Бегуны

Вещи как вещи — непостижимые мягкие личиночные шкурки многоразового использования, защитные футляры для хрупкого тела пятидесяти с лишним лет, комбинезоны, оберегающие от солнечных лучей и любопытных взглядов. Вещи, без которых не обойдешься во время долгого или очень далекого, как сейчас, — на край света — путешествия. Она раскладывала их на полу, сверяясь со списком, который — в редкие свободные минуты — начала составлять уже давно, как только поняла, что поездки не избежать. Дал слово — держи.

Аккуратно складывая вещи в красный чемодан на колесиках, она была вынуждена признать: нужно ей немного. С каждым годом все меньше. Постепенно отпадала необходимость в платьях, шампунях, лаке для ногтей и всех маникюрных принадлежностях, сережках, дорожном утюге, сигаретах. В этом году она обнаружила, что может не брать с собой прокладки.

— Не провожай меня, — сказала она мужчине, повернувшему к ней заспанное лицо. — Я возьму такси.

Тыльной стороной ладони она провела по его нежным бледным векам и поцеловала в щеку.

— Позвони, когда будешь на месте, а то я с ума сойду, — пробормотал мужчина и уронил голову на подушку. Он пришел из больницы, после ночного дежурства, у них там что-то случилось — умер пациент.

Она натянула черные брюки и черную льняную блузку. Надела ботинки, перекинула через плечо ремень сумки. И теперь неподвижно стояла в коридоре, сама не зная зачем. В ее семье была традиция: перед дорогой на мгновение присесть — давний польский обычай, еще с Кресов, но здесь, в этой маленькой прихожей, сидеть негде — нет ни одного стула. Так что она стояла и подводила внутренние часы, форматировала таймер, можно сказать, в мировом масштабе, настраивала великое «сейчас» — мясистый хронометр, глухо тикающий в такт ее дыханию. И вдруг, как бы решившись, схватила чемодан за ручку, словно зазевавшегося ребенка, и настежь распахнула дверь. Всё. Старт. Она в пути.

Смуглый таксист аккуратно поставил ее сумку в багажник. Некоторые его жесты показались лишними, чересчур фамильярными — ей привиделось, что, укладывая в машину чемодан, таксист нежно его погладил.

— Итак, в путь? — спросил он с улыбкой, обнажив крупные белые зубы.

Она ответила утвердительно. Таксист улыбнулся еще шире — в этом ему любезно помогло зеркало заднего вида.

— В Европу, — коротко пояснила она, и водитель полувосклицанием-полувздохом выразил свой восторг.

Они ехали по шоссе вдоль залива — как раз начался отлив, и вода медленно обнажала каменистое, усеянное ракушками дно. Солнце слепило и обжигало — нужно беречь кожу. Она с тревогой подумала о растениях в своем саду: будет ли муж поливать их, как обещал, о мандаринах (дождутся ли они ее возвращения — тогда можно будет сделать мармелад), о финиках, которые как раз поспевают, и о травах, изгнанных в самое засушливое место, поближе к камням, но, кажется, ничего не имевших против, — эстрагон вырос в этом году небывалых размеров. Его терпким и свежим ароматом пропиталось даже висевшее в саду белье.

— Десять, — сказал таксист. Она заплатила.

На местном аэродроме она показала билет девушкам за стойкой, и багаж ее немедленно отправился к цели. Сама она осталась и, прихватив рюкзак, сразу не спеша пошла к самолету, в который уже карабкались сонные люди — с детьми, с собаками, с набитыми едой пакетами.

Когда маленький самолет поднялся в воздух, чтобы перенести ее на центральный аэродром, из иллюминатора открылся такой чудесный вид, что на мгновение она испытала подъем. «Испытать подъем» — смешное устаревшее выражение, сейчас особенно забавное, ведь она и в самом деле поднялась — до самых облаков. Островки, песчаные пляжи — она ощущала их своими, точно так же, как собственные ладони и ступни, это ей принадлежали море, сворачивавшееся у берега в пенистые рулоны, пятнышки кораблей и лодок, плавная волнистая береговая линия. God’s Zone — так называли свой остров его обитатели. Зона Господа Бога. Он перебрался сюда, прихватив с собой всю красоту мира. И теперь раздает ее местным жителям даром, ничего не требуя взамен.

В центральном аэропорту она пошла в туалет и умылась. Потом долго наблюдала за короткой нетерпеливой очередью к стойкам с бесплатным выходом в Интернет. В своих странствиях люди на мгновение останавливались здесь, чтобы дать близким и дальним знакомым сигнал: я существую. Она даже подумала, что тоже могла бы подойти к монитору, набрать название своего сервера, логин, пароль и посмотреть новые письма — впрочем, она ведь и так знает, что там обнаружит. Ничего интересного: сообщения, касающиеся проекта, над которым она сейчас работает, анекдоты от австралийской подружки, редкие весточки от детей. Адресат, из-за которого она отправилась в путь, с некоторых пор не давал о себе знать.

Ее удивили многочисленные ритуалы безопасности — она давно не летала. Ее и рюкзак просветили насквозь. Отобрали щипчики для ногтей — жаль, еще вполне приличные, она к ним привыкла. Служащие мерили пассажиров профессиональным взглядом, пытаясь определить, не является ли на самом деле кто-нибудь из них бомбой, в особенности обладатели смуглой кожи или вот эти веселые болтушки — девушки в мусульманских платках. Казалось, миром, куда она направлялась и на границе которого — у желтой линии — сейчас стояла, управляют иные законы: у нее было ощущение, что она уже слышит гул его мрачного безумия.

После регистрации она зашла в «Duty free», купила какую-то мелочь. Нашла свой выход — номер девять, села так, чтобы его видеть, и открыла книгу.

Самолет вылетел вовремя, точно по часам: очередное чудо — огромная, словно дом, машина пленительно выскользнула из земных объятий и плавно воспарила.

После пластикового самолетного ужина все одновременно принялись готовиться ко сну. Лишь кто-то, надев наушники, смотрел фильм о фантастическом путешествии самоотверженных ученых, уменьшенных при помощи некоего «акселератора» до размера бактерии, чтобы изнутри исследовать тело пациента. Она глядела на экран, не надевая наушников, восхищаясь фантастическими съемками: пейзаж, словно со дна морского, карминные коридоры кровеносных сосудов, пульсирующие сужения артерий, а внутри них — агрессивные лимфоциты, напоминающие космических пришельцев, и мягкие мискообразные кровяные шарики, невинные овечки. Стюард ненавязчиво предлагал пассажирам воду — на целый кувшин один ломтик лимона. Она выпила стаканчик.

Когда шел дождь, по тропинкам парка текла вода, промывая их и нанося мелкий светлый песок, на котором потом можно было писать палочкой — песчаные лоскуты словно специально для этого были созданы. Рисовали клетки для игры в классики и принцесс в шарообразных платьях с осиными талиями, а спустя несколько лет — ребусы, признания, любовную алгебру всех этих М + Б = БЛ, означавших, что некий Марек или Мачек любит некую Басю или Божену, а БЛ — это Большая Любовь. Вечно с ней так в самолете: с высоты птичьего полета вдруг видится вся жизнь, моменты, которые на земле казались давно позабытыми. Банальный механизм флешбэка [105] , механическая реминисценция.

105

Флешбэк (от англ.Flashback), обратный кадр — в кинематографии — ретроспекция, отклонение от повествования в прошлое, чаще всего объясняющее поступки и действия героев, раскрывающее их мысли, идеи.

Когда по электронной почте пришло это письмо, она не сразу поняла, от кого оно — кто скрывается за этим именем и фамилией и почему обращается к ней так фамильярно. Амнезия продолжалась секунд десять — стыдно… Письмо притворялось — как она потом поняла — рождественским, поздравительными. Оно пришло в середине декабря, у них тут как раз начиналась жара. Но содержание явно выходило за рамки обычных праздничных формул. Оно показалось ей зовом через обратный конец рупора — далеким, приглушенным, неясным. Она не все поняла, некоторые фразы ее встревожили, например такая: «Жизнь кажется отвратительной привычкой, над которой я давно уже не властен. Ты когда-нибудь бросала курить?» Да, она бросала. И это было непросто.