Белка в колесе фортуны (Призрак фокусника)

Некоторое время змеи не давали о себе знать, и шум немного затих, тем более что Булат Мулатов нашел новую сенсацию – маньяка, который охотился исключительно на начальников жилконтор.

И вот теперь случилось новое «змеиное дело»!

Понятно, что Кузьма Остапович Хохленко был настроен чрезвычайно серьезно и потребовал от своих подчиненных быстрой и эффективной работы.

И вот четвертый случай – человек погиб, а в машине-то была змея! От такого у кого хочешь настроение испортится.

Уже на выходе Гудронов хлопнул себя по лбу:

– Погоди, Питиримыч, сейчас же Любочка придет!

Капитан Ананасов так обрадовался, что даже простил Гудронову упоминание своего ненавистного отчества. Далее капитаны действовали быстро и синхронно. Хитро улыбаясь, они наскоро прибрались в своем крошечном кабинетике, убрали в сейф папки, Гудронов сбрызнул волосы несвежей водой из графина и расчесал их на косой пробор, Ананасов же, напротив, взлохматил волосы и сел за свой стол, мрачно уставившись в одну точку.

Через минуту раздался деликатный стук в дверь, и на пороге появилась огромная девица квадратного телосложения, с толстыми руками и ногами. На девице было платье-балахон маскировочного бурого цвета, а обувь походила не на туфли или ботинки, а на лыжи охотника-эвенка – широкие, кожаные. Черные волосы у девицы вились буйными африканскими кудрями из-под красной ленточки, нос занимал на лице больше всего места, губы были выпячены, как у негра, но темные коровьи глаза смотрели доверчиво и грустно.

Девицу звали Любочкой, и вот уже два месяца она занимала должность секретарши полковника Хохленко. Приехала она из далекой провинции, приходилась полковнику дальней родней и являлась круглой сиротой. Полковник принял в ней участие: пожалел и взял к себе секретарем. Любочка была глуповата и ужасно доверчива, а учитывая ее внешние данные и полное неумение вообще что-либо делать правильно, вряд ли нашелся бы человек, который взял бы на работу это чудо.

Все сочувствовали Хохленко (родная кровь ведь не водица), тем более что Любочка оказалась совершенно безобидной и охотно выполняла мелкие несложные поручения.

– Здравствуйте, товарищи! – сказала Любочка печальным басом.

Ей никто не ответил. Капитан Гудронов что-то писал в толстой амбарной книге, насупив брови, капитан Ананасов по-прежнему пялился в стену и шевелил губами.

– Я… вот, принесла… – Любочка стеснительно протопала к столу Гудронова и положила перед ним пачку снимков.

– А-а, это вы, Любовь Сергеевна. – Гудронов оторвался от своей писанины. – Простите, заработался совсем, не заметил…

Любочка пододвинула к нему фотографии, но Гудронов не обратил на них внимания и продолжил разговор:

– Да, вот так работаешь, надрываешься, жизнь и здоровье кладешь на алтарь непримиримой борьбы с российской преступностью, а что получаешь взамен?

– Премию, наверное… – неуверенно ответила Любочка.

– Ох, Любовь Сергеевна, да разве в деньгах дело! – пылко вскричал Гудронов. – Уж вы-то прекрасно знаете, что мы, работники милиции, трудимся за идею. И деньги нас совершенно не интересуют!

В этом месте капитан Ананасов не выдержал и выдал звук, который издает резиновый пищащий шарик, когда он сдувается. Гудронов споткнулся на полуслове, но Любочка, кажется, ничего не заметила: она слушала Гудронова очень внимательно, даже рот приоткрыла.

– Присаживайтесь! – сухо бросил Гудронов, так как устал задирать голову, глядя на рослую Любочку.

Она осторожно села на стул.

– За двоих ведь я работаю теперь, Любовь Сергеевна, – скорбно продолжал Гудронов, решив перейти ближе к делу, потому что время поджимало, а Хохленко велел им обоим поторопиться. – Ананасов-то, считайте, из игры выбыл!

– Он заболел? – Любочка с опаской покосилась на капитана Ананасова, который, чтобы не рассмеяться, строил стенке страшные рожи.

– Это как посмотреть, – вздохнул речистый Гудронов, – кое-кто, конечно, может считать это болезнью, однако бюллетень почему-то наша медсанчасть не дает!

Любочка в ответ поморгала глазами и спросила, что же такое случилось с капитаном Ананасовым?

– А вы не догадываетесь? – с чувством спросил Гудронов. – А надо бы повнимательнее к людям быть, Любовь Сергеевна, все-таки не в скобяной лавочке работаете, а в органах российской полиции! Страдает наш Ананасов от вашего невнимания и своей неразделенной любви!

В этом месте капитан Ананасов, чтобы удержаться от припадка хохота, скроил стене особенно страшную рожу.

– Ой! – Любочка хотела было пискнуть, но ее голосовые связки выдали рык потревоженной в берлоге медведицы.

– Да-да, Любовь Сергеевна! – гремел Гудронов. – И нечего ойкать и делать, понимаете ли, удивленные глаза! Не вы ли третьего дня в буфете сказали, что он – несерьезный человек и нарочно облили его абрикосовым компотом?

– Я не нарочно, – горестно пробасила Любочка, – и про несерьезного человека тоже… Я не хотела его обидеть…

– А человек страдает! – припечатал Гудронов. – И общее дело, между прочим, тоже! Потому что я не железный и надвое разорваться не могу!

Тут он немного помедлил, несколько удивленный нелогичностью собственной фразы. Ананасов уронил голову на стол и затрясся от беззвучного хохота.

Из грустных коровьих глаз Любочки полились самые настоящие слезы.

– Любочка! – тут же усовестился Гудронов. – Не надо так расстраиваться. Капитан Ананасов – не красна девица, он и не такие перегрузки выдерживал! Переживет он ваше невнимание!

Тут уж Ананасов заржал в голос.

– Вы все шутите, – грустно сказала Любочка, – меня Кузьма Остапович предупреждал…

– Кому шутки, а кому – серьезно! – не сдавался Гудронов. – Но вы, Любовь Сергеевна, не переживайте и, главное, – Кузьме Остапычу про это не говорите!

Тут он ловким движением выудил из ящика конфету «Красная Шапочка». Любочка просияла, как ребенок, и развернула конфету – с опаской, ожидая, что в руках у нее окажется пустой фантик. Однако бравые капитаны до такого свинства все же не дошли. Любочка засунула конфету в рот – целиком – и ушла, успокоенная.