Башня. Новый Ковчег 5

Ника пожала плечами, ей было, в общем-то всё равно.

— За урода этого и собралась, за дядю Серёжу твоего. Ставицкого-Андреева. Представляешь? За этого старикана. И главное — лопается от гордости, словно принца себе отхватила. Вот дура!

Ника удивлённо вытаращила глаза. Оленька выходит замуж за этого…?

— Короче, такое ощущение, словно все вокруг с ума посходили, — заключила Вера, бросила быстрый взгляд на часы. — Да где этот Поляков? Вообще не шевелится. А ты, Ника, не волнуйся. Мы тебя спрячем. И обязательно что-нибудь придумаем. Людей много, нам помогут, не могли же, в самом деле, все помешаться скопом? Нормальные всяко остались ещё. Мои родители, отец Марка, Стёпкин отец тоже, хотя…

— Мельников? — Нику словно ударили. — Мельников — предатель. Он к Ставицкому каждый день ходит, всё говорят о чём-то. И ко мне… Осматривает меня, как куклу. Они ж все о здоровье моём заботятся, чтобы со мной чего не случилось, потому что, если я заболею или концы отброшу, им не очень удобно будет папу шантажировать.

— М-да, — Вера покривилась. — Вот и Стёпка так говорит. Я думала, что это он от обиды, поругался там с отцом, а оказывается… Ну да ладно предатель и предатель. И чёрт с ним. Другие найдутся. Сейчас главное переправить тебя вниз, к близнецам, а там…

В дверь позвонили, и Ника невольно вздрогнула.

— Ну, слава богу, наконец-то! — Вера метнулась из кабинета в прихожую. — Сказала же — быстро, чего копался!

Ника машинально поднялась с места, с уютного кожаного кресла, старого, потёртого на подлокотниках, в которое она инстинктивно, сама не замечая, всегда садилась. Вот и сейчас, пока Вера обзванивала всех по телефону, щедро раздавая указания, она опустилась в это кресло, утонув в нём и на время превратившись в маленькую девочку, которой не нужно ничего решать самой, потому что вокруг столько умных, любящих и заботящихся о ней взрослых. Входной звонок вернул её в действительность, и Ника нехотя встала и пошла следом за подругой, встречать Сашку.

Вот только человек, стоявший на пороге, Сашкой не был.

— Вера, разреши пройти.

Знакомый, уже успевший осточертеть и стать ненавистным вежливый голос заставил Нику вздрогнуть. Она почувствовала, как на неё опять наваливается отчаяние: у них ничего не вышло, и её свобода закончилась, так и не успев начаться.

— Родителей нет дома, а я занята, — Вера попыталась захлопнуть дверь, но Мельников, а это был он, не дал ей этого сделать. Он мягко, но решительно отодвинул Веру в сторону, вошёл в прихожую и сразу же увидел Нику.

— Спокойно, девочки, — сказал он.

Ника попятилась назад. Бежать ей в сущности было некуда, она лишь может метаться, как загнанный в угол зверёк, но конец предсказуемо один. Интересно, Мельников сразу отведёт её назад или дождётся солдат? Или самого стервятника Караева? Ника устало прикрыла глаза.

— А что тут у вас дверь открыта?

Теперь в проёме появился Сашка Поляков. Он увидел Мельникова, расширил глаза и застыл в замешательстве. Мельников резко подался назад, схватил растерявшегося Сашку за руку, втащил в квартиру и тут же запер дверь.

— Придурок, очень вовремя! — прошипела Вера Сашке, который мало чего понимал и во все глаза таращился на Мельникова. — Всё из-за тебя! Копался, не мог раньше прийти!

— Ребята, спокойно, — повторил Мельников. — Я прошу вас, не кричите и не делайте глупостей. Кто-то ещё есть в квартире?

Все молчали. Ника переводила взгляд с Веры на Сашку, а те в свою очередь смотрели на неё и друг на друга.

— Пожалуйста, ребята, — Мельников устало вздохнул. — Расскажите мне, что у вас тут происходит. Я вам не враг, и нравится вам это или не нравится, вам придётся мне поверить. Выхода у вас нет. Итак, что здесь происходит?

Глава 11. Мельников

— Я не враг вам, ребята, придётся в это поверить. Да и выхода у вас нет. Итак, что здесь происходит?

На Олега смотрели три пары настороженных глаз — и во всех плескалось недоверие. Буквально пару часов назад с таким же выражением смотрел не него его собственный сын. Словно обвинял в чём-то. Вот и эти дети тоже — обвиняли. Надо как-то убедить их, заставить поверить. Но как? Олег не знал. Он и сына-то своего убедить не мог.

— Я только что был в твоей квартире, Ника, — начал он, осторожно подбирая слова. — Насколько я понимаю, тебе удалось как-то избавиться от охраны. Но я там нашёл только майора. А остальные? Там же должно было быть ещё три охранника?

Ника пожала плечами, не сводя с него упрямых, злых глаз.

— Ты воспользовалась удачным моментом, стукнула майора по голове лампой и побежала к Вере, так?

— Я его убила? — вдруг спросила Ника, и её голос немного дрогнул.

— Нет. Конечно, нет. Он без сознания… был без сознания, когда я его осмотрел, но он жив, — Олег поспешил успокоить девочку. Он вспомнил лежащего на полу майора, но тут же врач отступил на задний план. У начальника охраны лишь небольшое сотрясение, скоро он очнётся, если уже не очнулся, поднимет тревогу, это лишь вопрос времени. Олег глядел в полные недоверия глаза детей и лихорадочно пытался сообразить, что делать дальше, потому что не он один такой умный, и через несколько минут, здесь, в квартире Ледовских появятся вооружённые люди…

***

После тяжёлого разговора с сыном и не менее тяжёлого с Егор Санычем, Олег покинул больницу на сто восьмом, заглянув предварительно к главврачу, Маргарите Сергеевне, которой симпатизировал ещё со времён совместного обучения и с которой его связывала старая подпольная работа (Ладыгина была из тех, кто Савельевский закон не приняла, за что и была в буквальном смысле слова сослана вниз, из ведущей больницы Надоблачного яруса), и только после этого направился к себе.

Ему требовалось переварить полученную информацию, собраться с мыслями, ещё раз подумать, может ли он довериться кому-то из тех, кто уже был включён в списки отправляемых на АЭС. Кроме Егор Саныча он отметил для себя две кандидатуры, но ни одному из этих двух Олег не доверял так, как Ковалькову, а Ковальков… Ковальков отказался ему помочь, что в общем-то не удивило, хотя и неприятно царапнуло.

Наверно, впервые в жизни Олег пожалел о своём замкнутом и не слишком общительном характере. Раньше его всё устраивало: он чётко разделял работу и личные отношения. На работе были подчинённые, коллеги, соратники по борьбе, строгая иерархия точно вписывалась в жёсткие рамки, которые Олег когда-то установил для себя раз и навсегда. Для душевных разговоров и тепла ему хватало Сони и Стёпки, маленького островка семейного счастья. А вот друзья… друзья в жизнь Мельникова уже не помещались, и разве что Егор Саныча, который когда-то взял его, молодого интерна, под опеку, можно было с натяжкой считать другом. Но с очень большой натяжкой…

Поднявшись к себе, Олег ещё раз просмотрел список врачей и медсестёр, включил тех, кого рекомендовала Ладыгина, подчеркнул в списке двоих, с кем можно передать Савельеву письмо (которое, кстати, ещё нужно успеть написать до шести), вызвал к себе начальника отдела снабжения, дал указания по подготовке оборудования и бригады врачей для отправки на АЭС, а потом попросил секретаршу связаться с теми двумя, что были отмечены в списке, и вызвать обоих к нему, к половине четвёртого.

За всеми этими делами Мельников даже не заметил, что почти пропустил время обеда. Правда после визита к Верховному и особенно после изучения проектов Некрасова ему кусок в горло не лез, но пообедать всё же следовало. Отложив в сторону листок, на котором он собирался написать сообщение для Павла, Олег решил пойти в ресторан перекусить, а перед этим заглянуть к Нике Савельевой. Если повезёт, может быть, удастся поговорить с ней, утешить, передать весточку для отца. Хотя, по правде говоря, на это он рассчитывал мало. И дело было даже не в том, что наедине с Никой ему находиться не дозволяли (в худшем случае там торчал вечно следящий за ним Караев, а в лучшем — один из соколиков майора Бублика), всё было гораздо печальней. Ника ему не доверяла, он это видел. Она, как и все вокруг, считала его предателем, и не раз и не два Мельников ловил на себе полный ненависти взгляд этой маленькой, худенькой девочки. Привыкнуть к такому было невозможно, но он старался не обращать на это внимание. Пытался не думать о том, как замолкают сотрудники и подчинённые, едва завидев его, искал слова оправдания для своего сына, списывая его резкость на детскую обиду и юношеский максимализм, но иногда… иногда было особенно трудно. Как сегодня, когда Петя Горячев из сто восьмой, с которым он не один пуд соли съел, убийственно вежливо поинтересовался «вас проводить, Олег Станиславович?» и посмотрел при этом так, что Олег почти сам поверил в собственное предательство.