Бегущая в зеркалах
Шрифт:
"А этот Остин, не такой уж аскет, каким хочет казаться. Или здесь, в своем замке этот загадочно-непроницаемый, холодный деляга-рационалист изображает из себя сказочного принца?" - размышляла Ванда, распаковывая чемоданы. Готтлиб и Крис спустились осматривать дом и, видимо, были сейчас в холле, потому что именно оттуда раздались громкие голоса и детский визг. Спустившись вниз, Ванда застала умилительную сцену прибытия семейства Дювалей, попавших прямо в объятия Динстлера.
Сильвия превратилась в утонченную молодую даму, предпочитающую спортивно-деловой стиль и простую прическу. Блестящие каштановые пряди свободно падали на плечи, а брючный костюм
На плече Дюваля сидел Крис, примеряя подаренную ему ковбойскую шляпу. К широкому поясу малыша был прилажен массивный игрушечный пистолет. А чуть поодаль, наблюдая за боевым знакомством мужчин, стоял Готтлиб и высокий мальчик в круглых очках и с сачком у плеча. Тонкое лицо с крошечными черными родинками на белой, прозрачной коже выглядело умилительно сосредоточенным, огромные темные глаза в опушении длинных ресниц, смотрели сквозь стекла снисходительно-внимательно.
– На кого же он все-таки похож?
– кинулась Ванда к Жан-Пьеру, и присев на корточки, развернула стушевавшегося паренька к себе лицом.
– Здесь и папа и мама.
– Готтлиб смутился не меньше, потому что увидел в лице Жан-Пьера, в его ладной, вытянувшейся фигурке своего друга, не только своего друга, того самого гимназиста Дани, но и самого себя, каким он мечтал быть в те далекие годы.
– Жан-Пьер у нас уже опытный натуралист - переловил всех бабочек на Ривьере. У него большая коллекция с полным описанием видов. В гимназии он возглавляет кружок старшеклассников, хотя сам еще только перешел во второй класс, - представил сына Дани.
– И к тому же - пишет стихи, - заговорщически добавила Сильвия.
– А нашего Криса знакомить не надо, через пять минут вы это поймете сами. Да где же он?
– хватилась Ванда, поймав сына уже на балконе при попытке перебраться через витой чугунный парапет.
– Вижу, мои гости в сборе!
– раздался голос незаметно появившегося Брауна.
– Если бы вы знали, как замечательно выглядите со стороны! Не хватает только звукового оформления. Ну, хотя бы этого...
– Остин нажал кнопку магнитофона.
– Специально подготовил к нашей встрече. Помните?
В полумраке просторного холла закружил, словно ища выход, старый венский вальс. Волна упруго-танцующих звуков, прокатив среди колонн, выплеснулась в распахнутые двери балкона, заливая вечерний сад. И вслед за ней к простору и синеве вышли люди.
От дома к затихшему внизу морю уступами спускался сказочный мир. Его щедрое цветение, не знающее ни бурь, ни серости дождевых облаков, благоухало, жужжало пчелиное суетой и нежилось под лазурными, без единого облачка, небосклоном. Воздух был плотным от ароматов, вселяющих уверенность в бескрылый полет. Казалось, стоит только распластаться на упругой воздушной струе - и плавно заскользишь, касаясь животом тюльпанного ковра, прямо в прохладную прозрачную воду...
А на дороже, среди олеандровых кустов у зеркальной глади причудливо изогнутого бассейна виднелись две фигуры - женщины и девочки, направлявшихся к дому. Женщина подняла голову, помахав издали рукой. Браун ей ответил и, повернувшсь к гостям сказал:
–
Моя жена и дочь.– Вот это да, Остин! И все втихаря!
– возмутился Дани.
– Мы считаем тебя угрюмым бобылем, сторонящемся женщин, а здесь - сразу целое семейство!
– У меня вообще, как вы уже заметили, есть слабость окружать себя тайной. Мне не следовало афишировать свое семейное положение - уж так сложились дела... К тому же, мы лишь недавно вернулись сюда и отнюдь не собирались прятаться, - объяснился Браун, тщетно пытаясь скрыть радость, звучавшую в голосе.
– Надеюсь, вам понравятся мои девочки.
– Издали они кажутся очаровательными, а дочка, кажется, похожа на тебя, - вглядывался, прищуриваясь Дани.
– Хотя я и не мастер оценивать женщин на таком расстоянии.
Все с любопытством разглядывали приближающихся, отметив, что светлую голову женщины и темную девочки венчают большие растрепанные венки.
"Господи! Она выбрала именно эти цветы! Высмотрела невзрачный тысячелистник во всем изобилии садовых цветов!" - уди
вился Остин, с гордостью глядя на появившуюся в дверях жену.
Гости затихли, уступив сцену взметнувшемуся в финальном крещендо вальсу и прибывшим хозяйкам.
Музыка затихла, а Готтлиб все улыбался, широко распахнув глаза: он досматривал сон, который, наконец-то, пришел к нему, даруя блаженство.
В сквозящем закатном золотом квадрате открытых настежь дверей, в потоках солнечного света, бьющего из-за спины, стояли Алиса и Тони, взавшись за руки, с букетами белых цветов, принесших аромат меда и полыни. Они смеялись чему-то и были невероятно похожи, как могут быть схожи только мать и дочь.
Девочка запнулась на пороге, окидывая взглядом
присутствующих. Ее лицо, раскрасневшееся от бега с сюрпризным сиянием в глубине прозрачно-родниковых глаз, было озарено тем особым светом резвящейся, распахнутой в предвкушении счастья души, который бывает только у детей за секунду до чуда. Нижняя губа, припухшая и влажная, прикушена двумя крупными зубами, смоляные упругие завитки падают на худенькие плечи из-под лохматого, съехавшего набок венка.
– Папа, мы поймали огромного жука! Такой красивый, блестящий!" радостно сообщила она, ринувшись через зал.
– Это тебе, па!
– Тони протянула жужжащую коробочку уже распахнувшему руки для объятий Остину.
16
...Поздно ночью, отыграв положенный ритуал праздничного общения с разговорами ни о чем и безобидными шутками, с осторожным кружением вокруг главного, старательно обходящим коварные бездны загадок, участники представления собрались на террасе.
Дети, обшарив весь остров, неоднократно перессорившись и помирившись, крепко спали, почесывая свежие царапины. В кустах заливались цикады, то настороженно затихая, то пускаясь во всю мощь. Над притихшими людьми, над затаившейся гладью моря и мерцающими горизонтом берега распахнулся звездно-бархатный купол.
Ну что же, господа присяжные заседатели, вечер, вернее, ночь ошеломляющих признаний прошу считать открытой...
– Остин опустился в любимую качалку и продолжил: - Странная вещь - юбилеи. Нет, не те придорожные столбики, которые отмечают жизненный "километраж". Есть в пространстве нашей жизни особые точки, когда без усилия и особого на то желания пробиваешь броню повседневного смысла, попадая в самую глубину. И не сказать определенно - что там, а дух захватывает - вот оно - Главное! Вот эти-то точки пересечения силовых линий судьбы и есть истинные юбилеи, хотя мы часто даже не подозреваем об этом.