Белая дверь

Итак, Иван Семёнович Адов рожден в одна тысяча девятьсот пятьдесят первом году в селе Зимовье Новосибирской области. Затем семья переехала в Косихинский район Алтайского края, следом – на станцию Гордеево Троицкого района того же края. А уж потом ставший самостоятельным выпускник техникума Иван Семёнович Адов переехал в город Барнаул.

Зачем так подробно? Так ведь речь идет обо мне, а не поверить в мое реальное существование никак нельзя. Ибо все, что я рассказываю, – чистая правда! И вы просто не имеете права не поверить! Правда, права – всего-то одна буква!

Ну как еще доказать, что я – это я? Вот выпишите на бумажку все мои метрические данные, и вам в милиции все подтвердят. А то привыкли: автор просит сходство с теми-то и теми-то считать нечаянным, совпадения – случайными…

На мысли о том, что когда-то наша родовая фамилия на далеких жизненных перекрестках потеряла в своем начале букву «р», Галка помешала думать, закусила пододеяльник и тихо заскулила.

– Не пойду! Старый, облезлый!

«Дура! – вдруг пришла мне в голову мысль. – Нашел дуру!» Она поняла все в ту же минуту.

И через несколько мгновений я, утонув в необъятных звездных телесах, спал самым невинным сном из последней пятилетки своей сумасшедшей жизни. А соседи по замкнутому пространству хитрили всяк на свой манер. Как выяснилось впоследствии, модель с провинциального подиума перехитрила старичка.

Он работает большим человеком в Московской патриархии, не священником – просто большим человеком!

А моя фамилия, если читать задом наперед, – «вода»!

А этот маленький негодяй, придворный шут, этот, кто аккуратно распределяет меня на части между экзопсихикой и эндопсихикой, занят нынче, видите ли, чем-то третьим. Он, вероятно, думает, что станет делать со мной, когда последует полный расцвет могущества. Здесь читателю необходимо пояснить, о чем идет речь. У большинства ученых светил эндопсихика определяется как подструктура личности, которая выражает внутреннюю взаимозависимость психических элементов и функций, как бы внутренний механизм человеческой личности. Она определяется отношением человека к внешней среде, то есть ко всей сфере того, что противостоит личности, к чему личность может так или иначе относиться. Эндопсихика включает в себя такие черты, как восприимчивость, особенности памяти, мышления и воображения, способность к волевому усилию, импульсивность, а экзопсихика – систему отношений человека: интересы, склонности, идеалы, преобладающие чувства, сформировавшиеся знания. Понятно, что в основе одной – биологические факторы, а в основе другой – социальные.

Этот некто издавна следил за мной, вечный соглядатай, сначала по заданию, а потом по привычке. Задание кончилось, и его работа тоже. Он никак не мог с этим смириться, не может до сих пор. Он, очевидно, запутался сам и теперь путает меня. Во всяком случае, когда он пытается обработать меня, я далеко не всегда нахожу разницу между этими самыми психиками. Так или иначе, ему удалось меня разделить, и я до сих пор не пойму, кто там впоследствии поселился в Москве или, вернее, который? И кто кому это говорит?

– Я не знаю, чем могу тебе подмогнуть, когда ты находишься в Барнауле… Это совсем другая территория – по ментальности, по «дыму отечества». Недавно был в Новосибирске, и было мне в тот момент очень нелегко, и я готов был даже остаться там… ну, накатило что-то. Так мне одна мудрая дама и говорит: «Ты уже не сможешь здесь. Ты и раньше был “не местным”, а теперь и тем более…» И когда я вернулся в Москву, я шкурой понял: есть какой-то местный инстинкт душить инакомыслящих… Меня от этой веревки спасла сначала бандитская крыша, а потом федеральная служба. А потом было мое стремительное восхождение к народной любви, а потом – Газпром, Черномырдин… В общем, все четырнадцать лет я имел возможность не обращать внимания ни на кого. В нашей стране этот независимый фактор, к сожалению, может иметь лишь человек с мощной защитой свыше. Теперь у меня ее нет. Я теперь такой же, как все. Но здесь другие условия, другой город – мегаполис. Здесь нет такого увеличительного стекла, как в наших любимых провинциях.

Ах, это водитель мой и предводитель! Он, видите ли, не пропал и зовет не пропасть меня. То есть он-то пропал давным-давно, только не знает этого.

– Семёныч! – Телефон работает исправно. – Я тут обнаружил у тебя в каморке еще одну дверь – белую с серебром, богатая такая. Ее куда?

– На мой фальшбалкончик.

– Так там же натуральный дуб, новье!

– А ту – в комнату отдыха… или в туалет. В общем, куда хочешь. Конец связи.

Придумали же: современный мир стоит на кладбище великих идей (читай: старых идей)! Легко предположить, что завтрашний мир воссядет на нынешних, во всяком случае отчасти. Можно начинать смеяться…

Я уже говорил, что придумал этот город. Он-то наверняка считает, будто я его дитя. Как бы не так! Да! Но в какой кошмарной полудреме можно было сочинить это дурацкое полукружье вдоль Оби, которое закрыли бетоном, обнесли проволокой и наставили там кучу заводов с охранниками по периметру!.. Да сам же ты и придумал, Иван Семёнович! Войну надо было выигрывать, не до архитектурных красот. Где еще их размещать? Котельный, станкостроительный, Трансмаш… Твои родственники ведь тоже прибыли сюда с одним из заводов – голодные, больные, раздетые. Отогрелись, спаслись. А едва на ноги встали, как Родину пошли спасать, на эти самые заводы пошли. Мамка твоя по семь километров на работу и обратно каждый день вымахивала. А диагноз еще не сняли – цинга, дистрофия. На тех заводах тебе родители и штаны заработали, и хлеб с колбасой, и мандат на дальнейшее проживание на этом замечательном свете. Потом вас всех предали, тихонько увели людей с заводов (как в той сказке – под волшебную дудочку). Да вы и сами хороши! Бежите вот…

Заводы кончились, заборы остались, количество охранников увеличилось, а внутри периметра лепят пельмени из мясных отходов!

Я подхожу к проходной механического завода и думаю, что следующая война будет самая кровавая в истории человечества: пушки из маковых рулетов, снаряды из кулебяк, штруделей и патроны из пельменей.

– Мне необходимо пройти на территорию, – обращаюсь к охраннику у турникета. – Вы не могли бы некоторое время покачать коляску с моим внуком? Он спит и будет спать еще долго.

– Вы с ума сошли, мужчина, я же при исполнении, я в форме, я, я, я…

– Да успокойтесь Вы, пожалуйста, не нужен мне Ваш завод, что я, пельменей не видел? Да и внука у меня никакого нет. А детская коляска… Это я собирал по запчастям пулемет по чертежам из вашего КБ. Вот, получилось то, что получилось…

Я неспешно прошел вдоль бетонного забора и в дальнем углу наружного периметра заметил затянутую грязью и поросшую травой крышку люка. Поковыряв грязь на крышке, с трудом прочел вылитую на чугуне надпись: «Поставщик двора Его Императорского Величества». Где-то этот вензель мне уже попадался… Точно, вспомнил: я поставил его на лицевой части балкона рядом с квартирой Саши Родионова!

Утром видок у всех был еще тот. За исключением Галки – испытанного бойца. Мы и вправду поехали покупать машину. Кто помнит, тот знает. Семьдесят третий год. За машинами трудящиеся люди стоят в очередях по двадцать лет, отмечаясь ночами на тайных сходках. Выбывший из очереди по смерти или другой какой уважительной причине вызывал бурю восторга. В Москве существовала какая-то дурацкая система открыток. Некое ведомство отслеживало твою очередь и оповещало о подходе ее с помощью почтовых карточек. Хороший бизнес! Ивану Павловичу принесли открытку на дом в назначенное время за деньги, равные цене машины.

В общем, в то же утро мы оказались в кабине замечательной «копейки», весь день гоняли на ней по Москве и, что самое удивительное, не совершили ни одной аварии. Иван Павлович не уступал руль никому, даже космонавту в штатском, сопровождавшему нас все время. Притом надо отметить, что сам хозяин авто, по его словам, садился за руль лет тридцать назад. Но как он знал Москву! Мы заезжали в маленькие глухие дворики, и Иван Павлович рассказывал, рассказывал…

– Сломают, – безнадежно махнул он рукой, и мне это тогда показалось верхом безумия.