Белая дыра
Шрифт:
— Крысатулечка моя, соскучилась по маме, соскучилась. Никто нас не любит, никому мы не нужны. Где же ты бегала, непоседа? У мамы все сердце изболелось, мама весь лес объехала, вся искричалась.
Крысобака, суетливо демонстрируя преданность, лизала полные руки вдовы узким, как у ящерицы, языком. Она изнывала от невысказанной любви. Время от времени тварь поводила острым носом в сторону Прокла. По всему было видно — запах незнакомца ей не нравился, но чудовищная любовь к хозяйке глушила все остальные эмоции. В свою очередь, Прокл нечеловеческим усилием воли сдерживал желание пнуть отвратительное существо.
— Это
— Это собачка наша, шалунья, — все тем же сюсюкающим голосом, с каким взрослые говорят с детьми, ответила вдова.
Она не могла наиграться со своей любимицей.
— Странная порода, — в замешательстве промолвил Прокл. — Откуда она у вас?
Разителен и притягателен был контраст красивой женщины с этой безобразной тварью.
Между тем крысобака перевернулась на спину, подставляя для ласк розовое, просвечивающее сквозь редкие пепельные волоски брюхо. Она попискивала от наслаждения и шуршала хвостом по земле.
— А нас порода не интересует. Не за породу любят. Беспородные мы. А откуда мы — и сами не знаем. Какая разница. Подкидыши мы.
— А не боитесь — без цепи?
— Чего бояться? От нас не убежишь, — сказала женщина, посмотрев через плечо на Прокла. — Зачем бежать, коли тебя любят?
Нагнулась над своим сокровищем еще ниже и пухлыми, нежными губами сочно чмокнула во влажный нос крысобаку.
Настроив металлоискатель на золото, Прокл, сделавши чрезвычайно серьезное лицо, медленно ходил из конца в конец огорода, захватывая полосу шириной в три грядки. В наушниках звучала волнующая музыка недр, полная тайны и предчувствия. Музыка земли, неслышная для других. Весь мир, вероятно, пронизан музыкой. Любое растение и любое существо. Вот эта полынь и эта женщина со странным именем Ива. И даже отвратительная Крыся, вынюхивающая молодые кусты картофеля, будто пародируя Прокла. Но нет музыки волнующее, чем музыка золота. Пронзительная и вибрирующая, как стрела, она всегда попадает в самое сердце, и человек на долю секунды теряет сознание.
Прокл рухнул на колени и вонзил пятерню в рыхлую землю. Выдрав ком чернозема, он растер его дрожащими пальцами. Сердце трепыхнулось голубиным крылом и замерло. Так оно замирает от любви и неожиданной халявы: на ладони сверкало кольцо.
— Оно? — спросил Прокл голосом, полным сияния золота.
Женщина осторожно взяла находку двумя пальцами. Подышав на нее, отерла о рукав.
— Должно быть, бабушка обронила, — ответила она, с сомнением разглядывая кольцо. — Рассеянная она была у нас. Что ни найдет, то и посеет. Старинная вещь.
Удивился Прокл, но ничего не сказал. Пошел дальше обшаривать огород.
Второе кольцо обрадовало вдову сильнее.
— Мамино, — заверила она Прокла. — Папа с войны привез. Трофейное. Уж так она убивалась, когда потеряла.
— Еще бы не убиваться, — согласился Прокл, — ценная вещь.
Третье кольцо нашлось в самом конце огорода, между подсолнухами, едва ли не под плетнем. В таком месте, что можно было бы и мимо пройти. Ему вдова обрадовалась больше прежних. Надела на палец и долго вращала кистью, любуясь солнечными зайчиками. Но когда Прокл выключил металлоискатель, женщина сильно удивилась:
— А что же вы дальше не ищете?
— У вас еще были
замужние родственницы, — догадался Прокл.— Нет. Но я три раза была замужем.
— И что же — все три кольца в огороде посеяли?
— Одно-то я в колодце утопила, — уточнила Ива.
Отыскалось и второе кольцо вдовы. Однако Прокл не поверил, что золота на огороде больше нет, и добросовестно обшарил его весь. Даже два камня у колодца на всякий случай перевернул. К его удивлению колец ему более не встретилось.
— Может быть, заодно из колодца достать? — не остыв от азарта, вызвался он.
Понравилось золото, как грибы, собирать. Эх, доберется он до Неждановки!
— Как бы воду не запоганить, — засомневалась женщина, — вода уж у нас больно чистая.
— Чистый колодец не запоганишь, — успокоил ее Прокл. — Очистится. Вы меня на журавле спустите, а уж я дно обшарю и воды не замучу.
Осмотрела его вдова теплым, жалеющим взглядом и засомневалась:
— А жердь не обломится?
— Да вы не смотрите, что я с виду плотный. Во мне и семидесяти килограмм не наберется, — успокоил ее Прокл. — Хорошо бы только сапоги найти. Желательно — болотные, охотничьи.
— Чего-чего, а этого добра хватает, — опечалилась вдова, — три ружья, три резиновых лодки, три спиннинга, сапог всяких не пересчитать, три безопасные бритвы, — и пошла к дому, утирая слезу.
У дверей обернулась:
— Размер-то у вас какой?
— Сорок третий, — приврал на размер для солидности Прокл.
На что женщина с гордостью и тихой ностальгией ответила:
— Меньше сорок пятого, пожалуй, и нет.
Жердь не обломилась, выдержала. А вот цепь оборвалась. С тоненьким, нежным звуком лопнуло самое первое от рычага звено.
Шлепнулся Прокл с шестиметровой высоты в ледяную воду с силой взрыва, и долго еще падающая цепь колотила его по макушке, вызванивая знакомую мелодию.
— Ах, горе-то какое, — заголосила вдова, — сгубила я соколика ясного, залетного…
Приятно, когда красивая женщина называет тебя соколиком. Мокрый Прокл молчал, наслаждаясь причитаниями, желая послушать о себе еще что-нибудь в этом духе. Однако поэтическое оплакивание длилось недолго. Склонившись над срубом колодца, женщина перешла на прозу.
— Живой ли, торопыга? — спросила она гулко.
— А что со мной сделается? — ответил Прокл бодро, но с долей сомнения, на всякий случай ощупывая себя в поисках ссадин, ушибов, вывихов и переломов. Не обнаружив травм, угрожающих жизни, он принялся обшаривать дно, холодное, как лед.
— Однако глубокий у вас колодец, — сказал он то ли с одобрением, то ли с осуждением.
— Первый муж рыл, Теодор, — гулко вздохнула наверху вдова, — аккуратный был человек, хозяйственный.
— А цепь кто привязывал? — перебил ее Прокл.
— Кажется, Исмаил, — ответила вдова, подумав. — А может быть, и вру. Может быть, Федор. Как же мне теперь вас оттуда вычерпать? Пропади пропадом это золото!
— Поищите какую-нибудь веревку.
Из колодца было слышно, как загудела земля под ногами вдовы, бегущей к дому.
Кольцо Прокл нащупал быстро. Но, помня об удивительной рассеянности женщин этого дома, тщательно обследовал все дно. Однако ничего, кроме трубки, двух тарелок, нескольких ключей, ковша, вилки, портсигара и карманных часов, не нашел.