Башня на краю света

— Это будет наверняка очень забавно, — вежливо ответил Пребен.

* * *

Фредериксен ехал на велосипеде с работы в странном, мечтательном настроении. Снова и снова вспоминался ему разговор с Момбергом, и чем больше он думал о нем, тем ослепительнее становились открывавшиеся перед ним перспективы. Он окончательно пришел к выводу, что чисто производственные вопросы его не интересуют. Ими может заняться Момберг, он же возьмет на себя канцелярскую и административную работу. Такая деятельность немыслима без получения полномочий, значит, он сможет называть себя к тому же уполномоченным. А может быть, даже вице-директором!

Ставя велосипед в подвал и поднимаясь затем по лестнице, Фредериксен все еще продолжал грезить. Он очнулся лишь в дверях, когда почувствовал запах жареной селедки и услышал, что жена зовет его к столу.

— Мальчики дома? — спросил он.

— Сейчас придут.

— Гм.

Фредериксен вошел в гостиную, где в манежике сидела его младшая дочка. Он пощекотал ей животик.

— Ну что, соплюшечка, — сказал он тоном любящего отца.

Малышка потянулась к нему, ей хотелось на руки.

— Не-е-е-ет, на руки я тебя не возьму. — Фредериксен снял туфли и лег на диван.

Ротик девочки задрожал. Потом она расплакалась. Фредериксен недовольно поморщился.

— Меньшая ревет! — крикнул он со своего дивана.

В комнату быстро вошла фру Фредериксен, сопровождаемая ароматом жареной селедки.

— Ну, что случилось? Проголодалась, да?

— Этот ребенок все время ревет, — заметил Фредериксен.

— Она просто голодная.

— Гм. — Фредериксен начал листать газету.

«„Картофель вреден для глаз“, — говорит известный ученый» — было набрано заглавными буквами название статьи. Крупный химик в результате многолетних исследований обнаружил в картофеле вещество, которое губительно действует на глаза. При употреблении картофеля в пищу это вещество оказывает вредное влияние на глазной нерв, который все более ослабляется — до тех пор, пока любитель картофеля не ослепнет полностью; обычно это случается к тридцати годам. Тем фактом, что большинство людей ежедневно едят картофель и все же, как правило, сохраняют зрение и после тридцати лет, ученый, судя по всему, пренебрег. Очевидно, он был так занят лабораторными опытами, что просто не имел времени обратить внимание на этот феномен. Газета отнеслась к открытию несколько скептически, но все же не преминула узнать мнение случайных прохожих по этому вопросу. Их спросили, едят ли они картофель и если да, то не чувствуют ли они, что слепнут, на это было получено много интересных ответов. Какой-то рассыльный сообщил, что он ест картофель каждый день и очень его любит. Домохозяйка ответила, что в ее семье — семь ртов, и не так-то просто начистить картошки на всю ораву. И наконец, кондуктор трамвая поведал, правда несколько отклоняясь от темы, что больше всего он любит морковь. Таким образом, проблема получила всестороннее освещение.

Фредериксен дочитывал эту интересную статью, когда жена позвала его обедать. Мальчики уже пришли, и вся семья собралась за столом.

— Ну, как успехи в школе, Енс? — Фредериксен считал, что его первейшая отцовская задача — именно в том, чтобы время от времени задавать подобные вопросы.

— Хорошо, — механически ответил Енс.

— Нельзя разговаривать с набитым ртом, — нравоучительно заметил ему Фредериксен. — И держи ложку правильно. Вот так, смотри.

Фредериксен показал, как едят хорошо воспитанные люди, при этом он залил лацкан пиджака супом.

— А у тебя, Оле, как дела? — быстро спросил он.

— Хорошо.

— Надеюсь, ты лучше стал заниматься? Последний твой табель был неважный.

Оле не ответил.

— Будь собраннее, — продолжал Фредериксен, — иначе никогда и ничего не добьешься. В твои годы я был очень прилежным.

— Угу. — Оле слышал это не первый раз.

— А сегодня мне предложили высокий пост. — Фредериксен был доволен, что может продемонстрировать плоды прилежания.

— Что еще за пост? — уставилась на него фру Фредериксен.

— Заведующего производственной частью на одной фабрике. Прямо не знаю, соглашаться или нет.

— Конечно, соглашайся! — Фру Фредериксен никак не могла понять, почему ее муж не принял ни одного из тех блестящих предложений, что ему постоянно делали.

И тут, за жареной сельдью, Фредериксену представился случай выказать свои обширные познания. Это произошло, когда жена накладывала картофель на тарелку дочери.

— Зачем ты даешь ей столько картошки? — сказал он. — Надо же немного думать и о ее зрении!

— Зрении?

— Да, зрении, — с видом превосходства подтвердил Фредериксен. — Ты разве не знаешь, что в картофеле есть некое вещество, под названием китин!

Фредериксен забыл, как оно называется на самом деле, но рассчитывал на то, что жена не читала статьи.

— Понятия об этом не имела, — испуганно ответила она.

— Тем не менее оно в картошке содержится. И последние научные опыты доказали, что вещество это вредно для глаз.

Фру Фредериксен поспешно убрала несколько картофелин с тарелки девочки.

— Все-то ты знаешь, — вздохнула она.

— Ну, не преувеличивай, — скромно ответил Фредериксен.

* * *

Момберги отметили получение патента лишней чашкой кофе после обеда и хорошей сигарой — для главы семьи.

— Хочу, чтобы ты, женушка, поняла, — сказал господин Момберг благодушно, следя за голубым дымком сигары. — Хотел бы, чтобы ты поняла, чем мы рискуем, если я продам магазин и начну делать горелки. Может ничего не выйти, и тогда мы станем нищими.

— Пожалуйста, Момберг, не продолжай. Я верю в тебя — и я спокойна.

— Я почему говорю тебе об этом: мне бы не хотелось ничего предпринимать, пока ты до конца не уяснишь себе все наши шансы, ну и риск. В магазин-то вложены твои деньги.

— У нас нет ничего «твоего» или «моего», — ответила фру Момберг. — Все, что у нас есть, — наше, общее, и я слова тебе не скажу, если оно пойдет прахом.

— Ты добрая жена. — Момберг взял ее руку в свои. — Я уверен: все получится, и тогда, будь спокойна, у тебя будет обеспеченная старость. Ну-ка глянь, не осталось ли там кофе?

— Ты прямо помешан на нем, — улыбнулась фру Момберг и пошла за кофейником. — Не представляю себе, что ты будешь делать, когда продашь магазин и останется один лишь паек.

— С кофе придется тяжелее всего, — ответил он. — Но ведь ты будешь отдавать мне свою долю?

— Вот тут ты ошибаешься. Ради тебя я способна на многое, но всему есть предел.

— А если так, — рассмеялся он, — то я, пожалуй, рановато назвал тебя доброй женой.

* * *

Фру Хансен укладывала Еспера спать. Против обыкновения он охотно согласился лечь в постель, правда с условием, что уснет головой к изножью и при включенном свете, против чего никто не возразил.