Башня. Новый Ковчег 6
Шрифт:
Сергей уже забыл, что сам велел эвакуировать весь персонал со станции. Теперь ему казалось, что Васильев всё это время только и думал о том, как бы вырваться из щитовой. Ну, конечно, это же очевидно. Сейчас он выйдет отсюда, позвонит Савельеву…
— Вы никуда не пойдёте! Это исключено.
— Но…
— Я сам! Сам, — Сергей схватился за душивший его галстук, зло уставился на Васильева. — Давайте сюда ваш плащ. Быстро.
Васильев вскочил с места, заоглядывался по сторонам, ища глазами плащ, потом, вспомнив, что плащ до сих пор на нём, принялся стаскивать его с себя, дёргая за полы нервными резкими движениями. Полиэтиленовая ткань затрещала, так и не высохшие капли воды
— Простите, Сергей Анатольевич, я не хотел, — забормотал Васильев. — Давайте я помогу… надеть плащ помогу.
Он неловко засуетился вокруг Сергея, накидывая соскальзывающий мокрый дождевик ему на плечи. Ставицкий не обращал на Васильева никакого внимания. Сейчас ему было не до трясущегося от страха начальника Южной станции. Непонятная решимость овладела им. Сергей старался не глядеть в сторону прадеда, но боковым зрением чувствовал — Алексей Андреев смотрит на него. Смотрит. Оценивает. Принимает решение.
Ничего так не хотелось в эту минуту Сергею, как доказать своему прадеду, ещё раз доказать, что он достоин. Достоин и его любви, и его внимания, и возложенной на него миссии. Он, Сергей, достоин! Не Пашка!
— …там ведь по сути ничего такого сложного нет, — слова Васильева звучали, как сквозь вату. — Надо просто посмотреть, работает турбина или нет. Она на плавучей платформе, я уже говорил. Сначала нужно спуститься на третий ярус, а потом по южной стороне по лестнице вниз — сам модуль, турбина и генератор, находится на воде. Конечно, сейчас шторм, метеосводки показывают семь баллов, но у нас всё оборудование рассчитано. Лестницу, что к модулю ведёт, мы недавно проверяли. В критических местах усилили, подварили, так что… Главное, на сам модуль спуститься, дойти до него. Турбина сверху, вы её ни с чем не спутаете, Сергей Анатольевич. Она должна крутится, она…
— Я сам знаю, что там должно быть! — Сергей гневно прервал речь Васильева. — Я прекрасно во всём разбираюсь.
В эту минуту ему казалось, что так оно и есть. Он действительно всё знает и всё понимает. Тихо зашелестели страницы старого потрёпанного учебника.
— Так что нужно сделать, Серёжа, чтобы найти скорость?
— Скорость — это расстояние, пройденное за единицу времени. Чтобы узнать скорость движения, нужно расстояние разделить на время.
— Умница, — крепкие пальцы ободряюще сжимают худенькое детское плечико. — Я всегда знала, что ты пошёл в нашу породу. Унаследовал инженерные таланты моего отца. Я всегда это знала.
Сергей рывком запахнул полы плаща.
— Вы двое — за мной, — коротко приказал охранникам. Подошёл к двери, распахнул и всё тем же сухим отрывистым тоном скомандовал но уже военным, что стояли на карауле снаружи. — Один из вас. Ты, — он ткнул скрюченным пальцем в грудь того, что был ближе. — Зайди внутрь. Будешь дежурить здесь. Твоя задача — глаз с него не спускать.
Сергей махнул рукой в сторону бледного Васильева. Тот так и не распрямился до конца после того, как помогал Сергею одеться, и теперь стоял в нелепой позе, похожий на услужливого лакея.
— Никуда не выпускать, ни за дверь, ни к телефону, следить в оба, — Сергей продолжал раздавать инструкции. — В случае неповиновения — стрелять.
Васильев дёрнулся при слове «стрелять» и ещё больше согнулся. Но Сергей на него уже не смотрел. Он повернулся к прадеду. С надеждой уставился в холодное спокойное лицо, ища так нужное ему сейчас одобрение.
— Я ведь молодец, прадедушка, да? Правда? Я? Я, а не Пашка?
— Конечно, ты. Ты — молодец, Серёжа. Ты — молодец…
Глава 37. Маруся
— Да. Всё верно. Именно это я и имею в виду, Всеволод Ильич. Сейчас ждём парня с вестями, надеюсь, что с хорошими, и, как только он появляется, я сразу звоню вам. Лебедев должен быть наготове. Отлично!
Павел резко положил трубку, взъерошил волосы и уставился куда-то в стену. Не собирался с мыслями, а словно делал глубокий вдох перед тем, как нырнуть. Один короткий, но очень глубокий вдох и снова опасное погружение. И надо собраться, надо суметь, чтобы опять выплыть, не пойти ко дну. Пока ему это удавалось.
Непонятно, откуда у Маруси возникли такие ассоциации, но ей вообще последний час в голову лезло странное. Какие-то сцены из детства, мама, сердито выговаривающая по поводу Марусиной очередной проделки, мысли о том, что она утром не позавтракала, а время уже третий час и, судя по всему, пообедать ей сегодня тоже не удастся. Всё это было никак не связано с тем, что происходило в данную минуту в Башне, с боями на Южной, с маленькой резервной щитовой, где незнакомая ей девочка чётко выполняла все инструкции, повторяя «Да, папа. Я поняла, папа», — словом, со всем тем, из-за чего в кабинете Павла сейчас висела липкая и тревожная тишина, — но почему-то дурацкая мысль о несъеденном завтраке была важней.
Дверь тихонько приоткрылась, на пороге показался Селиванов. Прошёл в кабинет бочком, бросив косой взгляд на Павла, положил перед Марусей очередные отчёты.
— Идём по графику, — сказал негромко.
Маруся в ответ только кивнула и, не дожидаясь, когда Селиванов выйдет, привычно заскользила глазами по столбикам цифр. Шестая нитка, давление во втором контуре, тут что? а нет, всё нормально… Голову заполнили рабочие моменты, вытеснив ничего не значащую ерунду. Она снова была там, где и должна была быть — рядом с реактором…
Вчера днём Павел вызвал её к себе и без обиняков сообщил, что руководить пробным запуском будет она.
— Почему я? А кто на пульте?
— Гордеев на пульте.
Маруся полагала, что во время пробного запуска её место, как инженера по реактору, будет в БЩУ, но Павел распорядился иначе. Смотрел на неё немного зло и раздражённо — он ещё не отошел от того, что случилось в паровой, — пару раз назвал Марией Григорьевной, демонстративно подчёркивая, что его приказы не обсуждаются.
Она почти не спала ночь. Несколько раз вскакивала, включала ноутбук, просматривала документы, а с утра, словно утопающий за соломинку, схватилась за учебник по термодинамике. У неё было ощущение, что она должна сдать самый важный в своей жизни экзамен, причём права на ошибку на этом экзамене у неё нет. Она перелистывала страницы учебника, красными от бессонной ночи глазами вглядывалась в ряды знакомых формул, и когда информация уже перестала помещаться в мозгу, она, бросив учебник на кровать, отправилась в коридор к кулеру и там столкнулась с Борисом.
С этого момента в Марусиной голове реактор и Борис сплелись в единое целое. Всё было важным для неё и, как бы это странно не звучало, не могло существовать друг без друга. Даже насмешливые и злые слова, которые она бросила в лицо Борису утром, не могли ничего изменить — это были только слова, а настоящее жило в самой Марусе, переполняло её, разливалось ликованием в каждой клеточке. Она никогда не могла бы сформулировать внятно, что она чувствует и чего ждёт, но это радостное ощущение, что вот-вот что-то случится и обязательно хорошее — потому что ещё могло произойти в такой день — не оставляло её.