Беги, ведьма

Тень не слепа. Тень видит. Или чувствует? Вздрагивают руки, борзая припадает к полу, поджимает хвост, потусторонний сквозняк треплет страницы невидимой книги, а тень оборачивается, чтобы посмотреть…

У тени нет лица – серое пятно в обрамлении кудрей. Зато есть золотая искорка в том месте, где должно быть сердце.

– Хочешь, я расскажу тебе сказку? – безмолвно спрашивает тень. – Я знаю одну очень интересную и поучительную сказку.

Арина не хочет, но знает, что выбора у нее нет. И когда невидимые пальцы касаются ее висков, послушно закрывает глаза…

* * *

…Лиза закричала и забилась, спасая свою жизнь, обеими руками уцепилась за что-то крепкое, незыблемое. Уцепилась бы и зубами, если бы не боялась захлебнуться. А потом пятки уперлись в дно, не грязно-илистое, а надежное песчаное, и оказалось, что вовсе она не тонет, что вода доходит ей только до подмышек, а крепкое и незыблемое – это рука мсье Жака.

– Все хорошо, мадемуазель Лизи! Не надо бояться.

Его смеющееся лицо было совсем близко, по лбу и тронутым сизой щетиной скулам стекали капли воды, а он даже не пытался их стереть, будто они ему совсем не мешали. Лиза провела рукой по собственному мокрому лицу, но стало только хуже. А вода с волос попала в глаза. Или это была не вода, а слезы?..

– Не надо бояться, – повторил мсье Жак.

– Я не боюсь! – Лиза разозлилась почти так же сильно, как до того испугалась. А может, и еще сильнее. – Пустите, я сама!

Захотелось топнуть ногой, но в воде движения сделались медленными, неуклюжими, и топнуть не получилось, а получилось лишь смешно, по-козлиному, взбрыкнуть. Но мсье Жак не засмеялся, наоборот, его лицо сделалось очень серьезным, а в черных глазах Лиза увидела отражение солнца. По одному маленькому солнцу в каждом зрачке. И от этого казалось, что глаза светятся золотым. Это было красиво, а любоваться и злиться одновременно у Лизы никогда не получалось.

– Простите, мадемуазель Лизи. – Мсье Жак склонил голову в поклоне. – Такой независимой особе, как вы, следует предоставлять больше свободы.

Слышать, что мсье Жак считает ее независимой, было очень приятно, почти так же приятно, как держать его за руку. Но Лиза разжала пальцы, отступила на шаг, демонстрируя свою обретенную независимость.

– Елизавета! – Мама стояла едва ли не по колено в воде, и по ее лицу было видно, что она готова идти дальше. – Мсье Жак, как вы смеете?! – Мама тоже испугалась за Лизу и поэтому сейчас злилась. – Она чуть не утонула!

– Мадам Ольга…

– Мама…

Они заговорили одновременно, перебивая друг друга, переглянулись и рассмеялись.

– Мама, все хорошо. Мсье Жак будет учить меня плавать.

– Вода холодная. – Мама все еще злилась, но уже не боялась. – Елизавета, ты простудишься.

– Она простудится, если вы будете кутать ее в пуховые одеяла в разгар лета. Доверьтесь мне, мадам Ольга.

У мсье Жака был удивительный дар, он умел договариваться и убеждать. За время, проведенное в поместье, его полюбили, кажется, все. Только мама все еще подозревала какой-то подвох.

– Я обещал вам, что поставлю вашу дочь на ноги, сделаю ее сильной и здоровой. И я намерен сдержать свое слово. Прошу вас лишь об одном, мадам Ольга: не бойтесь. Страх убивает тело так же неотвратимо, как и болезнь. Наша сила в бесстрашии.

– Она еще ребенок. – Мама отступила на шаг, но в словесной дуэли это означало шаг вперед.

– Ребенок, который сильнее многих взрослых.

– Она едва не умерла.

– И чтобы такое больше не повторилось, она должна быть готова отразить любой удар.

– Купаясь в пруду, как деревенская девчонка?!

– Деревенские дети отличаются завидным здоровьем. Так нам будет позволено продолжить занятия?

Мама ничего не ответила, пожала плечами и выбралась на берег. А мсье Жак удовлетворенно кивнул и, заговорщицки глянув на Лизу, спросил:

– Мы готовы, мадемуазель?

В тот день она, конечно же, не научилась плавать, но послушно повторяла вслед за мсье Жаком упражнения, призванные укреплять не только мускулы, но и дыхание. Надолго ее не хватило: ноги начали дрожать, а дыхание и вовсе сбилось, но мсье Жак сказал, что она боец. И похвала эта грела сильнее, чем шерстяной плед, который вместе с сухой одеждой по приказу мамы принесла к реке Стешка.

Пока Лизу вытирали и переодевали в сухое – как маленькую! – мсье Жак стоял на берегу, всматриваясь в черную воду. Вымокшая одежда его нисколько не заботила, а мама продолжала злиться. Лиза видела это по губам, которые побелели, и щекам, которые покрылись ярким румянцем. Руки мама скрестила на груди и в сторону мсье Жака специально не смотрела, но молчала, и за это молчание Лиза была ей благодарна.

То лето выдалось жарким и сухим, упражнения на воде стали систематическими. Утром их с мсье Жаком сопровождала Груня, Лизина нянюшка, а вечером – освободившаяся от домашних забот мама. Между ней и мсье Жаком установилось некое подобие перемирия, и перемирию этому Лиза радовалась всем сердцем. А еще она радовалась переменам, происходящим в ее теле. Она выздоравливала, день ото дня набиралась сил. Теперь к пруду и обратно она шла собственными ногами, пусть медленно, с остановками, но сама. Иногда ей хотелось побежать, но мсье Жак говорил, что еще не время. Их упражнения в воде становились все сложнее. Не обращая внимания на вялые протесты мамы, мсье Жак начал учить Лизу задерживать дыхание. Сначала на берегу. Лиза набирала полные легкие воздуха, а мсье Жак начинал медленно считать. Первый раз она продержалась до тридцати, а потом долго дышала открытым ртом, как вытащенная из воды рыба. Легкие у нее оказались слабые, врачи были правы. Но мсье Жак не хотел верить врачам, он верил только в Лизу.

– Все прекрасно, мадемуазель Лизи, – повторял он, когда Лиза уже была готова расплакаться от бессилия. – Все идет своим чередом, завтра вы сумеете больше.

И он непременно оказывался прав, на следующий день Лиза могла задержать дыхание чуть дольше. А когда счет перевалил за пятьдесят, занятия переместились с суши в воду.

– Самый главный человеческий враг, мадемуазель Лизи, – это страх. Победа над страхом – это победа над самим собой.

Мсье Жак стоял по пояс в воде и крепко держал Лизу за руки. В лучах заходящего солнца его кожа казалась бронзовой от загара, а медальон на шее ярко поблескивал. Необычный медальон с первого дня приковывал к себе Лизино внимание. Сначала ей подумалось, что это какая-то старинная монета. Наверное, из-за выбитого профиля. Профиль был мужской и чем-то напоминал профиль самого мсье Жака. Но у любой монеты должны быть две стороны, аверс и реверс. У любой, кроме этой. Однажды Лиза набралась смелости и потрогала медальон. Он был теплый и совершенно гладкий с обратной стороны. Не бывает таких монет!