Белая львица

Валландер понимал, что готов принести жертву. Себя самого. Ведь полиция вряд ли сумеет взять Коноваленко так, чтобы при этом не пострадали другие полицейские, не дай бог еще и убьют кого-нибудь. Поэтому он возьмет его сам. От этой мысли ему стало страшно. Но он чувствовал: иначе нельзя. Он обязан выполнить свою задачу, независимо от последствий.

Валландер попытался представить себе, о чем думает Коноваленко. Ведь Коноваленко наверняка небезразлично его существование. Даже не считая его достойным противником, Коноваленко определенно видит в нем одного из тех полицейских, которые действуют на свой страх и риск и в случае необходимости без колебаний применяют оружие. Так или иначе, он наверняка чувствует известное уважение, даже отдавая себе в глубине души отчет, что сама эта предпосылка неправильна. Как полицейский Валландер никогда не рисковал понапрасну. Был осторожен и боязлив. Первобытные реакции неизменно свидетельствовали о том, что он находится в отчаянном положении. Но Коноваленко может сколько угодно тешиться превратным представлением обо мне, думал он.

Еще он попробовал прикинуть, каковы планы Коноваленко. Ведь этот человек вернулся в Сконе и сумел-таки убить Виктора Мабашу. Валландеру не верилось, что действовал он на свой страх и риск. Тогда с ним был Рыков. Но как ему удалось скрыться без посторонней помощи? Наверняка поблизости была жена Рыкова, Таня, а может, и другие, неизвестные пособники. Раньше они снимали дом на чужое имя. Вероятно, и сейчас прячутся в какой-нибудь уединенной усадьбе.

Когда Валландер мысленно пришел к этому выводу, он понял, что есть один важный вопрос, который пока остался без ответа.

Виктор Мабаша мертв, думал он. Что же теперь будет с покушением, вокруг которого разыгрались здешние события? Что будет с подпольной организацией, которая управляет всем этим, в том числе и самим Коноваленко? Они что же, отменят операцию? Или эти безликие люди продолжат путь к своей цели?

Он выпил кофе и решил, что выход у него только один. Сделать так, чтобы Коноваленко вправду разыскал его. Ведь устраивая налет на квартиру, они искали и его тоже. Не случайно последние слова Виктора Мабаши были, что он не знает, где Валландер. Коноваленко хотел узнать именно об этом.

В передней послышались шаги. Вошел Стен Виден, в грязном комбинезоне и перепачканных глиной резиновых сапогах:

– На ипподроме Егерсру нынче соревнования. Поедешь с нами?

На мгновение Валландер заколебался. Так хочется отвлечься.

– Дымка тоже участвует?
– спросил он.

– Участвует и победит, - ответил Стен Виден.
– Но я сомневаюсь, что ее всерьез сочтут фаворитом. Поэтому можно выиграть кой-какие денежки.

– А почему ты так уверен, что она лучше всех?

– Характер у Дымки, конечно, неровный. Но сегодня ей, по-моему, охота посоревноваться. Места себе не находит в деннике. Чувствует, что дело серьезное. Так что препятствовать ни к чему. Будут еще лошади из Норвегии, о них я мало что знаю. Думаю, она и их обойдет.

– А кто, собственно, ее владелец?
– спросил Валландер.

– Бизнесмен один, по фамилии Мурелль.

Валландер встрепенулся. Эту фамилию он слышал совсем недавно, только не мог вспомнить, в какой связи.

– Стокгольмец?

– Нет, он из Сконе. В Мальмё живет.

И тут Валландер вспомнил. Петер Ханссон, водяные колонки. Скупщик краденого по имени Мурелль.

– А чем этот Мурелль занимается?

– По-моему, какими-то темными делишками. Земля слухом полнится. Но платит вовремя. А я не вникаю, откуда у него деньги.

Валландер больше не стал расспрашивать.

– Пожалуй, я все-таки не поеду, - сказал он.

– Продукты Ульрика купила, - сказал Виден.
– Мы выезжаем с лошадьми через час-другой. Думаю, ты тут сам справишься.

– А «дуэт»? Он останется тут?

– Если хочешь, можешь его взять. Только заправь бак. Я вечно забываю.

Валландер смотрел, как лошадей погрузили на большие грузовики и увезли. Немного погодя он тоже уехал из усадьбы. В Истаде рискнул заглянуть на Мариягатан. Полный разгром. В наружной стене, на том месте, где было окно, зияет дыра, окруженная обломками кирпича. Он задержался там буквально на минуту и двинулся дальше, прочь из города. Проезжая мимо полигона, заметил далеко на поле полицейскую машину. Туман исчез, и расстояния казались куда меньше, чем ему запомнилось. Он направился дальше и свернул к косебергской гавани, прекрасно понимая, что его могут опознать. Впрочем, фотография в газетах была не очень-то похожая. Главное - не встретить знакомых. Он зашел в телефон-автомат, позвонил отцу. Как и надеялся, ответила дочь.

– Где ты?
– спросила она.
– Что ты делаешь?

– Слушай меня внимательно. Ты там одна?

– Конечно. Дед рисует.

– Больше никого нет?

– Я же сказала, что нет!

– Полиция не выставила охрану? Припаркованных автомобилей на дороге нет?

– Нильсоновский трактор на поле стоит.

– И все?

– Никого здесь нет, папа. Хватит этих расспросов.

– Я скоро приеду. Но деду ни слова.

– Ты видел, что пишут газеты?

– После поговорим.

Валландер повесил трубку и порадовался, что газетчики до сих пор не докопались, что Рыкова застрелил именно он. Даже если полиция это знает, там будут молчать, пока Валландер не вернется. После стольких лет службы он был в этом уверен.

Из Косеберги Валландер поехал прямо к отцу. Припарковал машину возле магистрального шоссе, а дальше пошел пешком, здесь его так и так никто не увидит.

Дочь ждала на крыльце. Когда они вошли в дом, она крепко обняла Валландера. Так они и стояли, молча. О чем Линда думала, он не знал. Но это лишь подтверждало, что они снова близки друг другу и слова совсем не нужны.

Они устроились на кухне за столом.

– Дед еще не скоро придет, - сказала Линда.
– Я достаточно постигла его трудовую мораль.

– Или упрямство.

Оба расхохотались.

Но Валландер тотчас опять посерьезнел. Не торопясь, рассказал ей, что произошло и почему он решил сыграть роль разыскиваемого, полупомешанного полицейского в бегах.

– А чего, собственно, ты этим добьешься? В одиночку?

Он не мог понять, чего в ее вопросе было больше - страха или недоверия.

– Я хочу выманить его. Хотя прекрасно понимаю, что в одиночку мне его не одолеть. Но чтобы покончить со всем этим, первый шаг я должен сделать сам, один.

Она быстро, словно в знак протеста, сменила тему:

– Он очень страдал? Виктор Мабаша.

– Нет, - ответил Валландер.
– Все произошло мгновенно. Наверно, он даже не понял, что умирает.

– Что с ним теперь будет?

– Не знаю. Вероятно, отправят на вскрытие. Кроме того, остается открытым вопрос: где родственники захотят его похоронить - здесь или в ЮАР? Если он вообще оттуда.