Бедный маленький мир

– Ты все же где-то проговорилась, – заявил он ей, – и теперь за мной следят. И за Женькой.

– Нет! – испугалась Дина. – Тебе кажется! Ты просто устал.

– Дина, за нами следят, – мирно повторил он, – я точно знаю. Не морочь мне голову, просто молчи и слушай.

Сергей достал из кармана две пары часов…

– Я правильно говорю «две пары»? – спросила Дина. – Никогда точно не знала, как правильно – «две пары часов» или «двое часов».

Сергей положил перед ней на розовенькую клеенку кухонного стола две пары старых мужских часов из хромированной стали с одинаковыми черными кожаными ремешками и сказал, что это его самое главное научное открытие, другого, наверное, уже не будет.

– Спрячь, – попросил он, – и если со мной что-то случится, обязательно сохрани.

Тут Дина окончательно решила, что ее друг и коллега на нервной почве сошел с ума.

Чтобы не смотреть в его безумные глаза, она взяла часы и стала вертеть их в руках. Что говорить – она не представляла. Одни часы оказались с секундомером, другие – без. В остальном они были совершенно одинаковыми.

– Я говорила тебе, что Сережа был таким же гениальным, как Тесла, – снова прервала сама себя рассказчица. – Знаешь, ведь Тесла мог освещать целый город, находясь на большом расстоянии от него, на другом конце континента. Тысячи людей это видели, и никто не представляет, как он это делал. А твой отец мог изменить эволюционный процесс одним движением руки. Хоть бы они уже сгнили там, те часы…

– Слушай, я не сошел с ума. – Он сел на шаткую табуретку и теперь барабанил пальцами по столу. – Конечно, нервничаю, но в остальном… Слушай внимательно. Смотри. Модуль-генератор А меняет структуру человеческой ДНК в онтогенезе, тормозит время синтеза изофементов юг-эстеразы и снижает активность юг-эстеразы, критически замедляя время индивидуального развития в онтогенезе на этапе эмбрионального развития. Время жизни организма сокращается в семьдесят раз. Все взрослые и дети, получившие эту программу, фактически передадут ее уже прямому потомству. В правой руке ты держишь модуль-генератор А. Он заводится так же, как заводятся часы, и три секунды взаимодействует с эпидермисом. В дальнейшем программа передается при простом тактильном контакте от носителя к носителю.

Дина посмотрела на часы в правой руке и осторожно положила их на стол.

– Модуль-генератор Б действует обратным образом, ускоряя время синтеза изоферментов юг-эстеразы и создавая условия для онтогенетических модификаций, что уже в следующем поколении приведет к возникновению так называемых «многообещающих уродов» – людей с полезными мутациями, с интеллектуальными и физическими сверхспособностями, причем увеличение полезных мутаций от поколения к поколению будет расти по экспоненте. Вот он, с секундомером. Просто чтобы различать. То, что здесь есть секундомер, роли не играет. Также не играет особой роли то, что прибор имеет вид часов. Часы, правда, можно воспринимать как метафору. Но теоретически это могла бы быть крышка от кастрюли.

– А что играет роль? – осторожно спросила Дина.

– Ну я же сказал! – удивился Сергей. – Модуль-генератор. Маленький биогенератор. Он вмонтирован в крышку часов и просто один раз сообщает нужный код. Понимаешь, мы всегда полагали, что такие изменения на уровне генома имеют вирусную природу или способны произойти в ходе длительных эволюционных трансформаций, а оказывается, время экспрессии гена можно критически сократить за счет специальной команды на понятном ему языке. Поэтому тут не физика и не химия. Назовем, скажем, так – генетическая семиотика. Или лингвистика. Дина, это попытка контакта с биосоциальной и естественно-искусственной природой генома.

– С биосоциальной… – повторила она. – И естественно-искусственной… Не тех людей сжигали на кострах.

– Ты меня прости. – Сергей поднял на нее затравленные глаза. – Все может быть. Но мне больше некого попросить, а ты все-таки друг.

– Все-таки друг… – снова эхом повторила Дина, с остервенением накручивая на палец длинную каштановую прядь, как всегда делала, когда нервничала. Это успокаивало ее.

Сергей ушел, а она еще долго ходила по комнате и в каждой руке держала часы. Потом одни положила в сервант, а другие засунула поглубже на антресоль.

На следующий день, вернувшись домой, Дина поняла: к ней кто-то приходил и что-то искал. Неизвестные «гости» оставили после себя полный порядок – несколько более полный, чем был у Дины. Не надо было им поправлять штору, которую она кое-как отодвинула утром, когда поливала цветы на подоконнике. И бумаги на письменном столе не стоило сдвигать в кучку. Хотя понятно – не могли же «гости» после их просмотра в точности воспроизвести тот удивительный хаос, который всегда царил у нее на рабочем месте.

Часы мирно лежали там, где Дина оставила их вчера. Одни – в серванте, между вазочкой и шкатулкой, другие – на антресолях, рядом с грушевым вареньем.

* * *

Самолет у Иванны был только утром, из Тель-Авива, и она пошла гулять по Хайфе – куда глаза глядят. История с часами показалась ей очень странной в принципе. И в то же время странно правдоподобной. Иванна в своих размышлениях вполне могла допустить, что сдвиги научных парадигм могут иметь внезапный и спорадический, а главное – неортодоксальный характер. Разговаривать с геномом, вот оно как… На понятном ему языке…

– А словарь-то, папа? Словарь-то ты нам не оставил! – сказала Иванна в пространство в слабой надежде, что и с исчезнувшими родителями тоже можно разговаривать. – Что же мы теперь будем делать без словаря?

Часы судьбы лежат в синей железной коробке из-под черной икры. Коробка перевязана крест-накрест и по кромке крыши изолентой, упакована в черный конверт из-под фотобумаги, потом еще в полиэтиленовый пакет и спрятана в глубокой горизонтальной нише между полом одиннадцатого века и более ранним фундаментом восьмого-девятого века в черниговском Спасском соборе. Иванна меньше месяца назад побывала в нем с Лешей и очень хорошо представляла себе то место. Фрагмент древнего фундамента в свое время обнаружили археологи и открыли в качестве экспозиции. Для большей наглядности повынимали промежуточные наслоения, кое-где под полом образовались небольшие пустоты, незаметные снаружи. Искать там больше нечего, археологи туда не должны были снова лазить. Да и где в городе найти более вечное место? По будним дням в Спасском пусто, и, купив билетик за тридцать копеек, Дина могла бродить по гулкому собору в полном одиночестве с утра до вечера…

Прогуливаясь, Иванна оказалась у какого-то концертного зала. Перед входом толпился оживленный народ. Она остановилась на минуту, рассматривая людей. За то и была вознаграждена, как выяснилось вскоре, – за эту свою внезапную рассеянную остановку в людном месте.

К ней подошел маленький толстенький очкарик и, улыбаясь во весь рот, сказал что-то на иврите.

Иванна улыбнулась:

– Я не говорю на…

– Извините. – Очкарик перешел на русский, засмущался почему-то и почесал переносицу. – Хотите билетик? В кассе давно билетов нет. А у меня приятель не пришел, зараза. Берите, я просто так отдаю.

– А куда билет-то? – на всякий случай решила уточнить Иванна. Последние несколько часов она чувствовала себя, как Алиса в Зазеркалье, и очень боялась попасть в еще более странное место. Но в результате так оно и вышло.

– Ну вы даете, барышня… – почему-то обиделся очкарик.

Потом она подумала… Нет, ничего она потом не подумала. Она потом некоторое время вообще не могла думать, может быть, до самого своего возвращения к дому Дины. И к тому же не очень хорошо видела и слышала. Ориентировалась, конечно, в пространстве, но так, слабенько, в самом общем виде. Чтобы не свалиться с тротуара на проезжую часть, к примеру. Или чтобы остановить такси.