Батя под ёлку

– Езжайте! – буркаю я.

– С удовольствием, только мне ваша сосна мешает.

– Она и нам мешает! – поднимаюсь и встаю перед мужиком. Он разглядывает меня внимательно, скользит по мне заинтересованным взглядом. На вид ему лет сорок с копейками.

– Помочь? – внезапно мужчина меняет тактику. – Далеко елку везти?

– Здесь, недалеко, всего два квартала, - указываю рукой в сторону неба. Так получилось. Уже стемнело, и я не увидела свой дом.

– Ведьма что ли? – усмехается.

– Вы чего дядя? – в разговор вклинивается дочь.
– Все ведьмы – рыжие, а мама – блондинка!

– А-а. Ну это меняет дело. Мужичок рьяно запихивает сосну в минивен Мерседес. Явно в нем семью возит.

Ариша хлопает радостно в ладоши.

– Не все мужики сво… - визжит она, чем вводит особь мужского пола в полное недоумение.

Пока добрый самаритянин укладывает нашу елку в минивен, дочь достает из пакета мандарин, сбрасывает оранжевую варежку с руки, и она как сосулька виснет на резинке, сдирает цитрусовые корки и заботливо складывает их в карман новой шубки «чебурашки».

Считаю до трех, выдыхаю. Снова придется вывешивать шубу на балконе, проветривать.

Замечаний не делаю, лишь губы обкусываю свои.

Сама виновата. Однажды я сказала Арине, что обожаю, когда меня преследует повсюду запах мандаринов, она запомнила. Теперь раскладывает цитрусовые шкурки по всему дому. Вот и эти я найду где-нибудь у себя под подушкой.

– Барышни, полете! – шутит мужчина, усаживаясь в свое авто.

– Полетели, - садимся с дочерью в свое авто. Еду впереди, поглядывая на мужика сзади. Что за рвение? Почему он захотел помочь? Может, новогодние желания уже сбываются? Может, он свободны и станет нашим папой?

За хороводом волшебных мыслей о чуде, преследующих любую женщину в канун Нового года, не замечаю, как подъезжаю к своему подъезду.

– Нам сюда, - с пакетами подхожу к двери, придерживаю ее ногой, пока дочь тащит свой пакет с игрушками и мандаринами, подаренными ей в детском доме сегодня.

Так уж вышло, что дочь я забрала оттуда домой, а мое сердце прикипело к детям настолько, что я осталась там работать.

У дверей квартиры останавливаюсь, сгружаю поклажу на коврик соседский, открываю замок сумки, пока мужчина сгружает сосну в общем коридоре.

В который раз за этот вечер думаю, что сначала мужика надо заводить, только потом сосну покупать. Уж слишком она неподъемная.

– Сколько мы вам должны? –спрашиваю и тут же мой рот затыкают поцелуем. Грубым. Наглым. Дерзким.

Машинально даю пощечину – прямо сумкой, зажатой в руке.

– Ты чего? Дуреха?
– незнакомец дерзко смеется. – Жалко что ли? Праздник на дворе. Желаю тебе и твое дочери в этот новый год найти своего папку, чтобы было кому приносить елку в дом!

Мужчина сбегает по лестнице вниз, а дочь касается моей руки своими теплыми пальчиками, шепчет заговорщицки:

– Мама, теперь я знаю, что за поцелуй можно заставить мужчину делать всё-всё-всё!

– Ой-ой! Доча, ты неверно поняла ситуацию, - потрясенно трясу головой. – Не надо так делать!

Но по горящим глазам Ариши понимаю – поздно. Губка впитала в себя информацию.

Глава 4

Алёна

Лезу за ключами в сумку, роняю ее на коврик, присаживаюсь, чтобы поднять, и моя меховая белая шапка падает с головы на коврик «Добро пожаловать», и в этот момент дверь моей квартиры открывается…

– Ты кто такой? – спрашиваю дерзко незнакомца, стоящего на пороге квартиры, когда-то принадлежащей матери моего ребенка - Марусе Климовой, а после удочерения, доставшейся мне. Лично бабушка малышки, проживающая в доме престарелых, отписала нам наследство.

– Это ты, милочка, кто такая? – спрашивает нахал, не пуская меня в мою квартиру.

– Ты – домушник?.. – спрашиваю и осекаюсь. Если бы мужчина им был, то вскрыл бы отмычкой замки, забрал движимое ценное имущество, которого у меня нет, единственная ценность – дочь, она со мной всегда, и ушел.

Высокая фигура мужчины, накаченная, в футболке и трико, с неряшливой русой головой чуть наклонилась вперед, и в ноздри врезался запах парфюма и тестостерона.

– Вижу свою дочь, - выдохнул он, и пока мы с Ариной разинув рты, уставились на него, он схватил мою дочь за плечи и перенес ее в квартиру.

– Ма… м…- от нервного потрясения моя малютка заикалась так сильно, что не могла проронить и слова.

Я же дралась как тигрица – бросилась на мужика, но в результате вписалась лицом в дверь.

– Мама дорогая! – я отпрянула и сразу почувствовала, как горячая струя потекла из носа. Коснулась лица, посмотрела на руку – она была алой, а на мою белую шубку из зайки капали гранатовые капли крови.

Я ощупала носовую перегородку – косточки были целы и на месте, а значит, я могла снова идти в бой. Схватив елку за ствол, я начала дубасить стволом в квартирную дверь.

Шмыгая и проглатывая стекающую кровь, я билась как орлица. А потом вспомнила, про тявкающую собачку, и поняла – вот оно настоящее оружие слабой женщины.

– Помогите! Насилуют! Убивают!

Тишина в ответ мне послужила хорошим уроком, и я вспомнила, что нужно кричать другое, чтобы соседи влезли из норок.

– Горим!

Дверь распахнулась, и передо мной мелькнуло перекошенное небритое лицо мужика, занявшего мою квартиру.

– Баба! Дура чумная, - меня схватили за воротник и затащили в квартиру.

– Ариша, доченька! – я бросилась к своей малышке, плачущей на диване.

– Ма… м.. ма… ма-ма, - она в ужасе смотрела на мое окровавленное лицо.

– Ты ее пугаешь! – бугай схватил меня за воротник, грубо поднял.

Притянул к себе и уставился такими же голубыми глазами как у Арины.

Нет! Не может быть!

Но глаза точь-в-точь. Ярко-голубые как море, как цвет морской воды в лагуне.

– Я – ее отец, это квартира моей женщины, а ты – тетя - опекун здесь лишняя. Поняла? – угрожающе приблизился ко мне, и в этот момент со всей дури получил шваброй по спине.

– Я – мама! Это моя дочь! И моя квартира, мне ее бабушка Маруси Климовой отписала! Так что, дядя, это ты здесь лишний! – я сбросила с себя окровавленную шубку, на которую копила несколько месяцев, и топнула ногой так громко, что мужик… заржал во весь голос.