Башня. Новый Ковчег 3
Шрифт:
— Спасибо, Калерия Валерьевна, не беспокойтесь, я сам положу документы на место. Ничего не перепутаю. Не отвлекайтесь…
Знакомые осторожные шаги быстро приближались. Ещё немного и из-за поворота показалась невысокая фигура его начальника — Антона Сергеевича Кравца.
Не соображая, что он делает, а, скорее подчиняясь инстинктам и вновь взявшему над ним власть страху, Сашка торопливо вернул карточку на место, метнулся в сторону, завернул за стеллаж, вжался в стену, словно пытаясь слиться с ней, проникнуть вглубь. И затаился, слыша только стук своего сердца, бешено перегоняющего кровь.
В просвет между полками Сашка в оцепенении наблюдал за тем,
К счастью, Сашку Кравец не заметил, хоть и был достаточно близко от него. Вытащил из папки лист бумаги, нашёл нужную полку и быстро засунул его между другими такими же листами. Сашка не мог отвести взгляд от ловких пальцев, быстро перебирающих документы, от этих пластиковых формуляров. Машинально отметил, что ряды были слишком плотными, и Кравец впихнул свой листок не без усилий, даже краешек остался немного торчать.
Антон Сергеевич повернулся и пошёл обратно, к выходу. Сашка боялся пошевелиться и, наверно, ещё с минуту стоял за стеллажом. Не дыша и сверля взглядом документ, оставленный Кравцом.
Наконец, Сашка смог взять себя в руки. Осторожно вышел из своего убежища, приблизился к полке, к которой только что подходил Кравец, и аккуратно потянул за выступающий из общего ряда край.
«Ставицкий Анатолий Арсеньевич, — прочёл Сашка. — 2114 г.р., мать — Ставицкая Кира Алексеевна (в дев. Андреева), отец — Ставицкий Арсений Дмитриевич». И ниже добавлено — «свидетельство выдано в 2121 г. взамен утерянного».
Спрут постепенно отползал обратно, в глубины подсознания. Освободившийся от хватки его щупальцев, мозг Сашки заработал с какой-то невиданной скоростью.
Прежде всего его поразило совпадение — среди миллионов, а может и сотен миллионов документов, среди множества людей, Кравца интересовали те же люди, что и Сашку. Люди, принимавшие участие в той давней истории во время восстания Ровшица. Ставицкая Кира, бабушка Савельева, та, в чьём доме случилась трагедия, которую он сейчас и пытался расследовать. Кира Ставицкая, как и интересующий его Леонид Барташов, значились в дневнике Игната Ледовского свидетелями. Так и было написано — К. Ставицкая с детьми. Не бывает таких совпадений. Неужели Кравец тоже знает что-то про дневник?
Анатолий Ставицкий, чью карточку брал себе Кравец, видимо, и был одним из детей Киры, ему на тот момент было шесть лет. Шестилетний ребёнок, наверное, он всё видел, запомнил… Шестилетний? Стоп! В голове Сашки что-то щёлкнуло, сверкнуло, как вспышка молнии, на мгновение озарив всё, и Сашка, кажется, понял.
Он быстро, почти бегом побежал к монитору, и пока старый компьютер загружал информацию, издавая ровный тихий звук, он ещё раз торопливо перебирал в голове все факты, боясь, что забудет, упустит то, что открылось ему во время этого озарения.
2120 год. В квартире Киры Ставицкой убивают её брата Кирилла с
женой Лилией. У них был ребёнок, Анатолий Кириллович Андреев, 2114 года рождения, с прочерком в графе даты смерти, о нём в дневнике Ледовского ни слова. При этом присутствует брат жены Андреева — Леонид Барташов, ставший отцом Натальи Леонидовны Рябининой, дед Оленьки. И дети Киры — Елена, мать Савельева, и Анатолий, 2114 года рождения.Что же получается? У брата и сестры Андреевых почти одновременно в 2114 году родились сыновья, которых они назвали одним и тем же именем — Анатолий? Бывает, конечно. В жизни и не то бывает. Но что-то тут должно быть ещё.
Монитор подгрузился, Сашка щёлкнул по значку базы данных на рабочем столе, и она открылась на последней, забитой в поисковую строку информации. Сашка тупо уставился на уже знакомые строки: «сын — Андреев Анатолий Кириллович (2114–…)». А что, если…
Сашка, не выключая монитор, метнулся к стеллажам. 2112, 2113… вот, 2114 год рождения. Он принялся быстро перебирать карточки на букву «А». Андреев Анатолий Кириллович. Вот, кто был ему нужен. Метрики на стеллаже хранились в безукоризненном, строгом алфавитном порядке, но Сашка не спешил, просмотрел раз пять, не меньше. Андреевых было намного больше, чем Барташовых, и он боялся не заметить, пропустить.
Но поиск ничего не дал. Карточки Анатолия Андреева не было. Словно он и не рождался никогда. Но там, в электронной базе отметка была. И что это могло значить? Сашка ещё не осознал всего, не до конца понял, но ответ уже напрашивался сам собой — два шестилетних мальчика Анатолия, один из которых пропал из всех картотек после мятежа, а в свидетельстве о рождении другого значилось «взамен утерянного». Эти два мальчика, по всей видимости, были одним и тем же человеком. Просто Кира Ставицкая усыновила своего племянника, дав ему фамилию и отчество мужа. Даже не усыновила, а выдала за своего.
Что это давало Савельеву? Могло ли это пролить свет на то, что происходит сейчас — на убийство старого генерала Ледовского, покушение на самого Павла Григорьевича — Сашка не понимал. Но то, что этой же самой информацией интересовался Кравец, а ещё, то, что ниточки от этой истории вывели Сашку на Рябинина, по уши замешенного в деле об убийстве генерала, всё это не оставляло никаких сомнений — он только что узнал что-то очень важное.
Сашка вернулся к компьютеру, сел, направил курсор на крестик в правом верхнем углу, чтобы закрыть базу данных, но потом его словно толкнуло изнутри. Он торопливо удалил из поисковой строки последнюю информацию, которую искал, и, подумав ещё немного, очистил кэш.
И только после этого выключил компьютер.
Глава 18. Кир
— Тебе что, заняться нечем? — Анна Константиновна появилась внезапно, выросла словно из-под земли и теперь стояла и смотрела на Кира чёрными как ночь глазами.
Заняться Киру действительно было особо нечем, и Анна Константиновна это прекрасно знала. Ремонтные работы в больнице по-прежнему продолжались, хотя Петрович и грозился бросить всё к ядрёной фене, потому что его ребята за спасибо не работают. Но день сменялся ночью, а на утро в больницу опять являлась бригада Петровича, молчаливая и сосредоточенная, и снова визжали болгарки, и злой мат бригадира прорывался сквозь пение перфоратора. В центре больницы, подальше от ремонтного шума, коротали свои дни старики, да ещё эти двое в тайнике, которых Кир предпочёл бы не видеть, вели бесконечные разговоры, от злости бросаясь на стены.