Бедный Павел. Часть 2

Конечно, я был много наслышан об этой успешной операции моих помощников, где сошлись воедино знания и связи Метельского и харизма Потёмкина, но выяснить всё до конца считал для себя необходимым. Гриша меня всё-таки понял и перестал стесняться и выгораживать старого казака, который за эту операцию получил уже полковничий чин и орден Ивана Грозного.

— Панас, конечно, хитрющий дядька! Столько он раз сам тайно в Сечь ездил, Калнышевский [141] ему в рот смотрел, смутьянов казаки сами уже повязать готовы были…

141

Калнышевский Пётр Иванович — (1691–1803) последний кошевой атаман Запорожской сечи.

— Преувеличиваешь, Гришенька! Всё бы так просто было, не пришлось бы вам пить пять дней как последним пропойцам. — остановил я снова входящего в раж друга.

— Твоя правда, Павел Петрович! Многие ничего слушать не хотели. Наверное, без большой драки не обошлось бы, а так… Сам знаешь, дело мужчины сабелькой махать, а вот думать… Это мало кто умеет. А в Сечи таких так вообще почти не было — вот повоевать, пограбить… Крикуны так легко могли убедить столь многих, что их обманывают, что переселяться им невместно, что надо сопротивляться. Сами-то и деньги получали от турок и австрийцев, да ещё и надеялись на новые блага от престола нашего. Жадные и недалёкие людишки!

— Слышал про дело под Килией?

— Драгуны Суворова порубили там бандитов каких-то. А что?

— Да можешь про тех казачков, что сбежали из Сечи перед твоим визитом, больше не вспоминать.

— Вот оно как… Панас навёл?

— Здесь уж скорее старшина постаралась, чтобы грехи свои замолить, Гриша. — усмехнулся я ему.

— М-да… Ну, и чёрт с ними. А здесь даже Калнышевский не смог всех убедить, ещё немного и драка была бы, и Панас заявил, как договаривались, что не дело казакам без горилки такие сложные переговоры везти. А Калнышевский этой злой воды в Сечи столько припас, что упились вообще все. А Текели под шумок и крепость занял и архивы всё изучил, после этого старшина уже от страха на всё была согласна, а некоторые так хоть в черти готовы был записаться!

— А Метельский доложил, что ты своими речами многих убедил. Он-то говорит, что коли бы не твои слова, то и горилка не помогла, а, наоборот — с пьяных глаз за ножи да сабли схватились.

— Жалко мне было запорожцев! Вот как ты говорил, что кто на следующей войне сражаться будет, коли мы всех своих недовольных порубим, да на каторгу отправим, так и подумал. Такие храбрые ребята, пусть и буйные, и глупые, а не дело их терять.

— Что же, Гриша, правильно ты подумал!

— Ох, душно-то как! — генерал Баур оттёр платком пот со лба, отпил из бокала, и снова тяжело вздохнул.

Совещание шло уже второй час, а липкая жара, что стояла в Петербурге в эти дни отнюдь не способствовала нормальному мыслительному процессу. Мы снова и снова пытались определить потребности в повозках разных ведомств и выработать понимание в дальнейших действиях по созданию столь необходимого нам колымажного производства.

Окна в моём кабинете была распахнуты настежь, но полное отсутствие ветра не давало нам облегчения. Я уже склонялся к тому, чтобы прекратить наши нынешние мучения и перенести совещание на более поздний срок, но обстоятельства меня опередили. В городе раздался страшный взрыв, который заставил зазвенеть стёкла в рамах, посуда на столе задребезжала.

— Что это? Что это? — раздались восклицания. Все вскочили, в кабинет влетели гайдуки и заняли позиции у окон.

— Так, господа, совещание прерывается! Новое организуем где-то через месяц, за это время вы подготовитесь лучше. Спасибо! Гриша, что это и где это? — это я уже сказал Белошапке, который вошёл в кабинет с крайне напряжённым видом.

— На Васильевском, Ваше Высочество. Судя по всему, взорвалась одна из лабораторий! Пока непонятно, какая именно. Пожарные выехали, градоначальник тоже. — на острове размещалось несколько исследовательских кабинетов, в частности, химический. Давно уже в связи с жалобами горожан на резкие запахи и непонятные звуки, мы собирались перенести почти все опыты за город, но пока ещё стройка новых зданий для этих целей не завершилась, и вот так получилось.

— Я тоже поеду посмотреть, Гриша!

— Опасно, Ваше Величество! А вдруг снова что взорвётся!

— Хорошо! — согласился в его логикой я, — Тогда в Академию Наук. Там обождём до завершения тушения. Я хочу знать, что случилось их первых рук. Боюсь, что там могли быть жертвы и повреждения. — я искренне волновался, ну и дополнительный резон был в прогулке по воде, что должно было слегка охладить мой перегретый мозг.

По приезде в Академию выяснилось, что мои волнения были не напрасны — взорвалась химическая лаборатория, но разрушены были почти все объекты, размещавшиеся рядом. Жертвы были, но пока не было понятно, сколько их, и кто именно погиб. В нескольких кварталах были выбиты стёкла, снесена черепица. Наконец, я не выдержал и всё-таки лично поехал на место катастрофы. Риск уже был крайне небольшой, так как повторных взрывов не было.

Первыми, кого я встретил, к своей радости, на месте, были совершенно ошарашенные произошедшим, но вполне целые, Иван Леман и Франц Эпинус [142] , которые заведовали химической и электрической лабораториями соответственно. Именно эти здания оказались разрушены совершенно. Астрономическая лаборатория пострадала значительно слабее, а небольшое увечье получил её глава Иоганн Бернулли [143] . Физическая лаборатория же пострадала в наименьшей степени, к тому же в ней в этот момент никого не было, ибо весь её состав во главе с Иваном Вильке [144] в связи с жаркой погодой отдыхал.

142

Эпинус Франц Ульрих Теодор — (1724–1802) российский физик, астроном и математик.

143

Бернулли Иоганн III — (1744–1807) швейцарский астроном и математик.

144

Вильке Иоганн Карл — (1732–1796) известный шведский физик.

Прибежал запыхавшийся градоначальник Чичерин, который руководил работой на месте.

— Ваше Императорское Высочество…

— Не волнуйтесь, Николай Иванович! Много ли людей погибло?

— Пока обнаружили три тела, Ваше Императорское Высочество! Опознан только служитель электрической лаборатории Елисей Бурка. Двое других сильно обожжены. Раненных двенадцать, в том числе академик Бернулли и адъюнкт Серна. Адъюнкт и опознал служителя, который стоял с ним рядом и был поражён камнями. Всех раненных и покойных уже забрали в Василеостровскую лечебницу. Причины взрыва пока устанавливаются! — отличный доклад сделал градоначальник, хорошо вышколен.

— Пойдёмте к месту взрыва, господа! — обратился я к учёным, — Вас же не было при происшествии?

— Нет, Ваше Императорское Высочество! — ответил за обоих Леман, — Мы с Францем отправились обедать, и всё произошло в наше отсутствие!

— Ваши помощники оставались на месте?

— Не можем знать! Они тоже могли уйти на обед.

Очевидно, что взрыв произошёл в химической лаборатории, а электрическая оказалась на пути взрывной волны. Остальные здания пострадали незначительно, ибо были на расстоянии, да и удар пошёл в другую сторону. Прочее же — мелочи.

В городе пострадали несколько десятков человек, ушибленные или порезанные осколками стёкол. В общем, обошлось. С такими ранениями справиться и одна Василеостровская больница, а вот с разрушениями не всё так просто, да и с причинами надлежит разобраться.

Эпинус без остановки жаловался на потерю великолепных Лейденских банок, что погибли при взрыве, и о служителе Бурке, который готовил ему чудесный кофе и был весьма талантливым юношей, и он, к счастью, не успел завести семью. А вот Леман с тех пор как увидел свою лабораторию, уничтоженную взрывом, молчал как рыба.