Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин
Шрифт:
Правильно - всякие такие вещи должны быть у коллекционеров, в специальных рамочках. А ты - просто оставляешь себе на память хороший ксерокс.
Здорово, что ребята прославились. Бродский бы точно развеселился от идеи пулемета.
Антон вот - ни хера не прославился. Он звонил мне в Питер из Нью-Йорка по краденной телефонной карточке и читал:
...Я из далекого Пуэрто-Рико,
Шлю вам привет, прекрасная, морями...
А мне слышалось:
...Шлю вам привет, прекрасная Марьями...
Так даже и красивей. Не прославился. А стихи его я люблю. Мне даже нравится, что их мало кто знает.
НАША АХМАТОВА.
Я стала знаменитой и начала потихонечку задаваться.
Во-первых наступило самое подходящее время для игры в Нашу Ахматову. Песни мои, на самом деле, все полюбили. Дальше оставалось только отточить образ. Челка - была своя. Больше, собственно говоря, ничего не было. Длинный нос - не защитывается - у нее он был красивый, как у Дантэ, а у меня смешной, как у Пульчинеллы.. Первым делом надо было изгнать опасные зачатки идеи, что я - Наша Цветаева, поскольку мне было ясно, что это - путь беды. А уже началось - пару раз меня обозвали Поющей Цветаевой - дамы критикессы. Я вообще - со своими невнятными кудряшками, повышенной эмоциональностью и истерично-гордой независимостью ( "Спасибо. Не надо. Все есть") - четко вписывалась в анналогию именно с ней. Не по степени таланта - для меня это Башня, но совершенно ясно, что по типу личности, я стою у подножия именно этой Башни.
Так и простою, подняв голову. И никогда не напишу об этом стихов. Потому что не скажешь лучше, чем сказала Марине - Вероника:
... От твоего пламени
Все мои искры...
А я - так и не написала песню о Марине. В голове крутились две строчки:
...Обними, сохрани и спаси...
Нет, уже - помяни.
Это Дольние Мокрые Псы
Ах, как лают они!
Отпоют и отлают они
Твои дни...
Но никуда дальше - не докрутились.
А сама Марина писала Анне:
...Чем полосынька твоя
Нынче выжнется
Чернокосынька моя
Чернокнижница...
И еще:
...Не отстать тебе,
Я - острожник,
Ты - конвойный, судьба одна...
(Да, как говорят американцы, " Ю виш ту...")
Анна ей написала только мертвой и только когда уже было ясно, что Марина - это не хуй собачий.
Тогда она написала:
...Ты кричишь из Маринкиной башни
Я сегодня вернулась домой!...
А Беллу Ахмадулину она по-настоящему ненавидела. За то, что та молодая. И красавица. И татарка - настоящая. И - поэт. Тяжелый случай, что и говорить.
Белла - моя Наша Ахматова. Живая! Любимая с детства и встречаемая периодически по всему миру. Вообщем на Бедную Девушку Ахматову я в обиде, и за Марину, и за Беллу, еще заодно и за Лидию Чуковскую. За их неразделенную любовь. К Красоте, гениально играющей Значительность. Это настоящий русский Энди Ворхелл, не Маяковский ( у которого да - были охуенные стихи! ) и не Африканец, который, в результате ничего не сыграл, кроме светского денди-боя. А она - сыграла. И Музу Плача и Хлыстовскую Богородицу, и все шло в продажу: муж в могиле, сын в тюрьме...
(Какой на хер муж, когда она его бросила за много лет до его героической гибели?)
А все равно сыграла и стала - этим - и Музой и Богородицей, тогда,
когда всамделишные музы молчали, по причине непрерывного говорения пушек, и всамделишная Богородица отвернула от Росссии лицо - чтоб не видеть, как распинают ее сына во второй раз.Когда вспоминаешь об этом - стыдно ругать ее.
Но сыграть ее в моей комической скоморошьей жизни под названием "Феллини Северной Пальмиры" - было совсем не стыдно и очень даже весело.
Челка стало быть есть. Теперь косу - просто и недорого. Пятнадцать баксов в магазине париков на 42-й. Щеки - это конешно завал. Со щеками хуй сыграешь Ахматову. Но по мере ухудшения финансового положения и постепенного отказа от курицы, и замены ее коричневым рисом - щеки как-то опали сами собой. Появилась элегантная худоба и тут самое главное было не колоться и каждому, кто, походя, говорил тебе:
– Юлька, ты похудела. Чудно выглядишь!
Отвечать, опустив глаза, якобы от стыда за сытое человечество,
Конешно, я похудела. Уж дня три как в доме еды ни крошки...
А на дружеское замечание:
Везет тебе, Юлька - вон у тебя зубы какие хорошие.
Говорить, наоборот, внимательно глядя в глаза собеседнику:
Да зубы у меня хорошие. Мне ведь не часто приходиться ими пользоваться...
Все это происходило в Нью-Йорке 1998-го года и, вероятно, нужен был если не гений, то большой талант, чтобы люди хоть на какую то секунду поверили, ощутили вокруг что-то вроде Москвы 18-го.
Между тем - они начали смотреть на меня испуганно и с уважением. Самые добрые начали пихать мне в руку смятые десятки и двадцатки.
В этом случае, мне не надо было, возвращаясь из " Самовара", проводить часа полтора в ночном сабвее, где нет ничего страшного - просто моча и крысы, поезда ходят по ночам раз в сорок минут, сидишь себе в "самоварном" бальном платье на бетонном полу и вспоминаешь опять Валеру Попова:
" ... По болоту пробираются, задрав макси-пальто, потом на вокзале часами мерзнут, а все для того, чтобы надменно выпить чашечку кофе в кафе..."
Про меня, все про меня... Это я - Бедная девушка с Окраины. Конешно смятая десятка - все сразу меняла - на такси-то оно сподручнее в бальном платье. Но люди понимают только про еду.
Голодающая поэтесса - это привычный, и оттого - правильно найденный образ. Иногда бывало стыдно - когда Каплан говорил:
Поешь. Ты ведь голодная.
И ставил передо мной много всяких вкусных маленьких тарелочек. И что я должна была ему объяснять? Что я, конешно, не голодная, потому что ем рис и гречневую кашу. А еще лук, черный хлеб и кофе с яблоками.
Вот такой Антицинготный Набор Имени Русского Поэта. По-моему, с моей легкой руки это стало меню многих. Все вкусно, полезно и просто приготовить. Интересно сколько из вас, любезные читатели сейчас читают эти строки, поднося ко рту ложечку риса или гречневой каши? С соевым соусом! Потому что зато - вы купили эту книгу. Никак уже не выходит, чтоб и книга и курица. Она куда-то вылетела из моего волшебного триптиха.
... Слушая в Мид-вест Индиане эти бесконечные голоса мертвецов - о смерти, о крови, о голоде - я не плакала, вырабатывается какой-то защитный слой. Только однажды не выдержала - казалось бы ерунда