Белая Бестия

Махно снова в одиночку выпил. На принесенную половым бутылку шотландского виски он даже не взглянул.

— Под Семёновкой, — повторил Нестор Иванович, — и не 12-го, а на 2 дня позже, 14-го. Для чего? А чтоб Деникин в замешательство пришел — срок назначенный вроде подошел, а махновцы ни туда ни сюда, начнет тасовать свои полки, а в движении какая оборона? Ха-ха. Тут-то я и стукну железным махновским кулаком.

Нестор Иванович ударил по столу, опрокинув на пол тарелку с овощами. Помидоры покатились по полу к стойке целовальника, один — к входной двери. Она тут же распахнулась.

В корчму влетела Галя Кузьменко. Лицо ее было красным, масляным, перекошенным.

— А-а, вот вы где, — зло сказала она. — Спрашиваю, где Нестор, а никто не знает.

— Не скандаль, Галя, — попросил захмелевшим голосом Махно. Анна заметила, что даже небольшая доза алкоголя делала его рыхлым, безвольным.

— Что же это ты, подруга, делаешь? Не успела Галя в сторону, так ты сразу свои прелести моему мужу подставляешь. Не стыдно?

— Нет, — спокойно ответила Анна. — Ну посмотри на себя — обвисшая, потрепанная, пропахшая водкой и кокаином. Я же молодая, стройная, красивая. Чего же мне стыдиться, когда мужик выбирает меня, а не старую развалюху.

— Что?! — взвыла, не вскричала Галя, полезла за пистолетом.

Анна ухмыльнулась:

— Что, без маузера не можешь доказать свое первенство?

Кузьменко, доставшая уже пистолет, отбросила его в сторону. Маузер попал прямо на стойку целовальника, разбив бутыль с самогоном. Владелец корчмы со страху присел, начал мелко креститься. К стенам прижались и половые.

— Не ссорьтесь, девочки, я всех вас люблю, — уже заплетающимся языкам сказал Махно и тяжело, горестно вздохнул. Налил себе еще.

А Галя засучила рукава, как заправский боец на кулаках, пошла на Анну. Когда Кузьменко к ней приблизилась, почти незаметно взмахнула рукой и Галя с открытым ртом начала оседать. Повалилась на пол, свернулась, держась за живот.

— Ты её убила, — спокойно сказал Нестор Иванович, грызя огурец.

— Зачем же я буду убивать твою супругу, Нестор, хоть не венчанную? Я тебе зла не желаю.

— Я тебе зла не желаю, — пьяно повторил Махно. — Запомню эти слова. Всё, устал я, пошли все прочь, никого ко мне кроме Гали не пускать.

Махно растянулся на лавке, подтянув под себя ноги. Анна наклонилась к Кузьменко, дала ей глотнуть воды, потом помогла подняться. Усадила на лавку.

— Извини, подруга, не хотела причинить тебе боль, — примирительно сказала она. — Не нужен мне твой Нестор, я другого люблю.

— Правда? — с трудом, все еще жадно глотая воздух, произнесла Галя. — Уходи из Ольшанки, прошу тебя. Беду ты нам принесешь. Хочешь, прям сейчас выведу?

— Уйду, не волнуйся. Завтра. После спектакля. Сама же организовывала. Всё готово?

— Всё. К 10 в магазине соберутся 9 человек якобы командиров подразделений. Из актеров.

— Значит так. Скажешь завтра Нестору, чтобы он дал вместе со мной уйти и Бекасову.

— Ротмистра своего любишь?

— Да.

На лице Гали появилась улыбка:

— Ладно. Эй, — позвала она целовальника. — Положи Нестора Ивановича на свою кровать.

— Слушаюсь, матушка, — поклонился тот.

Вместе с половыми он бережно перенес Батьку на диван в своей комнатенке на первом этаже, укрыл волчьей шубой. Вернулся в зал, чтобы получить еще какие указания от «матушки», но там уже никого не было.

11 сентября 1919 года, Елисаветградский уезд, Херсонская губерния, село Ольшанка.

Ровно в половине десятого на центральной площади села, возле церкви, как и было задумано, выступил с речью Нестор Махно. Он был свеж и румян, как всегда полон азарта и энергии.

«Товарищи! Главный на сегодня для нас враг — это генерал Деникин! — обращался он к крестьянам и съехавшимся командирам частей, с невысокой трибуны. Хоть и осуждал он большевистских комиссаров за популизм, бюрократизм и желание покрасоваться перед народом, но и сам был не чужд этим порокам. В Гуляйполе и теперь в Ольшанке велел сколотить себе небольшую трибунку, чтобы по причине своего небольшого роста быть выше, вызывать, по его словам, тем самым большее уважение людей. Далее он почти в точности повторил те слова, что накануне говорил Белоглазовой: «… Разбив белых, мы создадим свою анархическую республику — самую свободную, самую честную и самую богатую республику на свете. Большевики и прочие наши оппоненты будут нам завидовать и рано или поздно тоже придут к пониманию первостепенной важности анархизма для всего человечества».

Толпа аплодировала Махно, хлопала и Анна, рядом с которой стоял Лёва Задов. Он дышал на нее несвежим ртом, говорил: «Сейчас пойдете с Нестором в магазин. Постарайтесь сделать все как надо и тогда не пожалеете». «Постараюсь», — ответила Анна.

После окончания митинга из соседнего дома вышла группа из 9 человек. Одни в запорожских костюмах, другие в английских френчах. Направились на «совещание в штаб». Анне показалось одно лицо знакомым. Говорил же Задов, что это будут пленные белогвардейцы, решившие остаться у Махно.

Широко улыбающийся Батька подошел к Анне, крепко пожал ей руку:

— Гусары никогда не извиняются, но я всё же хотел бы принести вам свои извинения за вчерашнее, Анна Владимировна.

— Что вы, Нестор Иванович, все было в порядке. Мы даже еще крепче подружились с Галей.

— Вот как! Замечательно. Идемте, мне не терпится начать спектакль. Лева, уйди с глаз моих, не порть картину, — сказал он увязавшемуся следом Задову.

— Удачи! — пожелал на прощание Лева и пошел к церкви.

— Я знаю, что вы, Анна Владимировна, что-то задумали, и тем не менее, я иду с вами, доверяю вам.

— Спасибо за доверие, Нестор Иванович, я постараюсь не упасть в ваших глазах.

Возле магазина Овчинникова дымили зловонными самокрутками повстанцы. В массивных дверях сидел раскорячившись один из них. Видно, пьяный. При виде Батьки, товарищи его уволокли прочь.

— С сегодняшнего дня еще одного хмельного увижу, расстреляю и его, и командира взвода, — пригрозил Махно.

Сдал, как положено перед махновским Советом или совещанием оружие, в том числе и шашку. Откуда-то появившаяся Галя Кузьменко, прилюдно, под хохот повстанцев и их скабрезные замечания, обыскала с ног до головы Анну, кивнула: «Все в порядке». Кажется, на последок подмигнула.

Махно и Анна вошли внутрь магазина купца Овчинникова. В сенях было сумрачно. За ними сразу кто-то закрыл на засов дверь. Анна обернулась. Это был высокий мужчина в английском френче, какие раньше носили в Добровольческой армии дроздовцы. Без опознавательных знаков, разумеется. Белоглазова заметила, что повстанцы не гнушаются никакой формой одежды. В том числе и в этом проявлялась их свобода от общепринятых в других армиях принципов. Пригляделась и вдруг поняла, что знает этого человека. Его фамилия, кажется, Данилов, он был командиром её летучего кавалерийского отряда бригады генерала Маркова.