Бег времени. Тысяча семьсот

Какой фильм мне выбирать, когда станет одиноко?

По каким улицам мне пройтись, если станет слишком грустно?

Что мне делать с этим взглядом изумительных зеленых глаз, что так смотрят на меня?

– Мы были друзьями?

Глупый вопрос, наверняка, мы ими были. Нельзя столько времени проводить вместе и не подружиться.

– Мы были… Я не знаю, были ли мы ими. Большую часть времени ты скорее меня ненавидела.

Такое заявление удивило меня сильнее, чем заявление о том, что я путешественник во времени. Оказывается, я его ненавидела!

– Почему мне кажется, что ты преувеличиваешь?

– Можешь спросить у Лесли, это правда.

Так вот почему она так старательно избегала разговоров о Гидеоне и не упоминала даже о его брате, Рафаэле, чтобы ненароком не перейти запретную черту под названием «в этой палате о парнях не разговаривают».

– Теперь моя очередь и по правилам, я теперь тоже задам два вопроса.

– Ах ты… Негодяй, так нечестно, - я усмехнулась, но все же приготовилась ответить на его вопросы.

– Все честно, - пожал он плечами, - Итак. Как ты себя чувствуешь?

Показалось, что у меня перехватили дыхание. К чему был этот вопрос? Он явно был не о моем самочувствии, все это спокойно можно вычитать в моей медицинской карте. Я почти здорова, за исключением еще не пропавших следов от ожогов, что и так уже было медицинским чудом, учитывая, что они должны были заживать гораздо дольше.

– В том плане, что ты очнулась в огромном и незнакомом мире, где каждый говорит о том, кто ты, когда ты сама об этом забыла.

Оказалось очень сложно не протянуть руку и не схватить бутылку, чтобы пропустить вопрос, который умудрялся щекотать пятки, заставляя бежать прочь. Ксемерус все-таки был прав, я слишком многое воспринимала за правду, слишком многому верила, хотя стоило бы раз пять спросить себя, а стоит ли это таких страданий? «Нет»,- ответила я ему, - «Не стоит. Но есть ли у меня выбор?»

– Ощущение, словно я лист, где каждый пишет то, что хочет. Но я не совсем безнадежна, рано или поздно я все равно дойду до правды и уже тогда задам вопрос «стоило ли это моего доверия?».

Таким образом, я хотела донести то, что лучше сразу же сказать мне горькую правду, когда вокруг все пытаются ее скрыть. Это электрическое жжение вокруг меня, где каждый боится ударить меня током, но от неуклюжести бьет еще сильнее.

– Моя очередь. Кто такая Джулия?

В ответ Гидеон лишь рассмеялся.

– Столько всего вокруг, а ты решила спросить о ней? Как всегда, непредсказуемая мисс Шеферд!

– Ты уходишь от ответа.

– Джулия – моя однокурсница. Мы учимся в медицинском университете на одном потоке.

– Тогда откуда ее знаю я?

Если даже умудрилась очнуться именно в ее особняке, от которого у меня остались только мрачные воспоминания и навсегда проникший в меня аромат больницы. Слишком много для одного вечера там собралось врачей и, как выяснилось, хранителей Темпла. Пожалуй, я была весьма значимым человеком, раз удостоилась такого внимания.

– Вы познакомились незадолго до… несчастного случая.

Ах да. Пожара в чьем-то доме, из которого мы выбрались едва ли не чудом, после чего я оказалась в коме. Невероятная версия произошедшего, когда каждый при этом опускал глаза и избегал моего взгляда. Это, конечно же, как раз подбивало верить этим людям на слово и ни в коем случае не подозревать о том, что они врут.

– Что случилось в тот день? – сразу же спросила я, ожидая искреннего ответа.

– Это моя очередь задавать вопрос, - проигнорировал он меня, всем своим видом показывая, что отвечать не будет.

– Какой смысл в игре, если ты не честен? – накинулась я на него, закипая от злости, которая преследовала меня слишком часто сегодня. Врач говорил, что это побочные действия амнезии, но это можно было контролировать, в чем я не была хороша.

– Я предельно честен с тобой, Гвенни!

– Хватит называть меня «Гвенни»!

Тяжело дыша, мы оба смотрели друг на друга с неприкрытой злостью, и не желали сдавать позиций. Только перед глазами помутнело, где…

…Он запускает свои пальцы в мои волосы, в то время как друга рука блуждает по моему телу. И я загораюсь словно спичка, пока он целует меня с бешеной страстью, превращая меня в желе, которое не способно двигаться, а лишь отвечать на его движения. Словно наконец-то нашла то, что искала всю свою жизнь. Недостающую часть.

Я безумно влюблена в этого человека…

… возвращаясь к реальности, где Гидеон непонимающе смотрел на то, как я судорожно сжимала кожаную обивку софы, забыв, что нужно дышать. Это пришло на секунду до того, как сердце перестало биться с бешеной скоростью, оставляя меня с ярким воспоминанием.

– Ты говорил, что я тебя ненавидела, - прошептала я, почти сглатывая слова. Гидеон молчал, ожидая продолжения, а я не могла собраться с мыслями, утихомирить сердцебиение, которое отреагировало так, словно это происходило в эту самую минуту.

– Но я была влюблена в тебя.

Что звучало для меня скорее, как визг скользящего лезвия гильотины к моей голове, нежели как нечто прекрасное, что веками распевают поэты. Понадобилось время, чтобы сердце все-таки перестало танцевать в грудной клетке. Гидеон все так же молчал, не находя слов или же просто избегая этой темы. Возможно, я бросила его, возможно, он бросил меня. Или мы просто разбежались по разные стороны, как и другие люди, которые понимали, что их ничего не связывает кроме привычки. Причин может быть столько, что не хватит и тысячи страниц, чтобы их записать. Только осталось понять, отчего же мне так хочется, чтобы все это не было правдой?

– Наверное, это было очень давно, - сделала я заключение и, стараясь расслабиться, улыбнулась, притягивая к себе забытую нами бутылку с колой.
– Твоя очередь задавать вопрос.

– И что теперь? Ты испытываешь отвращение, глядя на меня? – спросил он, а я удивилась, насколько голос может передать все отчаяние, что хранилось в душе. Казалось, что он попал на ярмарку чувств и это единственное, что ему удалось приобрести.

– Нет, - тут же ответила я, не желая тянуть за резину и без того натянутые отношения, - Большую часть времени я пытаюсь понять, с какого неба ты свалился.

Он горько усмехнулся, а я только сейчас заметила, с каким отчаянием он ломал ногти на руках. И, сама себе не повинуясь, тут же протянула руки, чтобы остановить его от такого издевательства над бедными ногтями. Они-то что ему сделали? Но резко остановилась на полпути, словно напоролась на стеклянную стену, которая могла бы сломать мои пальцы. Зачем я это делала? Нет смысла ворошить прошлое, о котором он так старательно умалчивал. Ведь когда-нибудь я вспомню, что же происходило на самом деле и смогу отступить на несколько шагов назад, в противоположную от него сторону, оставляя между нами еще большую стену недопонимания и смущения за совершенное.