Башня Рассвета

Он знал. Догадался, кого заставили мучить своих же людей, чтобы, в конце концов, убить их. Они оба знали.

Он почувствовал, как тьма увеличивается в размерах, готовясь наброситься на него. Чтобы заставить его по-настоящему кричать.

Но потом она исчезла.

Поблескивающие под солнцем золотые поля простирались под безоблачным голубым небом. Маленькие сверкающие потоки воды пробивались сквозь них, извиваясь вокруг редкого для такой местности дуба. Справа от него местность менялась на запутанную, мелькающую зелень Задубелого леса.

Позади него расположился небольшой домик с соломенной крышей, его стены, сделанные из серого камня, поросли зеленым и оранжевым лишайником. В нескольких футах от него находился старый колодец, ведро для набора воды аккуратно пристроилось на самом краю каменной окантовки колодца.

За ним обособленно расположился маленький садок с блуждающими в нём курами, пухлыми и полностью сосредоточенными на земле перед ними.

А за всем этим..

Сад.

Не официозно и красиво оформленный. Но обычный сад за низкой каменной стеной. Деревянные ворота, являющиеся входом в него, были открыты.

Две фигуры расположились среди тщательно высаженных рядов растений. Он направился к ним.

Он узнал её по золотисто-коричневым волосам, которые казались ещё ярче в свете лучей летнего солнца. Её кожа была покрыта красивым ровным загаром, а её глаза…

Это было детское лицо, сияющее от радости. Она смотрела на женщину, стоящую на коленях в грязи, и указывающую на бледно-зеленое растение с узкими фиолетовыми бутонами цветов, раскачивающимися на теплом ветру.

Женщина задала вопрос:

— А это что за растение?

— Шалфей, — ответила девочка, которой на вид было не больше девяти лет.

— И для чего его используют?

Девочка лучезарно улыбнулась и, гордо подняв голову, повторила по памяти:

— Шалфей улучшает память, внимательность и настроение. Также помогает при отравлении и способствует детородной функции, а в виде мази может помочь лишить кожу чувствительности. — Прекрасно!

Благодаря широкой улыбке девчушки он заметил, что у неё отсутствует три зуба.

Женщина… Её мать… Взяла её кругленькое личико в свои руки. Её кожа была темнее, чем у дочери, а волосы были более густыми и сильнее завивались. Но их телосложение… Когда девочка вырастет, её фигура будет такой же, как и у матери. Она унаследует от неё веснушки. А также нос и губы.

— А ты быстро учишься, моё смышлёное дитя.

Женщина поцеловала свою дочь во влажный от пота лобик.

Он прочувствовал этот поцелуй… Любовь, сквозившую в нём… Даже несмотря на то, что он был всего лишь призраком, стоящим в воротах сада.

Ибо это была любовь, которая затмила здесь весь мир, позолотила его. Любовь и радость.

Счастье.

Со своей семьёй он этого никогда не ощущал. Или с кем-либо ещё.

Девочку любили. Глубоко. И беззаветно.

Это было счастливое воспоминание… Одно из немногих таких.

— А что за куст растёт там около стены? — вновь спросила женщина девочку.

Её лоб наморщился от раздумий.

— Крыжовник?

— Правильно. А что мы делаем с ягодами крыжовника?

Девочка упёрла свои руки в бёдра, её простое платье развевалось в сухом тёплом порыве бриза.

— Мы… — она топнула ножкой в нетерпении… Её память не отзывалась. Такое же раздражение он видел у неё снаружи дома того пожилого мужчины в Антике. Её мать подкралась к ней со спины, обнимая её и целуя в щёку. — Мы делаем пирог из ягод крыжовника.

Визг восхищения девочки эхом отдавался через янтарные травы и прозрачные ручьи, распространяясь даже в запутанное, древнее сердце Задубелого леса.

Возможно, он дошёл даже до самих Белоклычьих гор, где на их краю разместился город.

Он открыл глаза.

И обнаружил, что вся его нога упирается в диванные подушки. Он чувствовал царапание шёлка и вышивки по обнажённому своду стопы. Его пальцы.

Чувствовал.

Он подскочил, обнаружив, что Ирэн нет рядом с ним.

Её не было рядом.

Он уставился на свои ноги. Чуть ниже лодыжки… Он двигал и вертел своей ногой.

Он чувствовал свои мышцы на ногах.

Слова застряли у него в горле. Его сердце скакнуло в груди.

— Ирэн… — прохрипел он, ища её взглядом.

Её не было в покоях, но…

Его привлёк солнечный свет, отразившийся на чём-то золотисто-коричневом. В саду.

Она сидела там. Одна. В тишине.

Его не волновало, что он был одет лишь наполовину. Шаол поднялся на своё кресло, удивляясь ощущению гладких деревянных опор под его ногами. Он мог бы поклясться, что даже чувствовал в своих ногах… лёгкое покалывание.

Он устроился в своём кресле и направился в маленький квадратной формы сад, не переводя дыхание и широко раскрыв глаза. Она вылечила ещё одну часть его ног, ещё одну…

Она устроилась на вычурной маленькой скамье, расположившейся перед водной гладью небольшого пруда круглой формы, её голова опиралась на руку, сжатую в кулак.

Сначала он подумал, что она заснула на солнце.

Однако при приближении к ней он поймал взглядом блеск света на её лице. Влагу на нём.

Не кровь, но слёзы.

Они текли бесшумным бесконечным потоком, пока она смотрела на гладкую водную гладь пруда, на розоватые лилии и изумрудного цвета кувшинки, покрывающие большую часть водоёма.

Она смотрела на них так, как будто не видела их. Не слышала его.

— Ирэн.

Очередная слеза покатилась по её лицу, исчезая в складках бледно-розового платья. Вот и ещё одна солёная капелька.

— Ты ранена? — спросил Шаол хрипло, колёса его коляски хрустнули под бледно-белым гравием садовых дорожек.

— Я запамятовала, — прошептала она, губы её дрожали, пока она смотрела и смотрела на пруд. Она даже не повернула головы в его сторону. — Я забыла, как она выглядела. Чем пахла. Я забыла… Звук её голоса.