Белая как молоко, красная как кровь

Когда через две минуты приоткрываю глаза и поворачиваюсь к Сильвии, вижу, что и она смотрит на меня. Притворяюсь, будто рассердился, смотрю на дисплей и говорю, что осталось ещё три минуты.

— Что ты видел? — спрашивает она.

— Небо.

— И какое оно?

— Голубое…

Как твои глаза, хотелось бы сказать, но не получилось.

Словно поняв, Сильвия улыбается светло, безоблачно.

— А ты?

— Все краски.

— Сразу все?

— Я видела Арлекина… это был ты.

— Спасибо… очень мило, — произношу я сухо.

Я думал о небе, о чём ещё могут думать романтики, небо всегда небо. А с закрытыми глазами я показался ей, наверное, смешным, как карнавальная маска.

Сильвия смеётся, потом делается серьёзной и, не отводя взгляда, говорит:

— Арлекино — мальчик из бедной семьи. Однажды он вернулся домой очень печальный, и мама спросила, что случилось. Завтра начнётся карнавал, и у всех будут новые костюмы, а ему нечего надеть. Мама обняла его, успокоила и уложила спать. Она была портнихой и потому взяла свою корзинку с обрезками тканей, оставшихся от разных одежд, и всю ночь сшивала их. Наутро у Арлекино оказался самый красивый и необыкновенный костюм. Все вокруг удивлялись и спрашивали, где он купил его, но он не выдал секрет мамы, которая всю ночь сшивала разноцветные лоскутки — белые, красные, синие, жёлтые, зелёные, оранжевые, фиолетовые, — и понял, что он не нищий, потому что мама любит его больше, чем другие мамы любят своих детей, и костюм этот — тому доказательство.

Сильвия, помолчав, добавляет:

— Леонардо, ты самый прекрасный из всех, потому что сумел испытать любовь и одарить ею, не отступил. И носишь на себе приметы этого.

— Это ты такая, Сильвия.

По-прежнему молча смотрю в голубое небо; Сильвия склонила голову мне на плечо и сплела свои пальцы с моими, словно сложила чудесную картинку из пазлов. Мне кажется, я вижу, как моя кожа покрывается тысячами разноцветных кусочков.

В сущности, жизнь только и делает, что кроит тебе красочный костюм ценой множества бессонных ночей — ночей, оставшихся от других жизней, сшитых вместе.

Именно тогда, когда нам кажется, что мы бедны, жизнь, словно мать, шьёт нам самое прекрасное одеяние.

Первый день учебного года. Просыпаюсь на сорок минут раньше. Не потому, что сегодня первый день занятий, а потому, что хочу заехать за Сильвией. Лечу стрелой на моём новом мопеде (реинкарнация предыдущего, только с тормозами), сентябрьский воздух напоён голубизной, как голубой талисман, что висит у меня на шее. Проношусь между машин подобно Серебряному сёрферу [44] .

44

Серебряный сёрфер — персонаж компьютерной игры «Тайный город».

Смеюсь над всем и всеми, даже над дремлющими регулировщиками уличного движения и красными светофорами, которые напрасно пытаются остановить мой полёт. Когда приезжаю, меня уже ждёт Сильвия. Она уж точно никогда не опаздывает, не то что я. Садится сзади меня на сиденье мопеда. И я чувствую, как её руки обнимают меня за талию. Моя жизнь теперь в её руках [45] .

Мне не страшно, как прежде. Ну, хотя бы потому, что теперь у меня есть тормоза. Мопед превратился в белого коня, и он не скачет, а летит над асфальтом. Я жив! Смотрю на небо, и мне кажется, что луна, ещё светлая, — это улыбка бога… Сравнить разве с цепким взглядом Ника, который догоняет меня и снова предлагает устроить гонку. Не могу отказаться. Но уступаю ему победу, потому что со мной Сильвия. А улыбки, которыми мы с Ником затем обмениваемся — это всё равно что самое горячее рукопожатие, самое крепкое объятие. С мужчинами всегда всё проще.

45

Непереводимая игра слов: по-итальянски «талия» и «жизнь» — одно слово: vita.

Первый день занятий. Когда сидишь рядом с Сильвией, даже уроки кажутся короткими, чудесными, полными жизни. Как будто Вселенной сделали в последний момент переливание крови, которое требовалось, чтобы она вернулась к жизни.

Сегодня начну писать. Нужно записать всё, что произошло, чтобы потом вспомнить. Не знаю, смогу ли, но на этот раз хочу попытаться. Наверное, лучше писать карандашом. Нет, лучше ручкой. С красной пастой. Красной как кровь. Красной, как любовь. Буду писать красным по чистым, нелинованным страницам жизни. Думаю, единственное, что стоит помнить, — рассказанное кровью. Кровь не совершает ошибок, и ни один учитель ничего не сможет исправить, как обычно, своей красной ручкой.

Эти белые, нелинованные страницы не пугают меня, и я обязан этим Беатриче. Это она — белая как молоко, красная как кровь.

Смотрю в голубые глаза Сильвии и погружаюсь в это море, но не тону в нём. На дне его неизменно царит покой, даже если на поверхности буря. И пока это море укачивает меня, улыбаюсь счастливейшей из улыбок, которая без лишних слов объясняет: когда действительно начинаешь жить, когда жизнь наполняется ярким чувством, каждый день становится первым, каждый — начало новой жизни.

Даже если это первый день учебного года.

Дорогой Лео,

возвращаю рукопись. Я прочитал её не отрываясь, за ночь, и она напомнила мне историю о знаменитом греческом генерале, который всего с шестьюстами воинами оказался на горе Парнас в окружении огромнойвражеской армии. Поражение казалось очевидным, но предсказателю его маленького войска пришла в голову хорошая мысль: он предложил осыпать мелом воинов и их оружие.

И тогда это войско из солдат, похожих на призраков, напало ночью на врагов и принялось убивать всех, кто не был осыпан мелом. Часовые огромной армии противника, едва завидев белых солдат, перепугались. Вообразив какое-то странное чудо, они закричали и бросились наутёк, преследуемые солдатами «призрачной» армии, которые при лунном свете казались восставшими мертвецами. Противника сломил ужас, так что в конце концов немногочисленное войско генерала оказалось победителем на поле боя, где лежали четыре тысячи окровавленных трупов. Кровь оказалась и на оружии, и на белой коже солдат «призрачной» армии, и при дневном свете из-за сочетания красного и белого они выглядели ещё страшнее.

Лео, мы иногда боимся врагов, которые на самом деле намного слабее, чем кажется. Только их белый цвет в ночи делает их страшными и загадочными. Настоящий враг — не осыпанные мелом солдаты, а страх.

И тут нужен белый цвет.

Как нужен и красный.

Наверное, ты не знаешь, что в результате недавних исследований антропологи пришли к выводу, что в большинстве культур для обозначения цвета использовались только два понятия: «светлый» и «тёмный». Когда же языки развились, почти во всех случаях третьим цветом оказался красный. Названия других цветов появились значительно позднее, после того, как слово «красный»вошло в обиход и стало привычным, причём его нередко связывали прежде всего с цветом крови.

Учёные подтверждают то, что ты открыл на собственном опыте. Культуры, цивилизации десятилетиями шли к тому, что ты открыл за один учебный год. Спасибо, что поделилсясо мнойсвоим открытием.

Я ограничился лишь тем, что дополнил кое-что там, где тыговоришь обо мне, и поправил кое-где сослагательное наклонение, но больше ничего не менял в твоём тексте. Этобыло бы всё равно что коснуться твоей жизни, а она пусть останется нетронутой.