Батый

Обратный путь татар по Русской земле отмечен всё теми же страшными бедствиями, массовым избиением людей, грабежами и пожарами. Летописи Северо-Восточной Руси почти ничего не сообщают об этом. Зато сохранился яркий рассказ Ипатьевской летописи о героизме жителей Козельска. Для нас этот рассказ примечателен ещё и тем, что Козельск осаждал сам Батый. Он простоял возле города несколько недель, в течение которых другие татарские отряды разоряли ростовские, ярославские и новгородские пределы.

После того как Батый сжёг Владимир и захватил другие города Суздальской земли, рассказывает южнорусский летописец, он «пришёл ко граду Козельску, в котором княжил юный князь, по имени Василий». Кем был этот Василий, неизвестно. Очевидно, он принадлежал к роду черниговских князей; согласно некоторым летописям, ему было 12 лет ⁵⁹, но ничего более определённого сказать о нём мы, к сожалению, не можем. Между тем именно отроческий возраст князя придал силы защитникам города. Все решения принимались ими сообща, на «совете», то есть, надо полагать, на вече. «Козляне же совет сотворили: не сдаваться Батыю, так сказав: “Хоть князь наш и молод, но положим животы свои за него — и здесь (на этом свете. — А. К.) славу сего света приняв, и на том венцы небесные от Христа Бога примем”». Татары каким-то образом узнали об этом: «уведали же нечестивые, что ум крепкодушный имеют люди во граде и словесами льстивыми (обманными. — А. К.) нельзя взять город», — вот, между прочим, ещё одно свидетельство того, что во многих других случаях русские города брались не столько силой, сколько «лестью», то есть хитростью, обманом. Началась осада города, затянувшаяся на семь недель — немыслимый срок для небольшого удельного города! Татары действовали под Козельском так же, как при штурме других городов: они применили стенобитные машины и сумели разбить крепостную стену и ворваться на городские валы. Но защитники города предпринимали отчаянные попытки отразить натиск: «козляне же на ножах резались с ними». Во время одной из вылазок защитникам города удалось вывести из строя метательные орудия татар — пороки (в оригинале: «праща» или «проща»). И всё-таки силы были неравны: козляне «напали на полки их и убили из татар 4 тысячи, [но] и сами перебиты были». В кровавой схватке были убиты трое татарских «сыновей темниковых»: «татары же искали и не могли отыскать их среди множества трупов». Не смогли тогда отыскать и тело малолетнего князя Василия: «о князе Василии неведомо есть, а иные говорят, что в крови утонул, потому что молод был». Захватив город, Батый перебил всё оставшееся в живых население — главным образом женщин и детей, потому что взрослые почти все уже были убиты, — «и не пощадил от отрочат и до сущих младенцев» (в другом варианте: «до отрочат, сосущих млеко»). «С тех пор, — заключает свой рассказ летописец, — не смеют татары называть город Козельском, но — град злый» ⁶⁰.

Так рассказывает летопись, и рассказ этот находит подтверждение в независимом от неё источнике — сочинении персидского историка Рашид ад-Дина. Оказывается, Бату осаждал город даже дольше названных в летописи семи недель и не сумел взять его сам, но лишь с помощью подошедших отрядов других монгольских царевичей: «…Бату подошёл к городу Козельску (в оригинале Киф Матишка или, в другом списке, Кисель Иске, что близко к русскому названию. — А. К.) и, осаждая его в течение двух месяцев, не мог овладеть им. Потом прибыли Кадан и Бури и взяли его в три дня» ⁶¹.

Козельский эпизод даёт нам редкую возможность — впервые в книге — более пристально взглянуть на полководческие дарования Батыя и на ту роль, которую он сыграл в ходе Западного похода. Обращает на себя внимание тот факт, что восточный источник подчёркивает его неудачные действия: он не сумел взять город русских, и только прибытие подкреплений, которыми командовали другие полководцы, решило исход осады. Как мы увидим, этот эпизод — не единственный; Бату и в других случаях приписывались действия не вполне удачные в военном отношении и зачастую только помощь кого-либо из родичей-царевичей или эмиров приносила успех.

Так, о похожем эпизоде русского похода сообщается в жизнеописании полководца Субедея из китайской хроники «Юань-ши». Рассказ этот, правда, выглядит весьма путаным: в нём оказались нарушены хронология и последовательность событий, а возможно, и названия городов, взятых монголами. Один из подвигов Субедей-Баатура датирован здесь 1241-м или самым началом 1242 года, когда война с русскими была уже закончена, однако хронологически он увязан с победой над «владетелем народа русских» «Юрием-баном» (то есть с битвой на Сити в марте 1238 года); название же города, в овладении которым решающую роль сыграл Субедей, передано как «Торск» («Ту-ли-сы-гэ чэн»), что, вероятнее всего, имеет в виду Торческ (Торкский град) в Южной Руси — город «чёрных клобуков», торков-огузов, ещё в XI веке перешедших на службу русским князьям (этот город будет захвачен татарами в следующую кампанию, в 1240 году). Но некоторые детали в описании взятия «Торска» находят прямое соответствие в рассказе Рашид ад-Дина о взятии Козельска, так что нельзя исключать и того, что речь в обоих источниках идёт об одном и том же городе: «…Город Торск был окружён, но не взят. Бату подал доклад каану, чтобы прислали Субедея руководить сражением (явное нарушение хронологии событий? — А. К.). Субедей… атаковал Торск и за три дня овладел им, полностью взял тех русских, что относились к его населению» ⁶². Ещё одну историю со взятием некоего русского города приводит хивинский хан XVII века Абу-л-Гази, по версии которого главную роль во всём происходящем играл младший брат Бату (и прямой предок самого Абу-л-Гази) Шибан. Правда, рассказ этот наполнен уже подробностями совершенно фантастическими: главным городом Руси названа здесь Москва (столица Русского государства в XVI–XVII веках, но никак не во времена монгольского завоевания), а противниками монголов выступают правители не только Руси, но и «Корелы» (венгров?) и немцев. Когда Саин-хан (так именуют Бату поздние хивинские предания) «завоевал один за другим русские города и дошёл до Москвы», его противники соединились между собою. «Оцепивши свой стан и окопавшись рвом, они отбивались в продолжение почти трёх месяцев». Тогда-то Шибан-хан и решил проявить инициативу. «Дай мне тысяч шесть человек в прибавок к воинам, которые при мне, — обратился он к Бату. — Ночью я скроюсь в засаду в тылу неприятеля; на следующий день, вместе с рассветом, вы нападите на него спереди, а я сделаю нападение с тыла». Бату последовал совету брата, и это решило исход битвы. «Когда разгорелся бой, Шибан-хан, поднявшись из засады, устремился с конницей; доскакав до края вата, он, спешась, перешёл чрез вал. Внутри вала стан оцеплен был со всех сторон телегами, связанными железными цепями: цепи перерубили, телеги изломали, и все, действуя копьями и саблями, напали на неприятеля — Саин-хан спереди, Шибан-хан с тыла: в этом месте избили они 70 тысяч человек» ⁶³(здесь приведены подробности сражения, случившегося позднее, уже в Венгрии). Решающую роль в победе над «московским государем» отводил Шибану и другой хивинский историк, Утемиш-хаджи, по версии которого «Шайбан-хан шёл впереди на расстоянии трёхдневного пути» и, не дожидаясь Бату, разгромил главные силы русских. Сам Бату прибыл к месту сражения, когда всё уже было кончено ⁶⁴.

В восточных источниках нередки упоминания об умелых действиях или воинских подвигах отдельных монгольских полководцев. Но не Бату. И на Руси, и позднее в Венгрии его личные действия оказывались далеко не всегда успешными, а удача, как правило, приходила лишь после вмешательства других — Субедея, того же Шибана или кого-то ещё (по крайней мере с одной историей такого рода мы ещё встретимся в книге). И это едва ли случайность, которую можно объяснить плохим состоянием или фрагментарностью источников. Скорее здесь отражение личных качеств Бату, который, кажется, не был склонен к решительным действиям и отдавал предпочтение выжидательной тактике. Его роль как полководца проявлялась прежде всего в том, что он доверял тем или иным людям из своего окружения (и это, к слову сказать, не так уж и мало). Сам Бату не участвовал в сражениях лично — подобно, например, своему двоюродному брату Менгу. Этого от него и не требовалось, да и состояние здоровья едва ли позволяло ему проявлять чрезмерную активность: у него были больные ноги. Но и решения, обеспечивавшие монгольской армии успех в том или ином конкретном сражении, — главная прерогатива военачальника — нередко принимались не им, а другими. Если всё же попытаться увидеть во взятии Козельска проявление каких-то личных качеств Батыя как полководца, то это прежде всего жестокость по отношению к тем, кто оказывал ему сопротивление. Козельск не случайно был назван «злым городом». Это не только название, но и «злая» судьба его жителей, вырезанных до единого человека. «В бою он весьма жесток», — писал о Батые Плано Карпини, хорошо знавший историю монгольских завоеваний в Европе ⁶⁵.

Между тем Бату возглавлял монгольское войско. Можно полагать, что несоответствие между главенствующим положением, которое он занимал в Западном походе, и его истинной ролью в достижении военных побед стало одной из причин конфликта, вспыхнувшего между ним и другими царевичами. Впрочем, конфликт этот случится чуть позже, уже после завершения первой русской кампании и новых побед монгольского войска на Волге, в Половецкой степи, Крыму и на Северном Кавказе.

«Силою Вечного Неба…»: ссора с царевичами

После взятия Козельска войска Батыя покинули Русь. Они ушли сначала в Половецкую землю, а оттуда на Волгу. Наступила весна, и громадному войску и следующим за ним табунам лошадей требовался отдых. «…Они расположились в домах и отдохнули» — так пишет о завершении первой русской кампании Рашид ад-Дин.

Отдых, однако, оказался недолгим. Уже летом 1238 года Менгу и Кадан выступили в новый поход — на этот раз прочив черкесов (адыгов). Эта война продолжалась до наступления зимы, когда был убит тамошний правитель (имя которого в разных списках сочинения Рашид ад-Дина читается по-разному: Тукар, Букар, Тукан и т. д.) ¹. Тогда же или позднее выступили в походы и другие царевичи и эмиры. Причём размах боевых действий, охват территорий, на которых они велись, поражают: отряды монголов и подвластных им народов воевали на громадных пространствах от Оки и Поволжья до Главного Кавказского хребта и Крыма. По свидетельству Рашид ад-Дина, младший брат Бату Шибан, а также сын Тулуя Бучек и Бури «выступили в поход в страну Крым и у племени чинчакан (надо полагать, кипчаков, то есть половцев. — А. К.) захватили Таткару (так называется горный хребет недалеко от крымского Судака. — А. К.)». К самому Судаку татары подступили 26 декабря 1239 года (об этом неким очевидцем-греком была сделана запись на полях синаксаря греческого Халкисского монастыря) ². Берке, другой брат Бату и будущий правитель Золотой Орды, «отправился в поход на кипчаков» и захватил в плен нескольких князей (имена которых, правда, ничего не говорят нам: Арджумак, Куран-бас и Капаран — все они названы военачальниками некоего половецкого хана (?) Беркути, или Меркути). Лучший полководец армии Бату Субедей совершил очередной поход в Волжскую Болгарию, подавив мятеж восставших болгарских князей. Зимой 1239/40 года войска Менгу, Гуюка и других царевичей разгромили государство аланов и продолжили военные действия на Кавказе. Кроме того, значительные силы Бату отправлял против не прекращавших сопротивление мордовских князей, а также в ещё не разорённые области Руси.

Некоторые подробности этих войн и отдельных сражений приводят восточные источники. Правда, не всегда то, что они сообщают, вызывает доверие. Так, в «Чингиз-наме» хивинского историка XVI века Утемиш-хаджи рассказывается о новых подвигах Шибан-хана, совершённых им при покорении «вилайетов» Крыма (Старого Крыма, или Солхата, в степной части полуострова) и Каффы (нынешней Феодосии), где родоначальник династии хивинских ханов совершил «много удивительных и поразительных дел». Приведённый далее рассказ выглядит слишком фантастическим, и, пожалуй, есть основания усомниться в том, что в основе его лежат хоть какие-то реальные факты — кроме разве что изощрённой изобретательности, которую татары проявляли при взятии городов. Речь идёт об осаде и взятии крепости Кырк-Йер — знаменитой Чуфут-Кале, «мощь и неприступность которой, — по словам автора, — известны во всём мире». (В действительности Чуфут-Кале попала под власть татар много позже.) Шибан будто бы осаждал крепость несколько лет, но никак не мог взять её. И тогда он повелел своим воинам в течение всей ночи, с вечера и до зари, громко бить в разные металлические предметы, издающие звон. Люди начали бить в медные котлы, подносы и чаши, так что поднялся невероятный шум. «Осаждённые в страшной панике начали метаться во все стороны, вопрошая, что же случилось. В ту ночь тот гвалт и грохот не стихали до зари, а осаждённые не ложились спать. Когда заря занялась, осаждающие перестали шуметь». Так продолжалось несколько ночей подряд. «От бессонницы осаждённые до такой степени изнемогли, что начали говорить: “Если бы они намеревались что-то предпринять, то уже предприняли бы. Вероятно, есть у них в такое время года такой обряд и такой обычай” — и успокоились. Когда Шайбан-хан узнал, что они успокоились, он собрал своё войско. Говорят, что та крепость находилась на голой скале. В эту ночь осаждающие шумели и кричали больше, чем обычно. С четырёх сторон крепости заложили подкопы. До зари проложили такой подкоп, через который мог бы пройти человек. Осаждённые из-за гвалта и грохота не расслышали стука кирок и не сумели обнаружить подкоп. Когда подкоп был готов, осаждающие бросились на штурм ворот. Осаждённые прибежали к воротам. Один отряд бахадуров назначили на тот подкоп. Бахадуры выбежали из того подкопа, бросились в крепость и взяли её» ³.

Значительные силы монголов во главе со старшими царевичами Гукжом, Менгу, Каланом и Бури были направлены к сильной крепости Магас на Северном Кавказе, главному городу страны аланов (его точное местонахождение неизвестно, хотя и на этот счёт высказывались и высказываются разные мнения). Осада началась поздней осенью 1239 года и продолжалась, по версии Рашид ад-Дина, один месяц и 15 дней, после чего, уже зимой, город был взят. «Весною, назначив войско для похода», царевичи «поручили его Букдаю (одному из монгольских полководцев. — А. К.) и послали его к Тимур-кахалка (знаменитым «Железным воротам», то есть Дербентскому проходу через Кавказский хребет в Дагестане, на побережье Каспийского моря. — А, К.) с тем, чтобы он занял и область Авир (вероятно, страну авар. — А. К.)» ⁴. Значительно больше подробностей относительно взятия аланской столицы приведено в «Истории завоевателя мира» Джувейни. После завоевания Руси, рассказывает персидский историк, царевичи «покорили области её до города М.к. с, жители которого, по многочисленности своей, были точно муравьи и саранча» и вокруг которого «росли такие [густые] леса и чащи, что сквозь них не могла проползти даже змея». Царевичи окружили город с разных сторон и с каждой стороны проложили «такую широкую дорогу, что по ней могли проехать рядом три-четыре повозки», а против стен выставили метательные орудия. «Через несколько дней они оставили от этого города только имя его и нашли там много добычи. Они отдали приказание отрезать людям (в другом источнике: «отрезать у убитых». — А. К.) правое ухо. Сосчитано было 270 тысяч ушей». Войско, защищавшее город, было «многочисленнее саранчи и ожесточённее мошек в сухую погоду, — добавляет Вассаф. — Они (монголы. — А. К.) по своему обыкновению произвели там разбой и грабёж… Царевичи со старшими эмирами и родовитыми людьми, победоносные и довольные, ушли восвояси» ⁵.

В старой отечественной литературе долгое время полагали, что упомянутый Джувейни и другими восточными авторами «загадочный» город М.к. с находился на Руси, и иногда даже отождествляли его с Москвой (другая предлагавшаяся версия — что речь идёт о некоем городе Мохши в землях мордвы) ⁶. Аланская принадлежность этого города, а также точное время его захвата монголами выяснились благодаря привлечению китайских источников, а именно официальной хроники монгольской династии «Юань-ши». «Город асов Магас» (в оригинале: «Ме-це-сы чэн») был осаждён войсками Менгу-хана «зимой, в одиннадцатой луне» года «цзи-хай», то есть между 27 ноября и 26 декабря 1239 года по нашему счёту. «От природы хорошо укреплённый», город долго не сдавался; осада продолжалась три месяца (в два раза дольше, чем по версии Рашид ад-Дина). Особый героизм при взятии города проявили некий десятник Шири-гамбу, «человек из племени тангутов», чьё жизнеописание вошло в хронику «Юань-ши», и рядовой Не Юнь-ти. «В начальной луне весны» 1240 года (6—24 февраля) Шири-гамбу «повёл десяток отчаянных храбрецов. Не Юнь-ти первым из них взошёл на стену, взял в плен 11 человек и громко прокричал так: “Город разбит!” Остальные войска, как муравьи, облепили стены и забрались наверх, после чего город был взят. Шири-гамбу был награждён конями Запада, западными тканями и пожалован званием батура» ⁷.

Падение Магаса знаменовало собой гибель Аланского государства — сильнейшего в то время на Северном Кавказе. Правда, война с аланами продолжалась ещё много лет, аланы оказывали упорное сопротивление, но многие из аланских городов, судя по показаниям источников, сдались без боя, а их правители перешли на сторону монголов и впоследствии принимали участие в войнах, которые те вели в соседних странах, да и в их собственной стране тоже. Биографии многих аланских князей, ставших военачальниками монгольской армии, вошли в официальную хронику «Юань-ши». Таков, например, Арслан: когда его город был окружён войсками Менгу, Арслан вместе со своими сыновьями «вышел из ворот с приветствием… Государь (Менгу-хан. — А. К.) пожаловал его собственноручно написанным рескриптом с повелением самостоятельно командовать людьми асов, хотя и оставил при себе половину его воинов, а всех остальных вернул ему, чтобы те стояли гарнизонами в пределах своей страны». Монголам верно служили сыновья и внуки Арслана. Таков и Ханхус, названный «владетелем государства асов»: когда монгольская армия «подошла к его границам, Ханхус привёл войска и покорился. Ему было пожаловано звание батура и вручили золотую пайцзу с повелением, чтобы начальствовал над его, местным, народом. Затем он получил высочайший приказ набрать из асов войско в 1000 человек и вместе со старшим сыном Актачи лично отправиться в поход в составе свиты государя». По возвращении домой Ханхус был убит восставшими соплеменниками. Тогда по повелению хана войско возглавила его жена Ваймас; она, «лично облачившись в латы и шлем, усмирила восставших и смуту». Из других источников известен алан Михей, поставленный начальником одного из селений на юге Руси. Как и в других покорённых монголами странах, отряды во главе с местными князьями немедленно включались в состав монгольского войска и принимали участие в подавлении ещё не покорившихся областей собственной страны. В «Юань-ши» вошло жизнеописание некоего Батура, «родом из асов», который вместе со своими старшими братьями Уцзорбуганом и Матаршей (последнее имя по-осетински означает «бесстрашный») «привели войска и перешли на сторону монголов». Матарша участвовал в осаде Магаса и был «полководцем авангарда». Как мы знаем, при штурме крепостей впереди монгольского войска всегда шли местные жители, но, оказывается, не все из них участвовали в этом против своей воли. «Получив две стрелы в туловище», «бесстрашный» брат Батура «всё равно сражался и взял этот город» ⁸. Впоследствии отборные отряды из аланов (как, впрочем, и из кипчаков и русских) войдут в состав собственно монгольской армии и со временем превратятся в привилегированные гвардейские части империи Юань, управляемые собственными командирами.