Эриком Уорвиком дальше неизвестно, но вот судьба его брошенного поместья решилась довольно быстро. Здание пустовало порядка месяца, после чего туда прибыла делегация правительственных чиновников, которая постановила, что барон Эрик Альбрехт Уорвик признан банкротом, а потому все его имущество подлежит конфискации и продажи на аукционе, а вырученные средства пойдут на уплату многочисленных долгов, которые накопились у него за последние полгода. И если мелкое имущество, такое как столы, стулья, трюмо и комоды быстро пошли с молотка, то вот само поместье никто не хотел покупать, из-за страха повторить судьбу безумного барона.

Здание так и осталось в собственности государства, а после кто-то предложил использовать его для создания сумасшедшего дома, что было весьма символично. Так как других предложений не поступало, правительственный комитет постановил переоборудовать поместье под лечебницу для душевнобольных. Процесс переоборудования длился почти год и стоил немалых денег, но заведение полностью оправдало вложенные средства. Лечебница оказалась весьма полезна для тех, кто хотел запихнуть своих свихнувшихся родственников куда подальше, чтобы они не мозолили глаза. Известие о новом дурдоме на краю земли быстро разлетелось по всей стране и уже через семь месяцев работы пришлось достраивать еще один корпус – для женщин. Однако для этого пришлось снести две башни, выходившие в сад. После еще одной масштабной реконструкции, в лечебнице могло уместиться до ста пятидесяти пациентов, здесь работали пятьдесят медсестер и столько же санитаров, сорок врачей разной квалификации, не считая поваров, уборщиков, охранников и садовников. Официально заведение носило название «Психиатрическая клиника для душевнобольных при деревне Брюкель, округа города Фэллод». Но врачи и пациенты называли её просто «Две башни».

На этом А. Зеннхайзер заканчивал свой небольшой рассказ. Профессор помнил каждую строчку, потому что перечитывал эту историю не одну сотню раз. Он часто думал о том, какими были «Две башни» тогда, в самом начале своего функционирования, как лечебницы, каких пациентов там лечили и какими заболеваниями, они болели. Большую часть дел в архиве было невозможно прочитать: первые чернила были недолговечны и исчезали буквально через два-три года. Конечно, о некоторых вещах было можно, и догадаться, как например, о комнате пыток. Это было длинное широкое помещение на первом этаже, где располагались разного рода приспособления для лечения психозов: смирительные стулья и кровати, вращательная машина, «мешок», который одевали не только на голову, но и на ноги, полое колесо и ванные с холодным душем. Конечно сейчас, стараниями профессора, это помещение переоборудовали в комнату отдыха, где пациенты могли заниматься различной творческой работой, или просто общаться друг с другом.

Профессор настолько погрузился в свои мысли, что и не заметил, как уже почти подъехал к кованым черным воротам «Двух башен». На его гудок из каморки выскочил Финке – молодой парень, двадцати пяти лет, в светлой рубашке и черных брюках. Это был второй сторож, который менял Хоппа через неделю.

Финке быстро открыл ворота, его голубые глаза улыбались, а светлые волосы, как всегда, были аккуратно зачесанные на правый бок.

– Как дела, профессор? Все хорошо? – дружелюбно крикнул он ему в приоткрытое окно.

– Твоими молитвами, дорогой друг, все в порядке.

– Рад слышать! Приятного дня!

Доктор Фитцрой вкатил автомобиль на гравий «Двух башен» и припарковал его под крытым навесом слева от фонтана. Размяв затекшие мышцы, профессор уверенным шагом преодолел пять ступенек крыльца и оказался у дубовой двери. Пора приниматься за работу!

Войдя внутрь, он ощутил слабый запах хлорки и увидел немного правее от себя их постоянного уборщика, мистера Бормана. Дойдя до железной лестницы, на которую бросали свет длинные электрические лампы под самым потолком, он решил окликнуть уборщика:

– Доброе утро, мистер Борман!

Борман встрепенулся, оторвавшись от мучавших его раздумий, и обернулся на приветствие доктора:

– Доброе, сэр. Как ваше здоровье?

– Не жалуюсь, хотя старые кости все чаще дают о себе знать. А что у вас?

– Жена совсем замучила, не знаю, что с ней делать!

– А что случилось, можно поинтересоваться?

– Конечно, доктор. Видите ли, она еще с прошлой зимы мечтает о новой соболиной шубе, которую приметила для себя в одном магазине Фэллода. Но тогда она стоила просто непомерные деньги, и я ей так и сказал: «Либо деньги будут тратиться на еду, либо нам придется есть твою шубу!». – Борман разволновался, вытерев лицо носовым платком. Его уже поблекшие карие глаза выражали бурю негодования. – Так вот, она вроде бы успокоилась, но с наступлением весны, снова принялась за свое! А ведь мне надо еще вовремя вносить плату за обучение в университете старшего сына! Она все упирает на то, что летом цены в два-три раза ниже, чем зимой. Но помилуйте, сумма все равно непомерная. С зарплатой уборщика и её грошовой пенсией далеко не уедешь!