Беглец

Я ощутила под босыми ногами прохладную шероховатую поверхность и распахнула глаза. Мы находились на крыше невероятного по высоте здания. Огромное небо голубым куполом изгибалось над сверкающим на солнце тысячами стеклянных граней городом внизу. Какой-то толстяк в костюме-тройке шарахнулся от нас в сторону.

– Что за ч-черт...
– пробормотал он по-английски.

– Нью-Йорк, - сказал Иван и подвел меня за руку к остеклению.
– Мы на крыше Эмпайр-стейт-билдинг. Нравится?

– Да, - вымолвила я потрясенно.
– Что да, то да... Это что же, настоящий Нью-Йорк?

– А тебе бы хотелось игрушечный?

– Пятая авеню...
– завороженно прошептала я, - Бродвей, Сентрал-парк...

– Вон, вон и вон, - показал он пальцем.

– Гудзон, Бруклинский мост... Чудеса!

Стоящие поодаль немногочисленные нью-йоркцы и гости города с интересом разглядывали наши босые ноги. Мне пришла в голову идея. Если все это гипноз, то не может же он в самом деле...

– Поехали вниз, - решительно сказала я.
– Погуляем по городу.

Мы спустились в скоростном лифте и вышли под жаркое полуденное солнце.

– Дай мне двадцать пять центов, - потребовала я.

– Зачем тебе?
– он протянул мне монету.

– Раз уж случилась такая оказия, хочу проведать подругу. Она в Нью-Йорке живет. Телефон я помню. Тысячу лет ее не видела. То-то обрадуется!

– И что ты ей скажешь?

– Скажу, что заработала случайно кучу денег и решила прошвырнуться по Америке. Купила путевку. Ты мой спутник и, возможно, даже жених. Как?

– Мне подходит.

– Только вот босиком как-то... И денег у нас нет.

Иван сделал рукой неопределенный жест, и на асфальте перед нами возникли мои босоножки и его стоптанные сандалии. Другой рукой он вытащил из кармана джинсов новенькую стодолларовую купюру.

– Пока хватит?

– А миллион долларов можешь?
– искренне поинтересовалась я, обувая босоножки.

– Да хоть миллиард, - пожал он плечами.
– Только зачем?

– Действительно, - хмыкнула я, входя в ближайшую телефонную будку. Зачем нам миллион долларов - солить их, что ли? Тем более миллиард...

Наташки дома не оказалось. Ее американский муж объяснил, что она уехала по делам фирмы куда-то на Запад и вернется в лучшем случае дней через пять.

Больше знакомых у меня в Нью-Йорке не было, и мы отправились просто бродить по городу.

Уже потом, опять у меня дома, мы лежали на чистых простынях, утомленные любовью (как мне было не пустить его в постель после всего происшедшего?). Моя голова покоилась на его груди, от которой шел слабый терпкий запах молодого мужского пота. В окно робко заглядывал новорожденный месяц, и мои глаза сладко слипались.

– Не смей засыпать раньше меня, - пробормотала я и погрузилась в сон.

Это были, наверное, самые яркие дни в моей пока еще недолгой и не слишком разнообразной жизни. Дни и, конечно, ночи. Любовником Иван оказался тоже совершенно удивительным. Нежным, пылким и неутомимым. Он отдавался любви весь, но и брал все. И я с готовностью и радостью это все ему отдавала.

Так прошла неделя. Половина моего оплачиваемого отпуска. А я ведь собиралась провести его в Крыму... Впрочем, в Крыму мы за это время тоже побывали. И не только в Крыму.

Я перестала задумываться, откуда он брал деньги. Просто они у него всегда были и в том количестве, которое на данный момент было необходимо. Конечно, я не оставляла - особенно в первые дни - попыток узнать о нем побольше. Но он большей частью отшучивался. Или просто молчал. Мне было хорошо с ним. Даже слишком хорошо. И только неясное ощущение тревоги время от времени закрадывалось в мою душу при взгляде в его ярко-синие пронзительные глаза.

Особенно сильно я ощутила эту тревогу, когда однажды на наших глазах трамвай насмерть сбил человека. Мы стояли на тротуаре и дожидались зеленого света, чтобы перейти улицу, а этот мужчина (по-моему, он был пьян) просто шагнул на рельсы. В такой ситуации и Шумахер не успел бы затормозить. Разве что объехать. Но это, повторяю, был трамвай. Раздался тупой удар, и человек, пролетев по воздуху несколько метров, упал к нашим ногам. Я сразу подумала, что он уже мертв, и от страха вцепилась в руку Ивана. А он мягко меня отстранил и присел на корточки перед этим беднягой. Он присел перед ним на корточки и положил свою левую руку ему на грудь, а правую на испачканный кровью лоб. Толпа возбужденных происшествием людей окружила нас. Но совсем близко никто не подходил. Все просто стояли и смотрели. Несколько человек по мобильным телефонам вызвали "Скорую помощь" и милицию. Но "Скорая" не понадобилась.

– Встань, - тихо сказал Иван.

И человек открыл глаза (они оказались карие и совершенно трезвые) и сел, недоуменно оглядываясь по сторонам. Сначала сел, а затем легко поднялся на ноги. Выглядел он совершенно целым и невредимым.

– Пойдем, - Иван взял меня за руку.
– Сейчас начнутся всякие расспросы, а я этого не люблю.

И мы ушли. Никто не пытался нас остановить. И только спасенный Иваном мужчина растерянно глядел нам вслед, словно пытаясь вспомнить что-то очень важное...

Это случилось на девятый день нашей жизни с Иваном. Ранним утром. Я спала, рядом спал мой Иван, и кто-то третий пристально смотрел на меня. Сквозь тонкую пелену сна я всей кожей чувствовала этот изучающий тяжелый взгляд. Нужно было просыпаться, чтобы окончательно уяснить для себя природу данного ощущения, но просыпаться почему-то было страшно.

– Г-голубки, - произнес чей-то звучный бас. От испуга я открыла глаза.

Посреди комнаты, глубоко засунув руки в карманы широких штанов, стоял человек и разглядывал нас.

Я осторожно повернула голову. Иван продолжал безмятежно спать.

– Кто... кто вы такой?

– Это сейчас не имеет значения, - хмыкнул незнакомец.

Он стоял спиной к окну, в которое ломилось утреннее солнце, и я не могла как следует рассмотреть его лицо.

– Будите своего... друга, - сказал он.
– Я вас жду на кухне.

– О ч-черт...

Я накинула халат и растолкала Ивана.

– Что... что случилось?

– Не знаю. Там, по-моему, к тебе пришли. Не знаю, уж каким образом он проник в квартиру...

– Ко мне?!

– Мои друзья имеют обыкновение звонить в дверь или стучаться, а не пользоваться отмычкой. И вообще, я его первый раз вижу.

– Погоди...
– Иван приподнялся на локте, как бы прислушиваясь к чему-то.
– Да, - вздохнул он.
– Придется идти.

В кухне незнакомец свободно развалился на стуле и прихлебывал "Амонтильядо". В руке его дымилась сигарета.

– Хорошее вино, - похвалил он, увидев нас.
– Когда это ты, интересно, научился разбираться в винах? Присаживайтесь.