Бедный Павел. Часть 2
Шрифт:
Напор его был столь велик, а обстоятельства было сложно отнести на вину коменданта, что купец сломался, да и майор не возражал чуток выпить. Правда, оказалось, что отца Силуана было припрятано аж две четверти отличного воронежского хлебного полугара, да и дождь лил на удивление почти две седмицы, и порядок в крепости был…
Сама крепостца-то была небольшая, в ней стояла всего рота Кавказского крепостного полка, но, кроме коменданта, было ещё трое офицеров, что крепко уважали майора и его веселью не препятствовали. Да и дороги действительно совсем размокли и никаких гостей, кроме крестьян из Новгородки, не было.
Дальше-то и у Карпухина нашлись запасы добрых напитков, а потом и приказчик выставил
— Вот, Платон, я так и повоевал. Прилетела пуля, да прямо в правое плечо, так что пальцы-то на руке плохо шевелились… М-да…
— И что, так вот и вышел в отставку?
— А что делать, коли пальцы не шевелятся, ни саблю удержать, ни пистоль. Левой рукой, конечно, мог, да ведь левая…
— Ишь ты как…
— Да я не жалуюсь! Вон, какой успех по торговому делу вышел!
— А чем торгуешь-то?
— Да, всем подряд! И мылом, и фарфором…
— А в Сухум-то что везёшь? Тюки-то малы…
— Образцы товаров везу — мыло да хрустальное стекло. — коротко ответил приказчик, и майор, понимающе усмехнувшись в усы, перевёл тему.
Пили три дня, а на четвёртый, Карпухин вышел из своего дома под струи дождя, постоял там с полчаса, а затем твёрдо заявил:
— Пора, други, и честь знать! Попили-погуляли и хватит!
— Воистину! — согласился с ним Силуан, что по размерам своим никак не мог поддерживать скорости пития свояка и купца, который тоже был немал размерами, поэтому большую часть гулянки проспал.
— И то правда! — согласился и Бубнов, — Может, скоро распогодится и мне отбывать надо будет, а в таком состоянии — никак!
Однако дождь шёл и шёл. Уже давно товарищи протрезвели, купец снова был готов к отъезду, а погода всё не давала своего согласия. Тренировки для гарнизона в такой ливень проводить было сложно, и время в основном проходило за разговорами. За эти дня комендант с купцом совсем сдружились, Бубнов даже начал помогать Карпухину в учёбе — очень тот желал выучить французский, чтобы читать труды маркиза де Вобана [152] в оригинале.
152
Вобан Себастьен Ле Претр де — (1633–1707) выдающийся военный инженер, писатель, маршал Франции.
Наконец дождь сократился, снова вышло солнце. Дороги начали подсыхать, и Бубнов начал собираться.
— Что же ты, Никодимушка, так в свой Сухум-Кале рвёшься? Здесь ведь Восток! Время по-другому идёт, и твоего приезда вовремя никто не ждёт!
— Э-э-э, брат! Мне много чего успеть надо, да и в Сухум-Кале мои дела не заканчиваются! Хочу дороги в Персию да дальше в Месопотамию посмотреть. Вдруг чего для торговли найду!
— Понятно! — пригладил усы майор, — Тогда я тебе провожатого дам, да не одного. Не спорь! Лучше проводника, чем Мартын Иванов тебе не найти. Он местный крещёный черкес, человек верный и умный, капрал уже, в сержанты точно выйдет. А с ним ещё и Егоров Матвей Кондратьевич пойдёт, служака старый, уже почитай с десяток лет в сержантах ходит. Ему как себе верю. Он людишек насквозь видит, убережёт тебя, Никодимушка! Чтобы ты дела государевы все исполнил! — уже с явной усмешкой полголоса закончил он.
— Ты что же, угадал? Или Васька проболтался? Или я сам… — взвился приказчик.
— Угадал-угадал! Не волнуйся! Твой Васька так слова лишнего не скажет, как бирюк какой! Я чай не первый год всё торговцев разглядываю! И на шведской границе смотрел и здесь вот. Да и где это видано, чтобы торговый человек со столь малыми тюками ехал? Посмотреть поразведать, говоришь,
ха! Никому не скажу о догадках своих, не бойся! Езжай с богом!На прощанье они обнялись, майор смахнул непрошеную слезу. Отец Силуан благословил отъезжающих. Комендант и священник смотрели вслед небольшому каравану, пока тот не скрылся за поворотом. Потом майор ткнул свояка в бок и весело произнёс:
— Пора нам, Силуанушка, подарки для жёнок искать. Скоро семьи наши явятся, а тогда не знаю как Марьюшка, а твоя Агриппина так точно выяснит, что мы тут бражничали, и нагоняй тебе устроит, а?
— Лето-то какое жаркое, Павел Петрович! — Щепин оттёр пот с лица тонким льняным платком, выделки императорской мануфактуры.
— Безусловно, Константин Иванович. Вот, только в Петергофе хорошо, ветер с залива остужает… — мы прогуливались с моим главным медиком вдоль берега и обсуждали ситуацию с Прасковьей.
— Да, Ваше Высочество, она по-прежнему настаивает на том, чтобы её осматривал исключительно прусский доктор! Если до сей поры это был только врач посланника, то теперь, с принцем Генрихом приехало ещё трое! — продолжал выказывать своё возмущение мой соратник.
— Да-да, Константин Иванович, я знаю. Вот она политика… Как пошли разговоры, что мы можем её заморить. Что матушка только и мыслит отравить Прасковью. Глупости это, конечно, не волнуйтесь! — снова зло взяло! Решил братец Георг так нас очернить, да в угол загнать. Слухи пустил, а Прасковья-то после всей этой истории и взаправду надумала, что я так могу с ней счёты свести. Пытался я её уговорить, но здесь она упёрлась. И репутация-то моя в Европе затрещала. Пришлось принимать экстренные меры, с дядюшкой Фрицем договариваться.
А у него самого в Германии проблемы начались. Фридрих был одним из лидеров немецких князей и явным противовесом имперцам. И вот, местные князья на него косо смотреть начали, мол, не защищает принцессу. Пришлось официально передать ведение родов пруссакам. Удовлетворяя, так сказать, пожелания беременной супруги. А для них это возможность показать родственникам Прасковьи, что они прилагают все усилия, чтобы уговорить меня дать жене развод после родов и отпустить её домой.
Так и не допускала Прасковья до себя моих врачей, только немецких. А я волновался, зная какой уровень медицины сейчас. Мои-то медики получше будут, хоть руки моют! А Ротов-то вообще в акушерстве на голову выше всех европейских авторитетов. Но так и не пустила жена их в свои покои, и всё тут! Попытайся я проявить насилие — такой визг подымут, что отравить хочу…
Так и живём. Волнуюсь, всякие задачи Захару ставлю на получение дополнительной информации, а пока ничего толкового — пруссаки эти только голову нам морочат.
— Я, Павел Петрович, вовсе не о недоверии речь веду!
— А о чём же, Константин Иванович?
— Почему столь большое количество врачей приехало с прибывшим на роды прусским принцем Генрихом? Он же всегда одним обходился! Есть у меня подозрение, что врачи посланника не справляются и запросили консультаций! Да и вторую неделю она из покоев выходить не желает. Боюсь, что положение супруги Вашей не столь хорошо, как нас извещают!
— Да, вероятно, Вы правы, Константин Иванович! Вы, я смотрю, замечаете многое, что другие не видят. — я всерьёз заволновался. Захар уже сообщал о совещаниях новых докторов с принцем Генрихом и посланником королевства Пруссия фон Финкельштейном. Принц всего неделю как приехал, а они уже два раза уединялись. Всё это, пусть и косвенно, но указывало на какие-то вопросы с беременностью и родами Прасковьи, а слова Щепина меня убедили, что проблемы есть, и их от меня пытаются скрыть.
В тот же день я был у принца Генриха Прусского, что приехал в качестве личного посланника Фридриха Великого.