Башни человеческих душ

Профессор проследил за его движение и обнаружил, что знак вопроса стирается под потоками непонятно откуда взявшийся крови.

– Как обидно, – нарушил молчание Винзель, – скоро ваш пациент из палаты под номером 201 сведет счеты с жизнью. Точнее, ему в этом немного помогут, но не будем забегать вперед. – Полковник устало вздохнул. – К сожалению, вы не смогли получить от него нужной информации, что еще раз доказывает неэффективность вашей медицины, а ведь он был единственным, кто мог рассказать вам все сразу. – Кровь тем временем уже образовала небольшую черную лужицу у двери. – Ну что же. Мы не ищем легких путей, верно доктор? Уже скоро вы и сами в этом убедитесь. Ну а теперь нам пора прощаться, ведь время уже не ждет. – Он указал на висевшие за профессором часы; их стрелки быстро приближались к отметке в полночь.

– Что все это значит? Что вообще происходит? Кто вы такой и как вам удаются эти фокусы? – Профессор был растерян и разъярен одновременно, его всегда спокойный голос дрожал.

– Я всего лишь картинка в вашей голове, вызванная бессознательным, – полковник Винзель направлялся в сторону окна, а его слова эхом разносились по комнате. Уже дойдя до светящегося проема, он обернулся и с саркастической усмешкой произнес: – Разве, вы забыли?

В этот момент раздался оглушительный треск, стены комнаты начали рушиться, разбиваясь на тысячи осколков. Профессор с трудом зажимал уши, чтобы не оглохнуть от оглушительного треска. Через мгновение он проснулся.

6

Сказать, что пробуждение для профессора было легким, – значит безбожно солгать. Будильник раздавался оглушительной трелью, и чуть не подпрыгивал на прикроватной тумбочке, отмечая, что время, отведенное для сна, уже кончилось.

Доктор Фитцрой онемевшей рукой опустился на рычажок и выключил его. Голова нещадно болела, во рту стоял рвотный привкус, а в костях ломило. Вдобавок ко всему он отлежал себе левую руку, и она безжизненно висела несколько минут, пока не восстановился ток горячей крови.

Профессор зевнул во весь рот, включил свет, который сразу же миллиардами иголок ударил в глаза, вяло надел брюки и рубашку, после чего отправился справить нужду в общественный туалет. Покончив с этим делом, он ополоснул холодной водой лицо и тщательно почистил зубы, чтобы заглушить неприятное ощущение во рту. Его до сих пор немного мутило, а общее состояние было хуже некуда, но, тем не менее, он смог взять себя в руки, принял таблетку от головы, быстро натянул пиджак и еще раз проверил свой багаж. Убедившись, что все находится на своих местах, он закрыл дверь комнаты и сдал ключ охраннику, который до этого сладко посапывал на своем посту.

– Удачной дороги. – Сонно пробормотал он, открывая профессору дверь и провожая его фигуру полузакрытыми глазами.

Доктор Фитцрой и сам был не прочь проспать до полудня, а то и еще больше, но дела не ждут, а поезда, – тем более. На улице было темно и прохладно, а легкие потоки ветра доносили откуда-то запах дождя. По телу рябью пробежали мурашки, и профессор непроизвольно поежился от неприятного ощущения, пожалев, что не взял с собой хотя бы одну теплую вещь.

Перейдя на другую сторону дороги, он с большим удовольствием уселся на скамейку в ожидании автобуса. Если верить расписанию, которое он взял в пабе у Альберта, ближайший рейс должен подойти ровно в шесть часов. Профессор бросил взгляд на свои ручные часы и с удовольствием обнаружил, что у него в запасе еще есть четыре минуты, а потому можно не переживать, что он опоздал.

Улица и дорога были пустыми, свет фонарей становился все более тусклым перед наступающим серым рассветом и уже где-то на западе хорошо проглядывались воздушные громады туч, которые медленно приближались в сторону города. Отчего-то профессор на секунду почувствовал себя очень одиноко, но появившееся на миг ощущение быстро исчезло, как только вдалеке показались яркие желтые фонари, освещавшие путь автобусу. Машина со скрипом остановилась, и профессор вошел в уютный и теплый салон, где кроме еще одного пассажира, больше никого и не было. Сев на кожаное коричневое сиденье у окна в середине ряда, он немного расслабился, и позволили себе закрыть глаза. Железнодорожный вокзал, все равно, конечная остановка, так что он не проспит.

Глава 7.

1

Настойчивый стук в дверь заставил молодого ассистента Августа Майера поморщиться и перевернуться на другой бок. И кто мог наведаться к нему в такую рань? На часах еще не было полшестого утра. С неохотой встав, он натянул серые хлопковые штаны, которые носил исключительно дома, и шаркающими шагами добрел до двери своего весьма скромного жилища.

– Сейчас, сейчас, – сонно отзывался он, пока не отодвинул железный засов и не повернул пару раз ключ в замке. На пороге стоял один из санитаров «Двух башен» Фридрих. На его весьма серьезном лице было написано выражение неописуемого ужаса, черные глаза лихорадочно блестели.

– Простите, что приходиться беспокоить вас в такое время, мистер Мейнар, но у нас произошла чрезвычайная ситуация. В отсутствии доктора Фитцроя я сразу направился к вам.

– Боже мой, Фридрих, – Август был не менее удивлен и ошарашен, чем санитар, – что произошло?

– Один пациент, ну тот, который из двести первой палаты…

– Что с ним? – Настаивал Август.

– Он покончил с собой. – Выпалил Фридрих.

Сонный мозг Августа еще не совсем осознал смысл услышанной фразы, а потому молодой ассистент сначала стоял, уперев взор в санитара, но всего через несколько минут его охватил просто неописуемый ужас, а руки и ноги пошли ходуном. Ему пришлось сделать неимоверное усилие над собой, после чего он постарался спокойно произнести:

– Что произошло?

– Точно сказать не могу, но похоже он повесился на оконной решетке, завязав вокруг шеи один из ремней, которыми мы его связали. – Августа пробрал еще больший шок:

– Но как он смог распутать себя? Это же просто невозможно! Мы же проверяли ремни перед уходом!

– Я о том же сказал Йоханну, но он сам не смог найти никакого здравого объяснения, а потому мне пришлось попросить побыть с ним нашего сторожа и сразу же идти к вам.

– Ты правильно поступил, – Август понемногу возвращал над собой контроль, – я сейчас оденусь, и мы срочно отправляемся в местное отделение полиции. Дело не терпит отлагательств!

2

Посапывая в своем удобном кресле, на посту сидел главный инспектор деревни Брюкель округа города Фэллод Бруно Розенберг. Скоро будет почти десять лет как он переехал в Брюкель из крупного города Касген, который находился на севере страны. Многие из его сослуживцев терли пальцем у виска и гадали, отчего бы это человеку вздумалось ехать в какую-то дыру, на задворках империи, отказавшись от места начальника крупного полицейского управления? Ответ был довольно прост: Розенберг чертовски устал от всего этого шума, бесконечных грабежей, разбоев, убийств, изнасилований и тому подобного. За свои тридцать пять лет службы в органах правопорядка он многое повидал, отчего на душе скопился огромной ком боли из человеческих судеб и загубленных жизней. По ночам его преследовали кошмары, сердце все чаще давало о себе знать уколами, которые резко отдавались под лопатку, а вдобавок ко всему у него нашли язву желудка, – пока еще не настолько запущенную, но все могло обостриться в один момент. Его лечащий врач выписал гору всевозможных лекарств, но самым главным залогом успешного лечения оставался покой и здоровый сон. Можно только подивиться, сколько болезней человеку достается только изношенной нервной системой. Не говоря уже о том, что при таком состоянии можно и с катушек слететь.

Хорошо пораскинув мозгами, Розенберг, будучи человеком предприимчивым и быстро соображающим, что к чему, написал заявление на перевод в местное отделение полиции деревни Брюкель, где как раз не хватало хороших кадров. Выбор в пользу этой деревни был сделан довольно просто, – отец Розенберга был шахтером, отдав этому делу почти сорок лет своей жизни. В благодарность за труды ему и его молодой жене был предоставлен двухэтажный дом на одной из центральных улиц, который долгое время пустовал (родители Розенберга умерли достаточно давно, и навещал он отчий дом несколько раз в месяц по выходным, чтобы проверить все ли в порядке с его наследством).